— Бегом крикнул Кравченко, — Не останавливаться! Держаться за БМП!
Мы рванули по улице что есть мочи. И тут я понял какой я богохульник. Я молился Богу вперемешку с матом. Над головой то и дело слышался посвист пуль.
— Стой! — закричал мне Кравченко и показал на солдата. Пуля угодила ему точно в лицо. Он лежал на спине, раскинув руки. На нем был новенький бронежилет.
— Скорее снимай, я подожду, — он присел рядом с автоматом на изготовку.
— Что снимать? — я стоял как дурной разводя руками.
— Бронежилет, идиот, снимай.
— Я, я, я не могу, — в груди у меня все сжалось от страха.
— Вот бля! Бежим тогда, нехуй тут околачиваться, — крикнул Сергей и мы снова рванули по улице. По стенам домов лупили шальные пули.
Мы подбежали к пролому в кирпичном заборе. Здесь уже притаились на корточках офицеры из нашей группы. За забором бешено вертелась перестрелка. Ухали взрывы гранат.
— Кто там? — спросил я.
— Хер его знает, — ответили мне, — Иди, спроси, мы так и быть подождем, — хихикнули офицеры.
— Ага, если че, зови на помощь, — добавил кто-то из них.
Я промолчал.
— Раз не хочешь идти, — продолжил офицер-приколист, — Тогда надо туда ебнуть. А потом посмотрим, что случится.
Он уже достал гранату, как тут из подъезда, позади нас выскочила группа в грязно-белом ментовском камуфляже и сферических касках.
— Не стреляйте, — заорали они, — Там наши духов по заводу гоняют.
— Вы кто?
— Мы из Софринской бригады.
— Тут ваши земляки из Москвы, — показал на нас Сергей.
Но нашим подмосковным софринцам было по хер. Они на нас глянули мельком и стали обсуждать что-то с офицерами.
Обстановка оказалась сумбурной. Как таковой линии фронта не было. Бои шли повсюду. Зачастую один дом или двор принадлежали федералам, а соседний — боевикам. Мы оказались примерно между двумя зонами, которые контролировали боевики. Впереди софринцы вышибали из завода противника. Отходить можно было только по той же дороге, по которой мы сюда и приехали. Это было не хорошо. Вполне возможно, что боевики тоже об этом знают или скоро узнают. Значит они могут сомкнуть кольцо у нас в тылу и устроить нам при отходе засаду.
Подкатили наши БМП с УРАЛом. На улице сразу стало людно.
Помимо экипажей и десанта из БМПэшек, на улице оказались и горожане. Они вылезали из каких-то немыслимых щелей среди развалин. Здесь были люди всех возрастов и национальностей. В руках у них были сумки, жестяные банки, пластиковые бутылки.
Женщины, старики, дети подходили к машинам и солдаты отливали им керосин в жестяные банки и пластиковые бутылки. Доставали коробки с консервами, делились лекарствами. Мне так и не удалось ни с кем из них толком переговорить. Грозненцы отвечали как-то все односложно и узнав, что я журналист спешили поскорее отойти. С таким же успехом я мог представляться ФСБэшником. Я поделился с одним из военных своей проблемой:
— Не мудрено, — сказал офицер, — Среди них есть наводчик от боевиков. Они его знают, но никогда не выдадут. Боятся. Они не только с тобой не хотят говорить. Я сейчас отведу тебя к одному человеку, он тебе такое понарасскажет.
Мы зашли за БМП. Нужный человек, как раз отдирал примерзший труп солдата, кошкой на веревке.
— Минируют трупы, суки, — пояснил он, — Вот и приходится сначала зацеплять его кошкой, а потом в сторонке дергать за веревку.
Ему объяснили мой вопрос: — Знаешь, — и кадык этого подполковника заходил вверх-вниз, — Я тут мать свою встретил. Кинулся к ней, а она сделала вид, что не узнала меня. Зашла за машину, я за ней. А она мне говорит: сынок не называй меня мамой, а то меня боевики убьют. Я даже забрать ее не мог. Она ехать не хотела, за друзей по подвалу волновалась… — подполковник отвернулся и крикнул солдатам, чтобы помогли отнести труп в машину.
Мой напарник фотограф все это время безостановочно фотографировал. Его кадры, на которых видно, как собаки до костей обглодали трупы, облетели весь мир. Собаки жрали все, до чего могли добраться: съедали, например, лицо, но шлемофон при этом не трогали. Представляете, какая жуть получалась: розовый череп с пустыми глазницами в шлемофоне. Или съедали обгоревшего танкиста, оставляя нетронутыми сапоги. Скелет в сапогах.
(Уже весной наши солдаты от голода отстреливали этих самых бродячих собак и ели). Я пишу это не для издевки или смакования, а чтобы вы представили, какая была обстановка вокруг.
Меня особенно поразил убитый танкист. Перед смертью он пытался выбраться из башни горящего танка, но был сражен в спину насквозь гранатометным выстрелом из РПГ-7. Взрыватель не сработал. Танкист так и застыл опершись руками на край люка, с торчащей из груди гранатой. С ним было очень много хлопот, потому что сперва надо было достать гранату, которая могла сработать в любой момент.
Глядя на танки и БМП, из которых гранатометные выстрелы сделали дуршлаг, я понял, что боевики запаслись гранатометами под самую крышу. Откуда столько оружия у них? Ведь одна граната от РПГ-7 — стоит дороже цинка патронов?
— Пиздец, да? — рядом очутился незнакомый мне офицер.
— Это ужас. Я об этом буду орать на всех углах, — сказал я.
— Ты еще не знаешь, что трупы наших ребят и раненых, эти скоты раздевают догола и подвешивают в окнах. А сами из-за них стреляют по нам.
— Этого не может быть!
— Не вершишь? Михалыч! — позвал военный, — Ты был на последнем выходе, подтверди.
Подошел офицер: — Я лично видел это. Это было при штурме Совмина, в президентском дворце — такая же хуйня. Так что пиши смело, не бойся, эти скоты еще и не на такое способны, — он сплюнул и пошел по своим делам.
Потом и другие офицеры подтвердили мне тоже самое.
Я еще раз пообещал, что при первом же звонке в редакцию, когда буду зачитывать материал, расскажу об этом. (Забегая вперед, замечу, что пообещал зря. Романтиком был. Из Грозного мне казалось, что московская редакция довольно серьезно относится к моей работе и уважает меня за то что я делаю. Но главный редактор запретил это печатать заявив, по словам моих друзей: что я сижу пьяный в какой-нибудь гостинице Моздока и сочиняю омерзительные сказки).
Мне потом часто вспоминался убитый старший лейтенант, судя по петлицам — из артиллеристов. Кавказкой внешности, он лежал у забора раскинув руки, смотрел мертвыми глазами в небо и счастливо улыбался во все свои золотые зубы. Потом, когда мне в очередной раз приходилось неприятно объясняться со своим журналистским начальством по военным вопросам, я всегда почему-то вспоминал его улыбку. Он словно говорил мне: «да забей ты хуй на этих подонков! Кому ты объясняешь? Жирным ублюдкам, которые сидят в бане с девками, целуются с теми, кто послал нас умирать, берут от них ордена, медали, а сами отмазывают своих сыновей отморозков от армии и при этом поливают нас погибших грязью? Так что не трать свое драгоценное время на унизительные объяснения. Просто живи и наслаждайся. Чтобы не было потом стыдно и умереть, когда придется».
— Да, — соглашаюсь я с ним мысленно, — Я постараюсь придерживаться этих правил.
Закоченевшие трупы складывали в УРАЛ. Но сначала, как я уже говорил, к каждому убитому сначала прицепляли кошку, отходили за броню или просто приседали и дергая за веревку переворачивали труп. На этот раз подложенных гранат не было. Мы с Сергеем иногда помогали грузить трупы. Но большей частью я старался поговорить с военными. Я знал, что после этого выхода они все разойдутся по своим подразделениям и хрен потом кого из них найдешь.
Неожиданно бой на заводе закончился. Софринцы забегали по каким-то своим заботам. Понесли в пролом перевязочные пакеты. Что-то предавали по рации. Но тут неожиданно пропали местные жители. Для военных из нашей группы это послужило сигналом. (Об этой примете почему-то даже софринцы не знали).
— Уебываем, бля! По машинам! — заорал на бегу, какой-то офицер. Сейчас начнется бля!
Техника и люди — все пришло в движение. Заревели двигатели на БМП. Стволы башен заметались по сторонам, готовые отразить нападение.
Горожане оказывается не только знали о наводчике, но и внимательно следили за его поведением. Как только наводчик исчезал, горожане тоже торопились укрыться. Потому что наводчик передавал боевикам информацию о подразделениях федералов, и как правило после этого начинался бой.
Вся наша группа рванула по улице обратно. Сначала бегом, потом мы сели на БМП.
— Запомни, — заорал мне в ухо какой-то военный, — Всегда смотри за местными, если они вдруг исчезают, значит бля сейчас начнется. И надо уебывать самому как можно быстрее! Народная примета такая! — он заржал.