Мы с Серегой переглянулись. Ну, в Грозный так в Грозный. Все равно к людям едем.
Через полчаса сгустились сумерки. Мы все катили и катили в неизвестность, поднимаясь и опускаясь по сопкам. Играла мексиканская музыка. Одолев очередной снежный подъем, мы увидели лежащую на боку санитарную машину. Ее кабина горела. Казалось, что это несчастье случилось только-только. Я начал себя успокаивать: ну, не справились с управлением, завалились на бок. Вот только пламя никак не вязалось с обычной аварией.
Я посмотрел на водителя. Он заметно покраснел. Убрал рядом с собой тряпочку. Под ней лежал автомат.
— На возьми, передерни затвор, — сказал он приглушенно.
— Пожалуйста-пожалуйста, — я передернул затвор и передал автомат ему.
Водила положил его на колени.
Проезжая мимо горящей машины, я отчетливо увидел разбросанные по дороге, окровавленные бинты. Санитарка оказалась прошита в нескольких местах автоматными очередями. У нас было такое чувство, что это произошло буквально за пять минут до нас. Но ни трупов, ни раненых — нигде не было. Серега достал фотоаппарат:
— Может это…? — начал он ни к кому не обращаясь.
Водитель посмотрел на него такими глазами, что всякое желание фотографировать что-либо у моего друга отпало. Мне тоже не хотелось останавливаться. Хотелось поскорее убраться из этого места.
Когда мы миновали машину водила облегченно вздохнул и сказал:
— Мужики, мы везем пять тонн снарядов. Если что случится, открывайте дверь, выскакивайте и бегите нах, как можно дальше.
Я посмотрел в потемневшее окно: снежные сопки, ни одного огня.
— Куда бежать-то?
— Куда хошь, только подальше! — водила был явно раздосадован нашей гражданской тупостью, — Если это все ебанет, то сам понимаешь…
И тут встала такая дурацкая дилемма: в кабине тепло, но если нападут — это верная смерть. Но и выскакивать в ночь, в неизвестной местности — это тоже смерть. Пусть даже с отсрочкой. Но в принципе выбор был прост: или взорваться или замерзнуть. Ни одни из вариантов мне не нравился. И я постарался об этом не думать. Вон мексиканцы, орут себе из моего диктофона и ни о чем не жалеют.
Вскоре с одной из сопок мы увидели Грозный. Точнее мощное зарево огня. Город пылал. И настолько сильно, что даже здания были не видны. Сплошные факела. Небо сотрясала мощная канонада. Машина вновь съехала с сопки и город пропал. У меня возникло сомнение: а правильно ли, что мы туда едем? Может мы несколько поспешили? Не вовремя так сказать? Может люди заняты, а мы им тут здрасьте! Кому ж такое понравится?
КАМАЗ подъехал к артиллерийским позициям и начал разгружаться. Стволы бешено выплевывали снаряды, не останавливаясь ни на секунду. Мы попрощались с водителем и спрыгнули на землю.
Не успел я подумать к кому бы обратиться, к нам уже бежали военные:
— Стой вы, кто?
Мы показали удостоверения, командировочные предписания.
— Журналисты? Ни хуя себе! А как вы тут оказались? С колонной? Ну, бля хитрецы. Сюда же запрещено приезжать.
Нас куда-то повели. Я стал размышлять над словом «хитрецы». Хорошо это или плохо в данной ситуации? Ангелы что-то тоже помалкивали или не хотели со мной разговаривать. Вскоре мы очутились на аэродроме Северный. Нас передали какому-то генерал-лейтенанту. Он был вдрызг пьян. Его лицо сияло пурпурно-красным от мороза и алкоголя. Генерал проверил наши документы и судя по всему сразу же нам поверил:
— Так значит, хотите смерти в лицо посмотреть? Ну, бля, я вам с удовольствием покажу, — его голос звучал с каким-то надрывом.
Он схватил рацию и начал кого-то вызывать. Потом обернулся к нам.
— Отойдите пока к стене.
— Это зачем? — спросил я, — Расстреливать что ли будете?
Шутка ему понравилась.
— Ребята, — захохотал генерал, — Когда мы решим вас расстрелять, торжественно обещаю, что вы узнаете об этом первыми.
Мы встали под стеной. К нам стали подходить военные. То что они офицеры, я мог заметить только по следам от звездочек на погонах. На этой войне снайпера выбивали их в первую очередь. Весть о нашем появлении похоже облетела все позиции.
— Вы правда журналисты? — спрашивали офицеры. Мы кивали.
— А в Москве, бля, знают, что здесь происходит? Знают, бля?! — тон вопросов меня насторожил. Я понял, что дела идут не блестяще. Но отвечать за просчеты так сказать официальной Москвы мне не хотелось.
— Мы приехали как раз для того, чтобы об этом написать, — ответил я.
— Ну напишете, вам ептать голову за это оторвут! Или не напечатают ни хрена, понял?
— Это почему?
— Потому что здесь массовое убийство, бля, происходит! Здесь людей, блядь, пачками кладут. Ты в городе был?
— Мы только приехали.
— Оставатесь, я вас бля по всем местам проведу, вы охуеете, что здесь твориться и своим уебкам в Москве расскажешь потом! — в общем благие пожелания сыпались на нас ос всех сторон. Наверное, офицеры были благодарны судьбе, что здесь оказался хоть кто-то из этой ненавистной всем Москвы. Кто-то показал на курившего в сторонке капитана: — Вон у него, бля, спроси. От его подразделения вообще ни хуя не осталось.
Капитан подошел к нам и с ходу начал говорить обращаясь не к нам, а куда-то в пустоту:
— Когда нас расхуячили, меня сильно добануло. Я встал на карачки, а дальше — ну никак. Пополз на четырех костях вдоль улицы. Кругом одни трупы. Столько убитых я никогда не видел. Кругом стрельба еще. Хер поймешь кто-где и кто в кого стреляет? Смотрю: подъезд. Я туда. К стене прислонился, достал сигарету, а настроение такое похуистическое. Думаю: да пошли вы все на хуй! Это что, война? Закурил, сижу, смотрю в потолок. Дверь хлопнула. Забежал солдатик какой-то сел рядом и тоже сидит. Курим вместе. Потом еще, еще прибегали. Все молча садятся рядом. Мне по хуй. Я в поток смотрю, как в прострации какой. Ну сидим так час-другой, потом чувствую что на меня все смотрят. Я огляделся, а солдатики так молча вперились в меня и молчат. Потом один говорит:
— Слушайте вы офицер, знаете что нам делать, командуйте, мы готовы.
Меня, бля, как током пронзило. Прикинь, от этого вопроса в себя сразу пришел! Вывел их из окружения. Причем, как было нас пятнадцать, всех вывел, без единой царапины.
Нас позвал генерал. Мы попрощались с капитаном и отошли.
— Ща за вами приедут, — сказал генерал.
— Кто?! — не понял я.
— Смерти в глаза вы хотели посмотреть? — спросил он с нажимом. Видимо ему это «смерти в глаза» — очень нравилось. Я уже пожалел, что все генералы умеют читать. Вычитал где-то это выражение и теперь давит на всех.
— Ну и кто едет? — спросил я.
— Приедет щас, посмотришь.
— Смерти в глаза? — переспросил я.
— Вот именно, подтвердил он.