На начало войны ей было десять лет без одного месяца. Следом выступаю я. Имя получил от сестры, а родители согласились с ним. С "этикеткой" маюсь всю жизнь и не напрасно: на закате дней довелось прочитать в одной умной книге, что данное при рождении имя определяет всю жизнь носителя оного. Когда сестра настаивала на присвоении брату полюбившегося ей имени, на то время она читать не умела, и сведений из умной книги знать не могла. А было вот что: на момент, когда нужно было крестить младенца (я) и давать имя, в монастыре проживал милый и симпатичный мальчик, от которого все маленькие девочки, и какие были взрослее, были от него без ума! С девочками случаи "любовного безумия" происходят чаще, чем с мальчиками одинакового с ними возраста.
Сестрица, ожидая в будущем такого же внимания от девочек в мою сторону, позаимствовала чужоё имя для брата.
Сестра тогда не могла знать, что два человека с одинаковыми именами жить рядом не должны: кто-то один обязательно сгинет. Насовсем. Но это из области мистики, хотя тот красивый мальчик потом всё же погиб. Возможно, что погибнуть должен был я, но этого со мной не случилось. Почему погиб он, а не я — об этом знать Судьбе, у неё свои соображения о нашем пребывании в видимом мире. Знать намерения Судьбы в наш адрес — дано не всем.
— …а если что-то и становится известным из намерений этой великой женщины, то вы плюёте на её предупреждения — помог бес.
О девочках и о том, что у меня с ними было, стану говорить позже, а пока пребываю в таком возрасте, когда конфликт с сестрой мог возникнуть абсолютно на ровном месте. Продолжать рассказ о житие в бывшем женском монастыре времён оккупации в звании "засранца" и возрастом старше шести лет не хочу!
"Замыкающая" в семействе — младшая сестричка возрастом в один год на начало грандиозных исторических событий с названием "война".
Сестричка представляла круглое во всех местах существо, любимое, как все "последыши". На то время о том, она будет не последней, ещё никто не знал. Не только этого не знали, но и многое и другое из того, что нас ожидало впереди. Прелесть будущего в том, что оно неизвестно: ждёшь лучшего, а оно всё не приходит! Чтение интересной книги приятнее: есть возможность заглянуть на последнюю страницу: "что там!? Чем всё закончилось?" — жизнь такое не позволяет проделать.
Меньшая сестра была окрещена в православную веру во второй месяц после начала войны. Крещение совершалось по двум соображениям: дитяти исполнился год проживания — раз, надвигались грозные события с названием "война" и "крещеную душу" "всевышний" мог как-то оградить от возможных военных неприятностей — два. Могла быть и третья позиция, но о ней не имею представления.
Крестили сестру на дому. Помню тот вечер: он был солнечный и на исходе. Священник был крепким, рослым мужчиной и творил обряд с пением и горящими свечами. Удивляло: священник почему-то поменял одежду. Пришёл в келью в обычной одежде, затем облачился во что-то необыкновенное, диковинное, вселяющее страх и уважением, и, не медля, приступил к исполнению непонятных действий. Отец вполне профессионально ему помогал, но такой способности отца я не удивился потому, что ничего не знал о том, что отец до тридцати лет служил у архиерея и знал "службу" не хуже самого лучшего священника. Священники "разряды" имеют: "семинарные", простые, что-то вроде "техникума" окончившие, простые, и "академические", которые элита.
За столом с выпивкой и священник превратился в обычного человека, если не считать бороды и длинных волос ниже плеч. Это всё.
В питании война делилась на этапы: в первый день после "коварный враг напал на советский союз" вроде бы ничего не изменилось, и меньшую сестру продолжали кормить французскими булками, моченными в кипячёном молоке сельского производства.
Хочется пропеть славу спокойствию и выдержке соотечественников. Тех, кто не помышляли об эвакуации: французские булки довольно-таки долго не пропадали из торговли. Сегодня некоторые говорят, что такое было, чуть ли не до самого прихода врагов в город, но не верю, это из области фантастики: откуда булкам взяться было? Но с другой стороны: люди ещё не знали, что такое "оккупация" с её нехватками "всего и вся", поэтому и могли производить французские булки. Как бы по инерции…
Советские "червонцы" стоимостью в тридцать рублей имели хождение наравне с "продуктами натурального хозяйства": картошка, мука, отруби, сало, мясо. Враги никак не реагировали на хождение советской купюры с изображение "вождя мирового пролетариата" в кепке. Рядом с купюрой уживались немецкие марки, но каков "курс" у каждой валюты — этого никто из оккупированных сказать не мог: "обменные пункты" отсутствовали. Вот она, коллаборационистская природа небольшой и худшей части граждан!
Много сказано о мужестве и героизме тех, кто боролся с пришельцами. Верно, боровшиеся заслуживают уважения и "благодарной памяти потомков".
— Убери шаблон о "благодарной памяти…"
— И не подумаю! Кто заслуживают уважения и всяческого поклонения? Они, герои! От кого память? Кто должен кланяться борцам с пришельцами? Те, кто не думал о борьбе с ними? Кому враги были безразличны? Что думали вражеские прислужники о тех, кто боролся с врагами? Коллаборационисты оставались в целости без борьбы.
Установить когда, где и кто сказал "война — хуйня, главное — в живых остаться"! — невозможно…
Булки пока имелись, а молоко по утрам привозили жители близлежащих деревень, коих и до сего времени называют "подгородными". "Подгородные" доставляли плоды деятельности на земле, и первым, основным продуктом было молоко. Но булки почему-то делали в городе, как и сейчас. Если до начала войны "родное советское государство" отнимало у подгородных продукты труда с объяснением "на укрепление социалистического отечества", то с началом заварухи с названием "война", подгородные почувствовали волю и ударились в процесс "личного обогащения".
— Клевещем? "Сознательное советское крестьянство с радостью отдавало всё выращенное на процветание социалистической родины"!? Клевета, что всё тогда делалось "по согласию — за горло", и всё это — "клеветнические выпады придуманы врагами социалистического строя"?
— Нет. Ни одно крестьянство, никому и никогда не отдавало продукт своего труда с радостью!
Где-то советская армия оставляла города, а по утрам к восточной стене монастыря приезжали подводы, где в малом количестве сена стояли кувшины с молоком. Помню их…
Война принесла совсем маленький кусочек времени, когда "советской власти" было не до сборов налогов, и этот кусочек времени был самым лакомым из всех предыдущих и последующих лет в жизни подгородных!
Глиняный кувшин с молоком отец называл старым именем "штоф". Пользовались такой древней мерой жидкости на Руси, застал её.
Купленное молоко кипятилось, наливалось в кружку, и туда хорошими кусками опускалась французская булка с ванилью. Что это была "ваниль" — этого не знал, но аромат ванили запомнил основательно. Аромат от булок был нестерпим, он мог свалить слона и порождал мысли о разбое!
И вся эта райская булочно-молочная благодать предназначена ни мне! Конкурент, мать твою! И почему сестра вообще появилась!?
Только в зрелом возрасте узнал, что конструкция моего организма не выдерживала молоко, не переносила. Что только ни делал для дружбы с молоком — ничего не получалось: лактоза никак не хотела приживаться в моей утробе. Порода такая…
— Чему завидовал? Если бы тебя кормили мочеными в молоке булками с ванилью, ты всё едино не достиг такой полноты и "сдобности", какой обладала младшенькая сестричка. Не та у тебя "конституция"!
— Так почему был таким завистливым злыднем!?
От регулярного потребления французских булок с молоком, к началу войны сестричка сама была похожа на булку: толстенькая, кругленькая, розовенькая и в складочках. "Сдобная". И эту "булку" отец любил больше всех! Он целовал её и щекотал, и когда видел такое, то после отцовых ласк появлялось тихое желание укусить сестрицу! Сильное и нестерпимое желание причинить членовредительство укусом в какую-нибудь часть её тела приходило после поднятия "хая", когда видела кражи
предназначенного ей продукта. Почему сестру кормили булками с молоком, а меня нет — понять не мог. Потому, что продукт был не в пользу? "Не в коня корм"?
Кормление сестры булками с молоком продолжилось и в победном 45-м году. Война пролетела над её головой без потрясений: это было всё то же толстенькое и кругленькое создание, продолжавшее кушать булки с молоком. Ванили в булках было меньше, но от этого булки не переставали быть булками. Плевать сестра хотела на все мировые войны! Нет, она не плевала на войны, она на них испражнялась тем, что получалось в круглом животике от булок с молоком.
Как-то милый ребёнок, уже большой по меркам тех лет, перекушав в ужин деликатесов, надумал "отдавать богу душу": так ему тяжко стало! Или молоко было не того сорта, или хлебопёки отклонились в технологии приготовления французских булок с ванилью, но сестрица собралась умереть, ничуть не думая, что навсегда может расстаться с любимым питанием! Людей на Земле всегда держит что-то, пусть это будут и французские булки.
Как скоро к родителям пришло понимание причин телесных страданий сестры — не помню, но мать сказала:
— Обожралась! — она была воспитанницей приюта, повторяюсь, но откуда знала термин жителей села — не знаю.
Что такое "обожрался", как можно "обожраться" до состояния "ложись и помирай" — таких ощущений не испытывал.
Случилось всё под вечер, слабительного под рукой не имелось, вообще никакого слабительного в доме не было, и как изгнать излишки съеденного продукта из живота сестры — я не представлял. Не допускать же, в самом-то деле, кончины ребёнка!?
И отец применил надёжное, эффективное народное лекарство: моцион, чтобы всё сожранное "утряслось"!
Откуда отец знал, что обожравшуюся клевером корову жители села гоняют до тех пор, пока съеденный клевер не выйдет естественным проходом?
Если корове "прогон" не помогал, то специальной трубкой с названием "троакар" протыкали утробу корове для выпуска газов. Протыкание оставляла корову жить, но, как говорят знатоки-животноводы, ждать молока от "проткнутой" — пустое дело.
Протыкать троакаром толстенький животик сестрички никто не собирался, но обсуждение операции проводилось:
— Хоть протыкай!
Мог ли знать, когда взрослые шутят, а когда говорят правду? Кто в девять лет знает, что нужно делать с объевшейся родственницей? Отец знал.
Садилось солнце, и моцион безотлагательно начался. Я мог остаться дома, моцион сестрицын меня не касался, но было интересно знать, как лечат "прогоном" от предания.
Вывели "страдалицу" через юго-западный пролом в стене, что был через дом от временной кельи и повели её вдоль ограды на север, по часовой стрелке. Сегодня думаю: почему отец выбрал такой маршрут? Почему бы не погнать маленькую и толстенькую девочку на запад? Вдоль другой стены? Их было четыре, и переевшему ребёнку было без разницы, вдоль какой стены погонят "разгрузочным моционом". Для "утряски" съеденного продукта нужно было сделать определённое количество шагов в любую сторону света. В какую сторону — не всё ли равно? Да нет, оказывается, не всё равно!
Обожравшийся ребёнок не хотел идти и требовал взятия на руки. Для этого дети всего мира применяют простейший способ, коему никто их не обучал: садятся на землю и поднимают крик в надежде добиться своего. Отец, при всей его большой любви к тирану понимал, что несение на руках не даст целебного эффекта, и не уступал требованиям "бунтарки". Какое-то время ждал, затем поднимал "страдалицу" на продвижение вперёд!
Сегодня не могу сказать точно, сколько было у сестры попыток "поднять восстание" за право лечь на землю и "умереть, не сходя с места".
Тогда никаких мыслей не было, только был участником "исцеления", но сегодня позволю вопрос:
— Если бы погнали объевшегося булок и молока ребёнка на восток, против хода часовой стрелки, против солнечного хода, супротив хода всего "мирового распорядка"!? Как знать, не случился бы тогда заворот кишок? Не потому ли сестра осталась жить, что монастырские стены, пусть и опоганенные, всё же сохранили какую-то часть целительной силы? И моцион был что-то вроде "крестного хода", кои совершаются только с востока на запад?
Мы обошли монастырь всего один раз, и этого хватило страдалице для полного исцеления, кое окончилось длительным сидением на горшке, и было весьма обильным! Удачным. "Крутым".