Офицеры прибыли в назначенное время. Чернек Озеров поприветствовал всех вошедших. Они ответили ему взаимностью. Лишь Онагост, воевода Храмовой дружины Агуна и Кесы, специально задержавшись, вошёл последним. Он тоже вежливо поприветствовал владыку Суломатья, но спросил:
— Скажите, князь, почему военные советы мы всегда проводим именно в Вашем шатре?
— А почему нет, воевода? Ведь именно мне Совет ратных начальников доверил общее руководство битвой.
— Совершенно верно, князь. Но ведь мы все равны, не так ли? Значит каждый из нас вполне может предоставить свой шатёр для обсуждения планов. Поочерёдно. А то получается так, что все мы раз за разом ходим именно к Вам.
— То есть Вы предлагаете нам всем бросить жребий и ходить по лагерю в то самое время, как напротив нас стоит войско Всеслава Строгова? — Чернек указал рукой туда, где в противоположном конце поля обустраивали свой стан державные ратники.
— Нет, ну не обязательно…
— Воевода, — Чернек Озеров грубо перебил собеседника, — Вам нечем заняться, кроме как тешить свою гордость накануне решающей битвы?
— Я вовсе не…
— Ну хватит, — Хотен Юрьев, некоторое время с интересом наблюдавший за неожиданно возникшей перепалкой, наконец решил вмешаться. — К чему нам путать самих себя бесконечными переходами из шатра в шатёр? К чему зазря заставлять походных слуг таскать карты? Перед сражением, нужно думать о битве!
— Совершенно правильно. Ефим, — Чернек обратился к воеводе Храмовой дружины Юма и Живы, — Ты выполнил мою просьбу, договорился с Всеславом о времени начала битвы?
— Да, князь. Всеслав Строгов предлагает нам начать сражение завтра, в девять часов утра.
— Ну что же, — задумчиво протянул Чернек Озеров, обводя взглядом собравшихся, — я думаю мы примем предложение державного князя.
Возражений не последовало.
— И каков будет план битвы, князь? — неожиданно спросил Юрий, воевода Храмовой дружины Аурина и Зары.
— Прежде чем строить замысел, нужно хотя бы примерно представлять, как будет биться твой враг, — ответил ему Хотен Юрьев.
— Пусть почтенные воеводы храмовых дружин нам это поведают, — вставил Чернек, раздражённых наглостью храмовых предводителей.
— Мы ведём слишком малые силы, чтобы отвечать за всё сражение, — ко всеобщему удивлению сказал Онагост, отдавая тем самым главенство над битвой именно князьям.
«Давно бы так», — раздражённо подумал Чернек и едва не выругался вслух. Хотен Юрьев уселся на скамье за столом. Его примеру последовали остальные. Владыка Белошумья звякнул висящим в дорогих ножнах мечом, поправив перевязь левой рукой, и заговорил.
— Я считаю, что державное войско построится обычным манером. Железный центр, по краям от него поместные воины племенных союзов и конница на флангах. Как ты думаешь, Чернек, — Хотен Юрьев демонстративно проигнорировал присутствующих на совете храмовых воевод, показывая им их настоящее положение, — я прав насчёт врага?
— Согласен с тобой. Вряд ли Всеслав станет мудрствовать и чудить. Я тоже ставлю на обычное построение врага. Возможно лишь, что против нашего правого крыла будет собрано чуть больше сил.
— С учётом того, что у державного войска больше конницы, — продолжал Хотен Юрьев, — уверен, что Всеслав именно её использует как главную ударную силу. А его пехота будет просто держать фронт.
— Каковы Ваши предложения, князь? — спросил Ефим из храма Юма и Живы.
— Я считаю, что наша конница должна будет сдерживать врага. А главный удар мы нанесём своей пехотой. Проломим державному князю лоб!
— Подожди, Хотен, — вмешался Чернек Озеров, — здесь ты не прав.
— Ты только что меня поддержал!
— Насчёт планов врага, безусловно. Но главный удар мы тоже должны нанести конницей.
— С учётом превосходства противника?
— Именно с ним! Мы должны будем нанести решающий удар именно конницей.
— Ты не прав, Чернек.
— Нет, это ты не прав. Я думаю…
— Постойте! — громко прервал разошедшихся князей Онагост из храма Агуна и Кесы. — Почтенные предельные владыки, я прошу вас не начинать перепалку. К чему нам шуметь? Давайте выскажемся поочерёдно. Раз первым заговорил досточтимый князь Юрьев, то пусть он и изложит нам свой план битвы. Потом выскажется князь Озеров. А потом скажем своё слово мы, храмовые воеводы.
— Согласен, — поддержал Онагоста Хотен Юрьев.
«Надо же, храмовые воеводы могут и дело сказать, а не только щёки надувать и кичиться своей важностью», — подумал Чернек Озеров.
— Я тоже согласен. Продолжай, князь, — сказал владыка Старогулья.
— Спасибо. Так вот мой замысел: конницу поставим на флангах, для прикрытия. А главный удар нанесёт наша пехота. При этом храмовую конницу распределим по флангам, а храмовую пехоту оставим в резерве, — при этих словах ропот прошёл среди воевод, но вслух возражать никто не стал. — Собственно, это всё. Теперь говори ты, Чернек.
— Мой замысел построен чуть иначе. Я предлагаю всю имеющуюся у нас конницу, в том числе и храмовую, собрать в один кулак на левом фланге. Да, у державников больше конных воинов, но не намного. Поэтому мы, если будем действовать быстро и решительно, сможем смять их и ударить в затылок. Против нашего правого крыла, как я думаю, Всеслав может бросить крупную пешую и конную силу. Поэтому, мы должны усилить его пехотой.
— Итак, у нас неразрешимая проблема, — сказал Хотен Юрьев.
— Ну… Почему же неразрешимая? — спросил воевода храма Сияя и Кипины. — Князь Озеров хочет бить конницей, князь Юрьев пехотой. Одно другому ведь не мешает.
Чернек покачал головой. Хотен немного пожал плечами. Юрий, воевода храма Аурина и Зары, о чём-то перешёптывался с остальными предводителями храмовых войск.
— Могут быть трудности, — заговорил Чернек, — но одновременный удар возможен. У меня лишь одно условие.
— Какое?
— Я хочу, чтобы конницу возглавил мой наследник Волк.
— Не возражаю, — ответил Хотен Юрьев. — Ну раз все вопросы улажены и план битвы готов, то я думаю, можно…
— Подождите, князь, — сказал воевода Ефим, — уговор был, что выскажемся и мы, военачальники храмов.
— О… Ну, если вы хотите высказаться, говорите.
— Спасибо. Мы, — заговорил от имени всех храмов воевода Юрий, — требуем не дробить храмовые дружины, а поставить нашу совокупную силу на правый фланг. Это очень почётно и заслуженно. Тем более, что по вашему общему замыслу главный удар должны будут нанести конное левое крыло и пеший центр.
— Вот как? — Хотен Юрьев озадачено почесал указательным пальцем правую щеку. — Ну… Хм… Что сказать? Я не против! Если вы хотите взять на себя правое крыло, то берите.
— Но у вас не хватит сил, чтобы его удержать, — возразил Чернек.
— Под нашим совокупным началом почти шесть тысяч ратников!
— Но если Всеслав бросит против вас усиленный отряд пехоты и конницы, то он может сломить ваши ряды. Скажи им, Хотен!
— Да ну брось ты, — Хотен Юрьев не поддержал опасений Чернека. — Мы же решили, что Всеслав построит свои полки обычным манером.
— Я не против, чтобы храмовые выстроились на правом крыле. Но их надо усилить. Сколько ты готов выделить ратников?
— Я нисколько, — отрезал предельный князь Густошумья. — Если хочешь, укрепляй их своими людьми.
— Видимо, придётся.
Князья и воеводы проговорили ещё около часа, обсуждая детали предстоящего сражения. Затем разошлись каждый в расположение своих ратей.
***
Всеслав откинул со стола тряпицу и присутствующие в шатре офицеры увидели разложенные ровными рядами монетки — золотые, серебряные и медные. Ожидаемых им шуток про богатства или жалование не последовало, все смотрели молча. «Тем лучше», — подумал Всеслав.
— И так, — начал державный князь, — сначала о расположении сил наших врагов. Для яркости на монетках. Серебряные — это железная пехота. Медные — поместная. Золотые за конницу. Соответственно, я думаю так. У врага будет железный центр с поместными отрядами по бокам. А по флангам конница. Храмовые дружины либо оставят в резерве, либо поделят по родам войск. Есть возражения?
— Думаю, так и будет, — сказал Олег Волков. — Единственное, что можно добавить, враг может расставить свою конницу не равномерно, а попытаться создать перевес на одном из крыльев.
— Да, возможно.
— Но это существенно не влияет на общий расклад.
Остальные возражать не стали. Всеслав расставил монеты в новом порядке.
— Наш центр, — сказал молодой державный князь, ставя палец у серебряных ул, — будет состоять из семи тысяч железной пехоты. Четыре тысячи моих и три тысячи Олега Волкова. Левее встанут восемь тысяч успонов. Правее семь тысяч шумян. Позади девять тысяч лучников.
— То есть все наши лучники? — уточнил Лютогост.
— Да, все. Далее. Правый наш фланг займёт конница. Из моих сил — Старшая дружина, две тысячи лёгких конников и Младшая дружина Дома Волковых. Левый фланг, — палец Всеслава сместился влево, — займут шесть тысяч воинов. По две тысячи из моей железной пехоты, успонов и шумян. Теперь резерв. Он встанет позади успонов. Три тысячи моей Младшей дружины, Старшая дружина Волковых. Из пехоты я оставляю в резерве тысячу своих и две тысячи железных пехотинцев Олега.
— Стало быть ты… — Лютогост указал на серебряные и медные монетки, обозначавшие левый фланг.
— Подожди, брат. Самое главное. Руководство битвой осуществляю я и только я. Командующих флангами я назначаю здесь и сейчас и моё решение сомнению не подвергается. В битве никто не действует без моего ведома. В случае неподчинения или нарушения приказа, виновник будет казнён как изменник. План сражения обсуждаем сейчас. Если есть возражения, высказываемся здесь. Завтра за прекословия я буду рубить головы. Олег!
— Да, государь.
— В случае моей гибели или ранения, командирование войском возлагается на тебя.
— Хорошо.
— Теперь я назначаю командиров и далее мы обсуждаем замысел битвы. Олег, тебе я доверяю наши резервы. Ты поведёшь их в бой, когда наступит момент.
— Олег Волков кивнул головой.
— Лют!
— Да, брат.
— Ты возглавишь конницу на правом крыле.
— Понял.
— Кари, — обратился Всеслав к князю-воеводе Железного войска, — тебя я назначаю командовать центром.
— Государь, — Кари Слетаев задумчиво смотрел на монетки, обозначавшие воинов левого фланга державной рати, — не подумай, что это неповиновение. Но я прошу назначить меня на левое крыло.
Всеслав удивлённо посмотрел на дядю.
— Ты хочешь повести левое крыло?
— Да. Я кажется, понял твой замысел. И прошу назначить меня именно туда.
— Мне нужен человек, который удержит центр войска.
— Это я понимаю. Но ведь и левый фланг не должен рухнуть просто так.
Всеслав некоторое время думал, растирая подбородок. Потом обратился к Геннадию Ямову, начальствующему над Железным войском Волковых.
— Геннадий, ты справишься с командованием центром войска?
— Не сомневайтесь, государь.
— Олег, ты доверишь ему наши жизни?
— Доверю.
— Геннадий, если ты возглавишь центр, клянёшься, что не уступишь врагу? От твоего упорства зависит жизнь всех нас и успех битвы.
— Клянусь, что не уступлю мятежникам!
— Решено. Центром войска командует Геннадий Ямов. Левым флангом Кари Слетаев. Теперь о том, как мы поведём сражение…
***
Наточив саблю, Егор Михайлов взмахнул ей несколько раз в воздухе. Смертоносная сталь с приятным звуком рассекла освещённую отблеском костров ночную тьму. Убрав саблю в ножны, Егор уселся поодаль от огня и принялся водить точильным бруском по листовидному лезвию копья. Спиной к Егору сидел его приятель Демид, который весело болтал с другими бойцами. Около Демида примостилась Рада. Походная девка, увязавшаяся за войском, глупо улыбаясь пошлым разговорчикам, штопала приятелю Егора рубаху.
Окраина военного стана. Порядка здесь меньше, зато свободы больше. Егор удовлетворённо оглядел лагерь вежинских ратей. Костры, шатры, люди, кони. Вот это сила, вот это войско! Эх, если бы там, на Михайловом лугу собралось столько воинов, то державная власть склонилась ещё зимой. Но мудрейший Вейкко не собрал пятидесяти тысяч, как хотел. Зато вот они, здесь. Когда за дело взялись могучие предельные князья, объединились все храмы пресветлых богов, то дело пошло как надо. Правда, державный князь Всеслав тоже собрал большое войско. Но сейчас против него не страшно выходить на бой. И умирать не страшно, когда бьёшься за древнюю веру.
— Едрический тудыть! — к Егору подсел его знакомец Демид. — Ты чего тут сиротствуешь в одинокости? Рада, иди к нам! Смотри, наш князь тут кукует. Скоро мхом обрастёт как пень. Ха-ха-ха!
— Да нет, ты что. Всё нормально, — Егор продолжал точить копьё.
С Демидом он познакомился в храме Агуна и Кесы, когда добровольные пехотинцы явились на зов мудрейшего Валентина для войны с Древгородом. Во время похода они сдружились. Демиду было сорок лет. Выходец из простонародья, он всю жизнь прослужил пехотинцем в Рубежной страже, охраняя границу. Несчётное число раз Демид принимал участие в схватках с кочевниками. Сын Демида служил в Железном войске Булатовых. Его жену и дочь унёс мор, случившийся в южных станах Крайнесточья шесть лет назад. И Демид остался один.
Беды на этом не оставили бывалого стражника. Летом прошлого года во время стычки один из кочевников тяжело ранил Демида в бедро. «Вот такой же саблей, как у тебя», — говорил Демид Егору, всякий раз бесцеремонно хлопая того по ножнам и громко смеясь. Однако, смешного было мало. Демид едва не умер. Только мастерство лекаря и воля пресветлых богов спасли ему жизнь. «А ведь могли и ногу мне отпилить», — рассказывал он Егору. Демид долго выздоравливал, а потом писарь из Ратной управы вынес ему приговор: уволить со службы за негодностью. Потому что после ранения стражник сильно хромал. Демид, стремясь доказать свою пригодность к ратному делу, вызвал писаря на кулачный бой. «Ну писарёнок брыдкий, — сокрушался в своих рассказах Демид, — что с него взять? Бумажки, перья, чернильницы… Так он меня четыре раза на спину кидал! Сволочь…»
Но что делать полному сил мужчине, у которого нет семьи и который умеет только воевать? Демид подался в купеческие боевики, сопровождать за деньги их товары. А потом услышал, что храм Агуна и Кесы собирает всех желающих на войну. Благо, Демид как раз был недалеко от держания. Бросив купца и его повозки, он тут же присоединился к Храмовой дружине.
Признав в Егоре сына княжеского Дома, Демид поначалу старался вести себя преувеличенно вежливо. Но за пару дней, неугомонная общительная натура взяла своё и бывший боец Рубежной стражи перешёл с бывшим приставом на «ты», лишь изредка называя его «наш князь». Егор не обижался, тем более, что положением своим они по сути никак не различались. Демид относился к Егору одновременно как к другу, сыну и младшему брату. Но зато с ним было весело во время бесконечных утомительных переходов и стоянок.
— Едрический тудыть, Рада! Иди сюда, нам тут скучно.
— Сейчас, иду. У вас темно там! Тебе же штопаю…
Рада уселась рядом с ними, поворачивая рубашку к свету и умело орудуя костяной иголкой. Как женщина, двадцатипятилетняя Рада была очень даже привлекательна. Но Егор не мог смотреть на неё без лёгкой брезгливости. Дочь Ратного Дома, она была женой мелкого купца. Но бросила мужа и двоих детей, увязавшись за войском. Быть поблядушкой у ратников ей было намного интереснее. В чём Рада не стесняясь признавалась. «Жизнь это беспросветная нудь, а тут вон как весело», — говорила молодая женщина, мечтательно обводя рукой стоянку дружины.
Через пару дней за Радой явился её муж, законно желавший возвратить жену в дом. Но Демид разбил ему лицо и прогнал прочь. Опозоренный купец отправился искать правду к храмовому воеводе. «Кто купчишку исколотил?», — грозно спросил Онагост со спины чёрного боевого коня. К ужасу Егора, Демид не таясь вышел вперёд и признался. «За грабёж и насилие над мирными подданными по Законам мудрости провинившимся воинам полагается смерть», — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, напомнил ратникам Онагост. «За грабёж и насильнические дела полагается смерть, — неожиданно спокойно заговорил Демид. — Это правда. Но я не отнимал чужого добра, никому не угрожал оружием. А сия молодуха явилась к нам по доброй воле». Рада немедленно подтвердила, что пришла сама. Онагост некоторое время озадаченно молчал, потом плюнул и уехал прочь. Связываться с этим мутным сбродом, гордо называвшим себя «вольными пехотинцами» у воеводы не было ни малейшего желания. Тем более, что они отставали, им предстояло нагонять войско Озеровых и заниматься сейчас мелким купцом, который не умеет воспитать жену, только тратить зря время.
«На державную власть войной идём, а он мне будет про Законы мудрости вещать», — сквозь зубы выдавил Демид, глядя в спину удалявшемуся начальнику Храмовой дружины. После того случая Рада сделалась Демиду на вроде дорожной подруги. Следовала рядом с ним, стирала его бельё, штопала ему если надо и готовила для бывшего рубежного стражника пищу из имевшихся скудных припасов. Уединяться Рада стала тоже только с Демидом. Демида все уважали, поэтому никто особо не возражал. Тем более, что Рада была далеко не единственной женщиной, шедшей с войском.
— Едрический тудыть! — как обычно громко заговорил Демид. — Ещё одна ночь и в битву. Вот ведь как! Бывал в битвах, Егор?
— Ну… В битвах нет, не бывал, — Егор отложил копьё в сторону. О своём участии в побоище на дне Орешкиного оврага он предусмотрительно помалкивал. Да и по сравнению с тем, что предстояло, то сражение не было большим. — Так, в незначительных схватках доводилось.
— Да… В такой прямо битве как завтра случиться должна, я тоже не был. Но уж зато сколько стычек довелось пройти! О… Множество! Едрический тудыть, ха-ха-ха! Знаешь, чем большая битва отличается от маленькой стычки? Ха-ха-ха! — Демид был примечателен тем, что шутки его никогда не выделялись яркостью. Но озвучивая их, он сам смеялся так заразительно, что слушатели начинали хохотать не над историей, а над её рассказчиком. Вот и сейчас Егор уже начал улыбаться. Рада же смеялась в голос. — Большая битва она такая же как маленькая стычка, только народу в ней больше! Ха-ха-ха!
— Ну да, так и есть, — согласился Егор.
— Боишься, князь?
— Немного есть, — признался Егор.
— Так и должно быть. Я тоже боюсь. Все боятся. Только у скорбных головой трепета нет!
— Пожалуй…
— Выспаться надо, пока ночь впереди. А как тут выспишься, когда нервы натянуты, а голова о сече думает? — словно сам с собой рассуждал Демид. — Вот как быть?
— Как?
— Нужно кровь разогнать, мысли вычистить.
— Во, заштопала! — торжествующе произнесла Рада, развернув рубаху так, что стало видно заплатку. Справлено было и действительно ладно. — На! — рубаха упала на колени Демиду.
— Вот спасибо! Теперь давай и князю удружишь, Егору нашему.
— А чего у него распоролось? — улыбаясь, спросила Рада и глаза её заблестели. Егор отвернулся, чтобы не будить распутных желаний, лицезрением близкой легкодоступной женщины. — Могу хоть сейчас залатать…
— Едрический тудыть! «Залатать», — передразнил Раду Демид. — Нет, чтобы приобнять, приласкать, приголубить.
— А чо? Это я запросто!
Правой пяткой Рада легко скинула с левой ноги берестяной лапоть и с шаловливой улыбкой дотронулась чумазой ступнёй до сапога Егора. Потом поднялась чуть выше и прикоснулась пальчиками к ноге. Приятное касание всколыхнуло твёрдо удерживаемые до сего момента вожделения. Егор покосился на протянутую к нему крепкую женскую ногу и вылезшую из-под юбки коленочку.
— Да… Нет, спасибо, — стал вяло возражать он. — Не надо.
— Едрический тудыть! Завтра в битву, — величаво возвестил Демид, поднимая указательный палец к чёрным небесам, — так что пока время не вышло, сходите ка вы, молодняк, к ручейку. Иди, Егор, развейся. Чтобы в битве лёгким быть.
Демид уцепил Егора за плечо и твёрдо направил в сторону леса. Туда, где журчал среди веток и камней ручеёк. Рада взяла его под руку и поволокла за собой. Егор осознанно распалил свои желания, тем более, что от таких разговоров и прикосновений молодой женщины они и так были крепко потревожены. Ему захотелось овладеть этой беспутницей. Но без ласковых поцелуев, нежных объятий и любви. Лишь для того, чтобы избавить плоть от накопленной похоти. Грубо и грязно, как только и можно сделать с потаскушкой.
Рада шла впереди, постепенно исчезая в ночной тьме. Двигаясь следом, Егор разглядывал её крепкую спину и прикрытые юбкой ягодицы. Наконец, спускаясь к ручью, они оба растворились в темноте. Даже усеянное звёздами небо никак не помогало им видеть.
— Рада…
— Чего? — любодейка сладострастно хихикнула.
— Ты знаешь, что Радой звали жену покойного державного князя?
— Это который против нас с войском стоит? Так у него ведь жена Лето или Осень…
— Зима.
— О, точно!
— Да это у нынешнего державного князя. А я тебе говорю про бывшего, того что умер недавно, Лесьяра Строгова.
— Да мне на этих князей ни жарко, ни холодно… Кроме тебя… Ай! — Рада взвизгнула и послышался хруст сминаемых веток.
— Не ушиблась?
— Споткнулась просто, хорошо всё.
— Ну раздевайся, коли уж разлеглась.
У ног Егора послышалась возня и шуршание одежды. Рада проворно оголилась. Лесной ручей игриво журчал совсем рядом. От него веяло освежающей прохладой. До слуха долетал утихающий шум военного лагеря. Женщина не видела, но ощущала над собой монументальную фигуру воина. Рада попыталась встать, но крепкие руки Егора, легшие ей на плечи, удержали её на коленях. Цепкие пальцы развратницы сняли с него штаны. Он положил ладонь ей на затылок.
— Ну не стесняйся. Иди ко мне, давай, рядом ложомм… — Рада не смогла договорить, потому что рот её оказался занят.
***
— Ты хоть понимаешь, какой это риск? — Олег Волков внимательно посмотрел в глаза Всеславу. В них можно было уловить обеспокоенность. — Не надо, — сказал он, когда прислужник захотел налить князю пива. — Просто воды. Пить завтра будем, если выживем.
— Конечно, понимаю! Куда уж там…
— Может не стоило так мудрить? — Лютогост отхлебнул пива. — Навалились бы всей силой, разом. Да смяли бы их.
— Нет, — отрезал державный князь. — У врага воинов не сильно меньше. Если просто бросимся в лоб, можем проиграть.
— Да, — согласился Олег, — ты прав. Войны без опасности быть не может. Поступим так, как задумали. Ещё хорошо, что Булатовы не пришли. Иначе нам бы туго было. Н-да, — предельный князь Солоплажа усмехнулся, — ты действительно сам придумал, как отвадить Видогоста?
— Сам, конечно.
— Это же восхитительно! Такой тонкий расчёт… И теперь наши враги рассорились.
— Насчёт этого однозначно говорить пока рано. Может, пока мы тут разговариваем, Видогост уже выступил в поход.
— Может и так, но сюда он уже точно не успеет. И на поле его завтра не будет.
— А ведь у врага могло быть ещё меньше воинов, — Лютогост поставил на стол деревянную кружку и поглядел на Олега Волкова.
— Ты о чём?
— Как ты допустил, что дружина храма Сияя и Кипины беспрепятственно покинула твой предел? Ты подарил мятежникам тысячу добротных воинов. И ещё пару сотен всякого сброда за ними увязалось.
— Всеслав заметил, что слова эти сильно задели Олега Волкова. Тот был готов вступить в перепалку. Нужно было немедленно погасить ненужную ссору.
— Брат, успокойся.
— Нет, пусть он расскажет нам…
— Я кажется попросил тебя замолчать! — резко оборвал Всеслав Лютогоста. — Олег действительно пропустил к мятежникам дружину храма Сияя и Кипины. Но он же дал нам двадцать три тысячи своих ратников. Так что будь добр, помолчи.
— Лютогост кивнул головой и допил пиво. Олег улыбнулся. Но тем не менее одарил воеводу Старшей дружины Строговых неодобрительным взглядом.
— Завтра, — сказал Всеслав, — мы все должны действовать как один. Как руки, ноги и туловище одного ратника. Иначе до вечера никто из нас не доживёт. Вы нужны мне все!
— Не волнуйся, Всеслав, — Олег встал из-за стола, — мы будем биться как один!
— Да, — подтвердил Лютогост, — как руки и ноги одного воина. Только не проси нас чесать друг друга.
— Всеслав усмехнулся.
— Всё, расходимся и спим! Завтра в битву.
***
Перед тем как позавтракавшие воины, выстроенные в правильные колонны, двинулись из лагеря на поле, Всеслав сказал им несколько напутственных слов. Правда, получилось не очень. В голове слова были намного стройнее, чем те, что слетали с языка. Тем не менее, он выразил то, что хотел. Они бьются против мятежников. Против князей, посягнувших смутой на державную власть, которую они обязаны были защищать. Вера здесь ни причём. Рустовесская земля едина и державный князь любит всех своих подданных. И благоверов, и элаитов. Конечно, не все из более чем пятидесяти тысяч воинов его услышали. Но им передадут те, кто стоял близко к Всеславу.
Быстро и слаженно, воины державной рати выстроились так, как было условлено. Всеслав удовлетворённо отметил грамотное руководство офицеров. Никто не толпился, не натыкался друг на друга, а сразу занимал назначенные его отряду позиции. Державное войско предстало во всей своей силе. Но не своими полками любовался Всеслав. Его внимание привлекло построение мятежных ратей. Не отрывая взгляд, молодой державный князь наблюдал за шеренгами врага.
Правый фланг мятежников состоял из храмовых дружин. Они держались немного обособленно друг от друга, но всё же достаточно плотно. Построение их было сходным. По три сотни тяжёлых копейщиков в центре с несколькими сотнями ополченцев по бокам. Сзади стояли лучники, а за ними храмовая конница. Всеслав разглядел хоругви. Самое крайнее место, ближе к ручью досталось дружине храма Сияя и Кипины — их жёлтое солнце на зелёном поле было хорошо заметно на фоне леса. Правее развевалось жёлтое солнце на красном поле — дружина храма Аурина и Зары. Далее под красным солнцем на зелёном поле держали строй ратники храма Агуна и Кесы. Слава Единому, кроме них из Крайнесточья ратников не было. Последними в этой линии было красное солнце на жёлтом поле. Храмовая дружина Юма и Живы возродилась как боевой отряд благодаря стараниям Чернека Озерова. Но вряд ли своим воинским искусством эти ратники сумели сравняться с предшественниками, павшими на Михайловом лугу. Помимо храмовых отрядов на правом фланге мятежников стояли примерно две тысячи воинов из Железного войска Озеровых, лучники и полк лёгкой конницы.
Центр построения мятежников был пешим. Железное войско под зелёным солнцем Дома Юрьевых, прикрытое с боков поместной пехотой племенных союзов. Левее копейщиков стояли около восьми тысяч легковооружённых густашумцев. Всеслав хорошо различал их знамёна с бородатой мордой на ярко-красном поле, колыхавшиеся напротив центра державной рати. Правее выстроились до четырёх тысяч сваяльцев. Ни с чем нельзя было спутать их чёрные как ночь знамёна, на которых, охваченный восьмёркой золотых кружков, проступал жуткий лик лешего, обозначенный лишь глазами с зелёными зрачками и ртом с рядом красных зубов.
Линию пехоты продолжало Железное войско Дома Озеровых. Серебряная молния в красном круге на зелёном поле знамён. Последними в пешей линии были легковооружённые ратники под знамёнами с зелёной лягушкой на серебряном поле — сыновья племенного союза приплавтов. Позади пехоты можно был заметить крупные группы лучников, также уже готовых к битве.
Левый фланг мятежников был исключительно конным. Старшие дружины Юрьевых и Озеровых с полками конницы Младших дружин. Выходит, вежинские рати встали не так, как предполагалось вчера во время военного совета. Всеслав напряжённо думал, оценивая расположение вражеских полков. Шум и топот кругом постепенно стихали, воины замерли в ожидании приказа начать битву.
— Государь… князь… Всеслав! — Кари Слетаев пытался обратить на себя внимание державного князя.
— Да?
— Противник-то вон как устроился. Мы этого не ожидали! — остальные князья и военачальники тоже смотрели на Всеслава.
— Вижу… Но ничего непоправимого не случилось. План менять не надо, будем биться так, как задумали. Всё, к бою!
Офицеры отправились к своим полкам. Только начальствующий над запасными силами предельный князь Олег Волков немного задержался. Он указал Всеславу на правый фланг. Отсюда было плохо видно, но всё же примерно посередине между конницей державного войска и вежинцев можно было различить слегка покосившуюся каменную фигуру на массивном постаменте.
— Вон он, — сказал Олег, — тот самый Каменный идол Древних, что дал имя этому полю.
— Эх, жаль нет времени его поближе разглядеть.
— Если победим, то после битвы у нас будет время.
***
Чернек Озеров также пристально всматривался в построения державных войск. Его внимание привлёк слишком уж слабый левый фланг врага. Там было около шести тысяч воинов, только пеших. Железные копейщики под серебряной звездой Дома Строговых, и лёгкая пехота под знамёнами шумян и успонов. Это вызвало обеспокоенность опытного полководца. И обеспокоенность эта лишь усилилась, когда за построениями успонов и Железного войска Строговых в центре боевого порядка, Чернек увидел ещё воинов. Знамён они не поднимали, поэтому было сложно судить кто это и сколько их. Но сила была серьёзная — и конные, и пешие полки. Однако, собирать военный совет и затевать споры было уже слишком поздно. Предельный князь подозвал к себе Яна Грибова, полковника Младшей дружины, направленного на усиление правого фланга.
Офицер, прискакал немедленно. Он был облачён в ладно скроенную кольчугу и кожаный панцирь. Видно было, что верховая езда доставляла полковнику особое удовольствие, он держался в седле легко и непринуждённо.
— Князь, Вы требовали меня к себе.
— Да, полковник. Слушай меня внимательно. У врага подозрительно слабое левое крыло. Это может ничего не значить, а может быть очень опасно. Я поручаю тебе очень важное дело. Сдерживай пыл храмовых воевод. Если вдруг враг будет обращён в бегство, не давай им слишком увлекаться погоней. Бейте державное войско в тыл. Ты понял меня?
— Да, владыка!
— Что ты понял?
— Я буду удерживать храмовых воевод от безрассудной погони. Ежели враг против нас будет разбит, мы ударим державного князя в тыл.
— Молодец! Ступай к своим людям.
***
Над полем загудели трубы. Более ста тысяч воинов приготовились к битве. Затрещали походные барабаны и враждующие рати начали сходиться. Сближались пешие построения, конница пока не вступала в бой. Когда противников разделяло не более ста шагов, в дело вступили лучники. В один миг небо над полем у Каменного идола потемнело от более чем двадцати тысяч стрел, выпущенных врагами друг в друга. Жуткое густое шипение и свист заглушили топот десятков тысяч ног. При помощи свистков офицеры дали команду прикрыться щитами и продолжать движение. Сотни раненных и убитых стрелами пехотинцев попадали в высокую зелёную траву. Их товарищи, сомкнув над павшими строй, продолжали движение вперёд. Ещё не все покалеченные повалились на землю, когда новая смертоносная туча закрыла утреннее солнце. Стрелки слаженно расходовали свой боезапас, пока рати не сошлись в рукопашной.
Столкновение пехоты началось почти одновременно на всей линии вежинских и державных полков. Гулко ударились друг в друга тысячи щитов и на поле закипело кровавое варево взаимного истребления. В шуме битвы всё гуще смешивался звон стали с глухими ударами топоров, треск копий с хрустом ломаемых костей, возгласы дерущихся и офицерские команды со стонами умирающих.
Храмовые пехотинцы бились с железными копейщиками Строговых и воинами племенных союзов шумян и успонов. На том же правом фланге сражались посланные князем Чернеком копейщики Дома Озеровых. В центре скрещённые копья герба успонов смешались с чёрными знамёнами сваяльцев. Железное войско Строговых билось с Железным войском Юрьевых. Густашумцы с их бородатой мордой навалились всей массой на железных копейщиков Волковых. А шумяне пытались сдержать одновременный натиск тяжёлой пехоты Озеровых и девяти тысяч легковооружённых приплавтов. Лишь близость конницы державного войска не давала возможности попытаться обойти шумян с фланга.
***
Всеслав, периодически приподнимаясь в стременах, вглядывался в гущу битвы. Пока ещё не пришло время для решающих приказов. Нигде ещё соперники не могли пока пробить вражескую оборону. Однако, спустя не более получаса стало заметно, что державное войско начинает постепенно пятиться назад.
Чернек Озеров, внимательно следивший за ходом сражения, решил, что пора бросать в бой конницу. Посыльный с соответствующим повелением отправился к Волку Озерову, начальствующему над вежинской кавалерией. Повинуясь сигналам боевых рогов, постепенно набирающая скорость конница, пошла вперёд. Первыми скакали Младшие дружины Озеровых и Юрьевых. Сорок три сотни воинов в кольчугах и кожаных панцирях с копьями и саблями в руках. Следом за ними тяжело двигались бойцы Старших дружин. Тяжёлая масса закованных в сталь конников, способных своим ударом смести любого врага.
Заметив движение вражеских конников, Всеслав хотел было отослать Лютогосту приказ, но брат следил за полем боя не хуже державного князя и твёрдо помнил план сражения. Воевода Старшей дружины Строговых повёл вверенную ему державную конницу на врага.
Две лавины всадников столкнулись примерно там, где возвышался над полем Каменный идол. Стремительные потоки конников на полном скаку сошлись и забурлили встречным месивом. Переворачивающиеся вместе с дружинниками кони, сверкание сабель, хищные укусы копейных жал и брызгающие во все стороны стрелы и дротики. Шум конной битвы слился воедино с общим грохотом сражения. Лютогост, стремясь выполнить оговоренный замысел повёл за собой стальную массу тяжёлой конницы Строговых. Они столкнулись со старшими дружинниками своих противников. Державная кавалерия не смогла пробиться через вежинские полки и завязла в их наступательном порыве. Теперь пошла драка на истощение.
Когда стало очевидно, что державная конница не одолела быстрым наскоком мятежников на правом фланге, враг начал заметно теснить центр войска. Левый фланг тоже пятился, но пока не терял прочности. К Всеславу прискакал молодой посыльный от Геннадия Ямова, князя-воеводы Железного войска Волковых, командовавшего центром рати.
— Государь! Князь-воевода просит Вас дать ему воинов. Враг теснит нас.
— Да, я это вижу, — невозмутимо ответил юноше Всеслав. Посыльный немного замешкался, покачиваясь на спине беспокойного коня.
— Что передать моему командиру, государь? — спросил наконец он.
— Передай ему мои добрые пожелания. Скажи, что я верю в его силу и доблесть.
Посыльный приоткрыл от удивления рот. Посмотрел в сторону находящегося неподалёку Олега Волкова, ища у него поддержки. Лицо бойца выражало недоумение: враг вот-вот прорвёт ряды державной пехоты! Но предельный князь Солоплажа не стал заступаться, лишь махнув посыльному рукой, дав понять, чтобы он скорее передал весть. Тот немедленно бросился исполнять свой долг.
***
Егор Михайлов и Демид бились плечом к плечу в самых первых рядах. Левее их дружины были воины храма Юма и Живы. Правее развевались знамёна Аурина и Зары. Против них стояло Железное войско Строговых. Серебряная звезда на красном поле сияла над их противниками. Стройные ряды щитов в руках отлично вооружённых ратников также были украшены гербом правящего Дома.
Железные копейщики Строговых сражались очень упорно и слаженно. Трудно было сладить с ними сброду «вольных пехотинцев». Многие из ополченцев уже погибли или искалеченными валялись в истоптанной траве. Но Егор с Демидом защищали друг друга, вместе противостоя державным ратникам. Демид умело орудовал топором, заставляя вражеского воина прикрываться. Тем временем Егор колол отвлекшегося своим копьём. Конечно, не всегда удавалось проделывать такое, так как враги тоже опекали своих товарищей. Но одного строговского копейщика они убили точно и ещё двух или трёх ранили. В основном, конечно, приходилось защищаться.
Но ядром храмовой пехоты оставались тяжёлые копейщики. Вокруг них толпились плохо организационные «вольные пехотинцы». Именно копейщики и давили врага, заставляя его пятиться назад. Большую помощь оказывали лучники, исправно посыпавшие вражеские ряды стрелами. Чем сильнее пехота сможет потрепать державные полки, тем скорее храмовые воеводы бросят в атаку свою конницу. И тогда левое крыло державного войска будет окончательно разгромлено.
***
Со спины боевого коня Кари Слетаев очень хорошо видел поле боя и сражающуюся на нём пехоту. Не считая ещё некоторого количества офицеров и вестовых, он был единственным конником на левом фланге рати Всеслава. От внимания князя-воеводы Железного войска не ускользал ни один сражавшийся под его началом полк. Громогласными приказами, личным присутствием, а иногда даже собственным примером Кари Слетаев вселял в своих воинов твёрдость духа. Ратники сражались отважно. За своих собственных копейщиков князь-воевода не боялся. За годы тренировок хорошо знал на что они способны. Поэтому чаще всего своим присутствием он подбадривал сыновей племенных союзов шумян и успонов.
Но одной только силы духа мало, когда против тебя более многочисленный враг. Отряды Кари Слетаева постепенно пятились назад. Правда взломать их боевые порядки храмовым дружинникам пока не удавалось. Противник быстро приметил облачённого в отличные доспехи офицера, отдающего команды и появляющегося на самых угрожаемых участках боя. Настоящей охоты за ним пока не началось, но в щите Кари Слетаева уже торчала одна застрявшая там стрела. Другая стрела, слегка задев шлем, пролетела мимо. Нужно быть осторожнее. Все помнили судьбу Захара Строгова, убитого прямо в глаз случайной стрелой на Михайловом лугу. Ещё одна стрела ударилась в нагрудную пластину. Но она была на излёте и никакого вреда не причинила.
Строй державной пехоты был взломан в том месте, где копейщики Строговых дрались с ратниками храма Агуна и Кесы. Несколько бойцов погибли почти одновременно. Тех, кто попытался закрыть своими щитами брешь, выхватили и тоже зарубили. Заткнуть образовавшуюся в построении дыру офицеры не успели. Храмовые копейщики и ополченцы хлынули в пролом, орудуя копьями мечами и топорами. Бойцы Железного войска тоже в долгу не оставались. Но было поздно. Прямоугольник их построения раскололся надвое и начал рассыпаться под ударами врага ещё сильнее. Вскоре начали распадаться и полки племенных союзов.
«Ну что же, — подумал Кари Слетаев, — здесь мой племянник оказался прав. Надеюсь, он сможет извлечь выгоду из бегства моих воинов». Князь-воевода Железного войска бросился вперёд, прямо в гущу битвы, где его воины уже начали поддаваться панике. «Стройся! Я сказал, стройся! За щиты!!!» — выкрикивал Кари, рубя мечом наседавших со всех сторон храмовых пехотинцев. Ещё была возможность удержаться, закрепиться в круговой обороне и отбиваться от врага, пока Всеслав не пришлёт помощь.
Порушив строй державных копейщиков, храмовая пехота сама нарушила свои боевые порядки. На какое-то мгновение противники оказались в равных условиях. Если сейчас удастся остановить бегство и перестроиться, то можно будет задержать продвижение храмовых дружин и отдать свою жизнь подороже. Понимали это и офицеры вежинцев. Уже были слышны их свистки, побуждавшие воинов внести в свои ряды порядок. Правда, команду выполнили только тяжёлые копейщики. Плохо обученные «вольные пехотинцы» бились кто как. Державная пехота тоже начала уплотняться, прикрываясь щитами. Но делала это с заметным опозданием.
Кари Слетаев направил коня к «островку», который начали формировать державные копейщики. Но на пути его вырос ополченец. Князь-воевода не успел развернуться, чтобы затоптать вражеского ратника или зарубить мечом, и тот с силой ударил его коня копьём под брюхо, туда, где не было доспехов. Животное начало валиться на бок, но командир Железного войска успел высвободить ногу. Когда конь повалился, Кари, не смотря, на тяжесть доспехов легко сумел подняться и бросился на врага. Тот, лишившись копья, снял с пояса топор. Князь-воевода принял удар его топора на свой щит и хватил противника мечом в горло. Простенькие доспехи не подразумевали латного ворота, ополченец погиб на месте. Кари заметил, что во флангах вражеских построений образовались длинные коридоры. Значит, сейчас будут пропускать конницу.
Дядя державного князя, слегка прихрамывая, поспешил к своим людям. Над полем зашипели стрелы. Он почувствовал резкую боль в левом плече, аккурат под пластинкой наплечника. Ну вот и ему досталось оперённой смерти. Князь-воевода остановил пробегавшего мимо копейщика и толкнул вперёд.
— Куда драпаешь, сикушник? Быстро в строй!
— Слушаюсь, князь!
Копейщик рванул вперёд, а около Кари Слетаева оказались несколько «вольных пехотинцев» из храмовых дружин. Из-за стрелы в плече, ему было трудно пользоваться щитом. То ли из-за горячки боя, то ли на самом деле, он чувствовал как густо течёт из раны тёплая кровь, пропитывая звенья кольчуги.
— Это же офицер!
— Да ещё и знатный, похоже…
— Сдавайся!!!
Князь-воевода повернулся к ним, принимая боевую стойку.
— Пусть вам Невита улыбается! Попробуйте меня взять!
Первого, что шагнул к нему, Кари Слетаев тяжело ранил в бок. Но стрела помешала ему двигаться с необходимой скоростью. Один из ополченцев пронзил князя-воеводу Железного войска Строговых копьём в живот. Другой отрубил ему коротким мечом правую руку. А топор третьего проломил стальную личину и с хрустом вошёл в лицевую кость, окончательно погасив сознание вспышкой боли.
***
Ян Грибов, полковник Младшей дружины Дома Озеровых, наблюдал со своими людьми, как рушится левый фланг державного войска. Как сминаются, а потом трескаются и дробятся на множество осколков некогда правильные прямоугольники вражеской пехоты. А затем эти осколки превращаются в крошки отдельно бегущих ратников. И как падают они, настигнутые рядами храмовой пехоты или стрелами лучников. От лицезрения сцен битвы полковника отвлёк Юрий, воевода Храмовой дружины Аурина и Зары. Но только он заговорил, как прискакал вестовой от Чернека Озерова.
— Простите, воевода, — сказал Ян Грибов, — с Вашего позволения я выслушаю приказ моего князя.
— Разумеется.
— Полковник, — заговорил вестовой, — ввиду удачных обстоятельств, князь приказывает Вам не отвлекаться на преследование державной пехоты, а атаковать вражеский тыл.
— Передай ему, что я немедленно выполню приказание.
— Так же этот приказ касается храмовых дружин.
— На каком основании он нам приказывает? — возмутился Юрий.
— Воевода, — ответил вестовой с полупоклоном, — я лишь передаю то, что мне велено.
Когда посыльный ускакал обратно, Ян Грибов обратился к Юрию:
— Как видите, воевода, мне нужно выполнять приказание моего повелителя. Так что, если можно, то говорите короче.
— Да, я выскажусь кратко. Смотри сюда, полковник. В наших храмовых дружинах четыреста тяжёлой и восемь сотен лёгкой конницы. И у тебя ещё тысяча. Левый фланг державного князя нами разбит. Осталось его разогнать и вырезать. И с твоими лихими рубаками мы это сделаем намного быстрее.
— У меня есть приказ.
— Атаковать вражеский центр… Да в чём смысл такого приказа?
— Послушайте, воевода.
— Давай говорить как равные!
— Хорошо, послушай меня. Я полковник Младшей дружины и выполняю то, что мне прикажут.
— Сейчас можно по другому. Смотри. Державное войско обречено. Твоему почтенному князю хочется разобраться с Всеславом поскорее. Я его понимаю. Но какая разница, проиграет он через четверть часа или через половину часа?
— Ну если приказано…
— Я скажу тебе какая разница. У врага ещё очень сильный центр, но он всё равно обречён. Если мы попрём туда сейчас, то Всеслав Строгов будет разбит быстрее. Но мы погибнем там! А всю славу опять заберут себе предельные князья.
— И что ты предлагаешь?
— Мы вырежем левый фланг до конца и ворвёмся во вражеский лагерь. Всё, что сможем утащить, станет нашим. А предельные князья добьют державного князя и тоже без добычи не останутся. Нам одним всё не растащить. Давай, решайся! Тут либо смерть, либо слава и добыча.
— Да, но ослушавшись приказа… — Ян Грибов сомневался, но мысль об истреблении уже обращённого в бегство врага и разграблении державного лагеря ему нравилась намного больше, чем бой с вражеской пехотой.
— Я за тебя заступлюсь, не сомневайся. Ну отругает тебя Чернек, ну и что? Зато ты жив, у тебя добыча, слава. Да и он будет так обрадован победой, что ему не до твоего проступка станет.
— Ну… Хорошо. Я согласен! Давай добьём левый фланг. Но ты заступись за меня, если что.
— Конечно же!
Ян Грибов отдал приказ своему полку приготовиться к бою. Подъехав к остальным командирам храмовых дружин, воевода Юрий сказал им:
— Можно наступать, полковник с нами.
***
Конница под знамёнами храмов пресветлых богов и серебряной молнией Озеровых бросилась на разбитую пехоту левого фланга державной рати. Никто не мог сдержать их удара. Началось истребление бегущих. Очень быстро в одну кучу смешались и конные и пешие воины. Всеслав Строгов обратился к Олегу Волкову:
— Ну что, теперь твой час настал. Ты знаешь, что делать. Пора!
— Да, государь — ответил Олег, надвигая на глаза стальную личину. — Вперёёёоооооод!
Три тысячи лёгкой конницы Дома Волковых обрушились на подставившие им свой затылок храмовые дружины и отряды Чернека Озерова. Правый фланг вежинских войск, в котором до начала битвы было десять тысяч воинов, в мгновение ока сам оказался разбит и обращён в бегство. Теперь уже державные воины почти безнаказанно истребляли своих противников.
Тем временем, в тыл вежинской пехоте, бившейся в центре боевого порядка, зашли три тысячи железных копейщиков и ворвалась, грохоча доспехами Старшая дружина Волковых. Копейщики ударили по отрядам сваяльцев, а тяжёлая конница обрушилась на Железное войско Юрьевых. Получив такую неожиданную поддержку, воины, бившиеся в центре державного войска, тут же сами перешли в наступление.
В то же самое время, конница правого фланга под командованием Лютогоста, наконец смогла одолеть кавалерию Юрьевых и Озеровых. И вот уже с правой стороны, потекли в тыл вежинским войскам силы Всеслава Строгова. Ещё немного и всё войско мятежных князей окажется в кольце окружения.
***
Всё изменилось совершенно неожиданно. Только что они увлечённо гнали бегущих в панике воинов державного князя, щедро раздавая настигнутым смертельные удары. Как вдруг сзади раздался топот тысяч копыт, смешавшийся с гулом боевых рогов. В тылу у них появилась лёгкая конница. Над головами всадников трепетали копьё, меч и топор, скрестившиеся на бледно-голубом поле.
Ян Грибов заметил врага в самый последний момент. Его воины гнали по полю лёгкую пехоту племенного союза шумян. Уже были совсем рядом шатры и палатки державного лагеря, уже можно было видеть испуганные лица разбегавшейся походной прислуги. Полковник оглянулся и увидел копейщиков своего предельного князя, на которых налетели быстрые конники Волковых. Ян Грибов приказал перестроиться, чтобы принять бой. Но его мало кто услышал. Быть может два или три десятка бойцов были рядом с ним, когда он повёл их вперёд. Точнее, назад, навстречу свежим силам державного войска. Полковник, размахивая саблей, подбадривал своих бойцов. Он уже готов был схватиться с приближавшимися всадниками Дома Волковых, когда брошенный кем-то из них дротик вонзился ему в грудь и с удивительной лёгкостью проколол кожаный панцирь и кольчугу. Ян Грибов вывалился из седла и был затоптан конями.
Юрий, воевода Храмовой дружины Аурина и Зары, попытался построить оборону. Но успеха не добился. Слишком широко всё его воинство растеклось по полю. Пехотинцы, отставшие от конников, попали под удар врага первыми. Никто из них даже не пробовал защищаться, все разом бросились бежать кто куда. Хотя буквально только что они твёрдо держали строй и бились насмерть. Хуже было то, что многие пехотинцы бросились бежать навстречу храмовой коннице. Может из-за того, что хотели найти у неё защиту, может просто потому, что она была дальше от младших дружинников Волковых. Только порядка в битву это не внесло. Их топтали кони своих же боевых товарищей.
Юрий достал пикой какого-то дружинника и тот, запутавшись ногами в стременах, повис на спине коня словно тряпичная кукла. Другой враг смог отбить удар железного наконечника щитом и схватился за пику, мешая воеводе использовать её для боя. Тогда Юрий не долго думая, выпустил её из рук и зарубил противника мечом. Но пока он бился с этим дружинником, другой, неожиданно налетевший откуда-то сбоку, вонзил ему копьё в бок, между нагрудной и спинной пластинами панциря. Мёртвый воевода рухнул на землю.
Егор Михайлов и Демид продолжали держаться рядом. Уже не раз в этой битве они спасали друг другу жизнь. Ратники племенного союза шумян, которых они только что гнали прочь, быстро сообразили, что сила вновь на их стороне и уже начали вновь наседать на храмовых бойцов.
— Едрический тудыть! Тут нас быстро прибьют. Давай к лесу пробиваться, там хоть можно попытаться спастись.
— Ага… Понял…
Егор обливался потом, но был готов драться дальше. Усталость его пока не взяла. Да и выбор не велик. Если устал сражаться, тебя тут быстро отправят на вечный отдых. Копьё своё он уже давно потерял. Теперь бился саблей. Демид продолжал орудовать своим топором. Где медленно и осторожно, где бегом, они неуклонно приближались к лесу. В рукопашные старались не вступать, хотя не всегда так удавалось.
Деревья уже были недалеко. Всего пара полётов стрелы, когда Демид внезапно захрипел и упал на землю. Ранивший его боец племенного союза успонов зло ухмылялся, занеся копьё, чтобы добить упавшего. «Демид!» — Егор бросился защищать друга. Поместный пехотинец направил оружие против нового врага. После короткой схватки, но всё же не без труда, Егор смог одолеть успона. Заплатить за это пришлось несколькими болезненными ушибами и глубоким порезом на левой руке.
Егор наклонился к Демиду. Тот был ещё жив, но побелел как молоко. Из раны на его груди обильно текла кровь. Демид махнул рукой, показывая что хочет что-то сказать. В какой-то момент глаза его прояснились и он будто оправился от раны. Но кругом было очень шумно. Звенела сталь, стонали раненые, хрипели умирающие, кричали живые, топали ноги и копыта. Егор не смотрел на своего друга, так как всё внимание обратил на то, чтобы следить за происходящим рядом. Так зазеваешься и головы лишишься.
Демид что-то говорил про жену, про дочь. По обрывкам фраз, что долетали до его слуха, Егор понял, что Демид хочет, чтобы тот передал что-то его родне. Правда, где искать эту родню совсем неясно. «Раду… Себе забери… Хорошая она…» — последнее, что понял Егор, когда в ноги Демиду рухнуло тело какого-то бойца без головы. Голова со шлемом упали рядом. А конник, снесший её своей саблей, решил, что нечего отвлекаться на припавшего к земле Егора и поскакал дальше. «Ну всё, давай, Демид, лес рядом. Ещё чуть-чуть осталось… Демид!» — Егор посмотрел в лицо другу. Глаза его безжизненно стекленели на бледном лице, он не дышал. Егор раздражённо стукнул левой рукой себя по колену, отчего порез и ушибы огрызнулись резкой болью: «Ну как же так? Почти ведь спаслись! Прощай, Демид…»
Пытаться вынести одно тело с поля, где погибли тысячи было глупо. Да и куда вынести? Самому бы спастись. Ещё немного и сам ляжешь также. На мгновение Егор подумал, что неплохо вернуться в лагерь и увести с собой Раду. «Ну да, давай, вернись, проще здесь сразу сдаться в плен или голову под меч подставить. В лагере небось уже вовсю державные войска орудуют. Да и зачем мне эта поблядушка?»
До леса оставалось меньше половины полёта стрелы, когда взгляд Егора случайно коснулся тела бойца в дорогих доспехах, лежавшего у трупа большого чёрного коня. Сразу видно, что из знатных. Уже собираясь бежать дальше, Егор вдруг застыл. Это же Онагост, воевода Храмовой дружины Агуна и Кесы, его прямой командир! Убрав саблю в ножны, Егор присел рядом. Воевода оказался живым. Резаных или рубленных ран не было, видимо головой только приложился здорово. Онагост приоткрыл глаза и забормотал что-то бессвязное. Труп рядового ратника с поля боя выносить смысла нет. Зато такого знатного офицера, да ещё и живого…
Егор быстро снял с воеводы шлем. Голова действительно была сильно ушиблена. Быстро развязал ремешки пластин, наручей, снял кольчугу. Немного подумав, стянул с воеводы отличные сапоги из красной кожи и бросил их в сторону. Онагост очнулся.
— Ты… Ты… Михайлов… Как тебя там?
— Егор.
— Ты что делаешь, доспехи мои воруешь?
— Жизнь вашу пытаюсь спасти.
— Я хочу умереть в бою… Со славой! Верни мои доспехи.
— Поздно уже со славой умирать. Теперь только в могилу или в плен.
Егор огляделся по сторонам. Рядом с ними никого кроме убитых и раненых не было. Но в трёх полётах стрелы, со стороны державного лагеря, шла группа пехотинцев. Провозишься ещё чуть-чуть и они будут здесь. Егор взвалил освобожденного от лишнего железа воеводу себе на плечи и поволок в лес. Из-за ушибленной головы и резкой встряски того вырвало.
— Аааааээээ, — завыл он. — Моя дружина разбита… Хочу в битву… Что ты делаешь? Верни доспехи, подлюга… Украл… Всё украл… Хочу в битву… Мои воины…
— Тихо, воевода, тихо…
***
Личная охрана вывела Хотена Юрьева из замыкающегося кольца окружения в самый последний момент. Предельный князь Густошумья, прикрытый своими бойцами, едва успел заскочить в лагерь, когда на месте его ставки закружились бойцы Младшей дружины Строговых. В сторону телохранителей даже были выпущены несколько стрел и брошены дротики. Один боец получил ранение. Но преследовать маленький отряд князя Юрьева дружинники Строговых не стали. Ещё нужно было разделаться с окружённым войском.
Пройдя лагерь, Хотен Юрьев натолкнулся на удиравшего с поля боя князя Чернека Озерова. В горячке едва не дошло до схватки, но бойцы быстро признали друг в друге союзников. Чтобы не терять времени, продолжили движение вместе. Лицо предельного князя Суломатья было окрашено смесью бессильной злобы и мучительной боли.
— Удираю, — сказал он, когда подъехал князь Юрьев. — Как заяц… Я никогда с поля боя не удирал! А сейчас бегу. А там всё моё войско, все мои воины. И наследник мой тоже там!
— Да… — Хотен Юрьев тяжело вздохнул. — Надо же так!
— Какой-то вонючий мальчишка нас разбил…
— Как же теперь быть?
— Как быть? Ты как хочешь, а я после такого позора сдаваться не намерен. Буду биться до конца. Ты со мной?
— Конечно. Только чем биться? Всё наше войско разбито!
— Сейчас так поступим, — сказал Чернек. — Расходимся каждый в свой город. И запираем ворота. Готовимся к обороне. Поместную стражу, ополченцев, ветеранов со службы списанных. Всех вооружаем. Сразу обе крепости Всеслав осадить не сможет. Кого-то одного запрёт. Пока осаждает, другой из нас идёт со своими силами на выручку. А там поглядим что да как.
— Добро. Мой брат Тарас пять тысяч против Клыковых повёл. Если он их сбережёт, то это большая удача будет.
— Отлично! Вот ты меня и будешь от Всеслава спасать.
— Он один против всего войска Клыковых. Боюсь, как бы не постигла его наша доля.
— Всё, расходимся.
***
— Ну и где Волков? — спросил Лютогост. — Тьфу! То есть Волк.
— Вон он, там, — конный латник указал направление.
Волк Озеров, старший сын и наследник князя Чернека был пешим. Пронзённый стрелами труп его коня валялся рядом. Волк держал в руках меч и прикрывался щитом с сильно порубленным гербом владык Старогулья. На некотором расстоянии от князя, полукольцом держались строговские латники, лениво покачивая направленными на него пиками. Они запросто могли схватить его, но ждали Лютогоста, который пожелал увидеть Волка лично.
Воевода Старшей дружины Строговых легко соскочил с коня, лишь немного присев под тяжестью доспехов. Волк Озеров трясся всем телом, то ли от нервов, то ли от усталости. Скорее всего и от того и от другого. Меч в его руке плясал словно тот нарочно пытался выводить им замысловатые узоры в жарком воздухе. Лютогост подошёл ближе и некоторое время молча наблюдал. Уловка удалась, Волк затрясся ещё пуще.
— Ну что, долго тут стоять собрался? Бросай меч и сдавайся.
— Нет! Попробуй возьми меня. Я лучше погибну в бою!
— Случай погибнуть в бою ты сегодня уже упустил. Теперь только в плен.
— Вот ты и рискни меня взять!
Лютогост с демонстративным пренебрежением вынул из ножен отцовский меч. Отказался от поданного ему щита. Принял боевую стойку и пошёл на Волка. Нескольких ударов хватило, чтобы понять на что способен противник. Сын князя Чернека хорошо владел мечом и мог быть опасным противником, но сейчас был не в лучшем состоянии. Ещё натиск, несколько ударов и клинок вылетел из рук Волка, а сам он упал на спину. Лютогост, ударом ноги выбил у того щит. Поднял княжеский меч и взвесил его в руке. Наследник Суломатья беспомощно шевелил руками, словно перевернувшийся жук.
— Ну что смотрите? Вяжите его, — обратился Лютогост к своим латникам.
***
— Убитых и раненых ещё считаем, государь. Пленными взяли почти десять тысяч ратников, — доложил подъехавший офицер. Всеслав кивнул головой.
— Что будем с пленными делать? — спросил Олег Волков.
— Как что делать? — встрял Лютогост. — Мозговницы рубить. Это же враги!
— Ты прав, брат, это враги. Но это наши люди, сыны Рустовесского государства. Если бы какие-нибудь киврийцы были, то это одно дело. Но со своими так нельзя.
— Вечно ты что-нибудь мудришь, Всеслав. На Белошумье и Старогулье мы сейчас не пойдём. Теперь ещё и пленных просто так отпустим? Может вообще мятежников в покое оставим?
— Ну зачем же их в покое оставлять? И пленных я просто так отпускать не буду. Мы большую выгоду для себя добудем.
— Ладно, — отмахнулся Лютогост, — ты державный князь, тебе и решать как будет.
Подъехал посыльный.
— Мы нашли Вам его, государь. Он ждёт у идола.
— Спасибо, ступай.
— Кого там тебе нашли? — поинтересовался Олег Волков.
— Поехали, вместе поглядим, — подмигнул Всеслав.
До ночной тьмы было ещё очень далеко. Но солнце уже начало клониться к вечерней половине небосвода. Истоптанное поле представляло ужасное зрелище. Тысячи тел убитых людей и коней, стоны раненых, кружащиеся вороны. Князья подъехали к Каменному идолу и спешились.
Вокруг вросшего наполовину в землю постамента лежали вперемежку несколько десятков убитых воинов. Старшие и младшие дружинники сошедшихся сегодня в битве княжеских Домов. Их кони лежали рядом. Здесь столкнулась конница державного войска и Вежинского содружества. Один из бойцов с разрубленным залитым кровью нагрудником прислонился спиной к постаменту. Мёртвая рука его сжимала рукоять меча.
У постамента рядом с офицером Знамённого отряда стоял дремучий старичок. Лицо его было так сильно сморщено, что побрить его в соответствии с древним обычаем было уже нельзя. Густая белая борода была только подстрижена. Обтрёпанная бедная крестьянская рубаха и штаны говорили о том, что его семья живёт небогато.
— Аяяй, вот беда! Бедааа… — негромко твердил себе под нос старичок. — Ой, беда… Ой сколько народу побито насмерть… Оёёёёй… Какая бедаааа…
Увидев подошедших Всеслава и Олега, старичок упал на колени.
— Государь… Владыка… Князь…
— Поднимись.
Старичок поднялся и продолжил причитать.
— Ой беда… Сколько же полегло… Ой беда… Как же так, государь?
— Война, — только и пришло на ум Всеславу.
— Война, да… Беда…
— Сколько тебе лет?
— Не знаю, государь.
— Но правду говорят, что ты самый старый в здешних краях?
— Правду говорят, я самый старый, — старичок закивал головой.
— Может тебе девяносто лет?
— Может быть… Нет, мало. Больше мне лет.
— Сто пятьдесят?
— Сто пятьдесят, — повторил дед и задумался, подняв вверх выцветшие глаза. — Может быть. Или нет… Нет, меньше.
— Ладно. Я вот что у тебя узнать хотел. Ты про этого Каменного идола много знаешь?
— Да нет, государь. Кто он такой будет и откуда мне неведомо.
— А как он тут на поле оказался ты знаешь?
— Это было давно. Ещё когда твой прадед правителем был. Идол тот всегда вон в той стороне был.
— Лежал там?
— Ну… Не знаю, лежал или чего. Голова только из земли торчала. А управителю стана нашего пришло на ум его откопать и сюда поставить. Чтобы он за полем присматривал. Мы тут всегда сено косим, значит. А он пусть смотрит. Вестимо это бог какой-то. Видать, ему Древние поклонялись. Да… Любили его видать, раз такого идола сделали. А может это он и есть самый бог. Только окаменел, так как Древних уже нет. Но говорят, что он вообще живой.
— Живой?
— Ну да. По ночам слезает с камня-то своего и бродит тут в лесу.
— И зачем бродит?
— Ну кто же знает его, государь? Может ищет чего. Древних ищет, да найти не может.
— Ну и что тот управитель стана сделал?
— Да… Чего сделал? Собрал людей и давай они копать. И много месяцев копали, а потом сюда его и поставили.
— А дальше что было?
— Да что было? Так вот и стоит с тех пор. По ночам только в лесу бродит. Но жить нам не мешает… Нет.
Всеслав и Олег посмотрели на Каменного идола. На внушительном постаменте, из хорошего гранита, стоял он и невозмутимо смотрел куда-то вдаль. Идол был облачён в длинное до колен каменное платье. Наверное, такую одежду носили когда-то Древние. В левой руке его был скомкан какой-то небольшой свёрток. Круглая с лысиной голова и небольшая бородка. Ладонь правой руки с оттопыренным большим пальцем пыталась дотянуться до чего-то неосязаемого. Интересно, зачем он бродит по ночам в лесу? Может и правда ищет Древних?