— Чтобы ещё куда-то пошла прятаться!? Лучше сгинуть от бомбы, чем, как последние дураки, метаться по чужой картошке!
Быть "последними дураками" на своём картофельном поле мы не могли по причине отсутствия "земельного надела". Это была единственная причина остаться умными: не иметь собственного клочка земли с картофельными грядками и не прятаться в них от авианалётов.
После "иллюминированной" ночи старшие мальчишки бегали в поля на поиски остатков вражеских осветительных тарелок. И находили их! Такой счастливец становился обладателем редкой и завидной игрушки: маленькой, точной копии настоящего парашюта! Из шёлка! И со стропами! Что это "мини-парашют" — тогда об этом никто не знал.
Счастливчик развлекался тем, что к стропам привязывал каменный груз, затем камень заворачивался в остальную часть парашюта, и "пакет" забрасывался с силой и умением, какими обладал "пускатель". В небе парашютик раскрывался, и, покачивая грузиком, шёл к земле. Плавное опускание "устройства спасения пилотов" происходило, если запускающий правильно заворачивал камень в ткань, если нет — игрушка, достигнув высшей точки взлёта, летела к земле камнем и "расшибалась".
Падение нераскрывшегося парашюта огорчало: "ну, вот, ещё один разбился…" — речь о живых людях, разумеется, не велась…
Запусков производилось столько, что начинали болеть руки, предплечье и вообще всё, что у нас расположено справа…
Глава 60.
Прогулка в последнее убежище.
Общественная мысль не стояла на месте и продолжала напрягаться в ответственном деле спасения животов. Где ещё прятаться от ужасных и отвратительных бомбардировок!? Кои вчерашних нормальных людей сегодня сделали неврастениками? превратили в истеричек?
Пора рассказать о наших, местных рукотворных пещерах, что в основной части и до сего дня находятся под монастырём. Нет, нет, их не устраивали монахини для уединения и молитв, нет, всё обстояло гораздо проще: Среднерусская возвышенность, как известно из школьного курса по географии — толстая платформа из кальция. Иные части суши состоят из мрамора, гранита, есть места из полудрагоценных камней, а Среднерусская платформа — известковая.
Тот же школьный курс говорит, что многие миллионы лет назад нынешняя возвышенность была дном моря, и что на это дно из морской воды в весьма больших количествах отлагался кальций. Почему не красные кораллы отлагались в древнем море, а извёстняк — этого я не знаю. Если бы море было тёплым, то сейчас мы жили бы на сплошных красных кораллах. Но не Судьба: Природа обошла нас красотами.
Отложившийся за миллионы лет кальций образовал камень, слоистый камень-известняк. Когда Русской возвышенности надоело быть дном моря — она вздыбилась над водой и стала большим и толстым куском суши. Когда такое случилось, то всем стало ясно, что из камня можно кое-что строить. Нет, не города, это не армянский туф, но и плиточный известняк кое на что сгодится.
Большинство домов нашего города с названием "частный сектор", старой постройки, возводились так: из местных известковых плит на земле выкладывались тумбы не выше половины аршина. На тумбы ставился деревянный сруб — и, считай, дом готов. Отделка дома — не в счёт. Это детали.
Так строились мещане средней руки. Состоятельные граждане города выкладывали цоколь из доброго красного кирпича на извёстке, и только потом на него ставили домик в один этаж. Из дерева. Сам цоколь был чем-то вроде полуподвала, с окнами на уровне мостовой. Цоколь — для прислуги и кухни.
Известняк ломали в глубине самого высокого холма за чертой города, под монастырём, а также камнеломы уходил в стороны. Выбирая плиточный известняк, жители, того не сознавая, "разрушали устои христианства на Руси"
Разработка известняка велась до закладки монастыря, но когда перестали вывозить плитняк — никто сказать не мог. О пустотах в холме забыли, но когда налёты Luftwaffe стали особенно нестерпимыми, старые люди вспомнили о них. Это были довольно-таки просторные помещения: телеги с камнем вывозили из выработок лошадками.
Дополнения к "декорациям": Среднерусская возвышенность, если верить геологам — громадная и толстая платформа. Настолько толстая и непоколебимая, что проживающим на ней гражданам ничего из списка "стихийные бедствия" не грозит на многие сотни лет вперёд! Землетрясения, наводнения, цунами и всякие иные потопы ей не грозят. И торнадо нас не касаются, экзотика они для нас. Средне-Русская возвышенность — это холмы, поля и овраги. Полей — больше. Это о ней сказано поэтом:
"…и в голубых опять волнах
с холма на холм взлетаю я!"
— однако, быстро человек перемещался!
Из всех холмов Среднерусской платформы волнует только тот, на котором расположен монастырь. И прорытая в монастырском холме колея железной дороги, что находится в метрах в двухстах от монастыря. Дорога соединяет наш город с соседним городом в сторону запада.
На закат солнца от монастыря, внизу холма, с юга на север протекает река, через реку — железнодорожный мост старинной постройки на высоких опорах-"быках". Вход в каменоломни недалеко от моста, у основания холма и совсем близко от реки…
Был бы поэтом — непременно написал бы оду мосту!
В произведении непременно отметил и то, как наступающие враги пытались с "винтокрылых машин" бомбами разрушить мост, превратить его в кучу металлического лома, но не смогли!
И точно в такую же груду металла, но позже, мост старой постройки желали обратить и лётчики родной авиации, но и у них с этой затеей ничего не получилось.
— Мистика!
— Никакой мистики! У врагов авиаторы были похуже, а своим авиаторам было жаль уничтожать "чудо старинного мостостроения". Мост всё же наш! Вот почему ни одна бомба не встретилась с этим чудом до переворотного мостостроения.
— А монастырь не из той "серии"? В монастырь угодила одна бомба отечественного производства. В загаженный "самым христолюбивым" народом в мире" монастырь — одна бомба!? Не чудо ли? — бомба была подарена монастырским обитателям по формуле: "от своего и кулак сладок". Думаю, что монастырь не был разнесён в пух и прах по трём причинам, две из которых полностью мистические:
а) во время налётов чья-то, до предела испуганная детская душа, или с десяток душ, не меньше, покидали тела и возносилась в небо, входили в кабины пилотов немецких, или советских, (нужное — подчеркнуть) "аппаратов тяжелее воздуха" и на телепатическом уровне, или на уровне душ, говорили им:
— Что же вы, сыны сук, делаете!? На кого бросаете бочки с тротилом?! Внизу нет военных людей! Прекратите немедленно! — и в ту же секунду у штурмана появлялась оторопь души и дрожь в теле. И происходило такое в момент, когда машина выходила на цель, и штурман давал команду первому пилоту:
— Hinunterwerfen! — но пилот в это мгновение видел мальчика, или девочку возрастом пяти-семи лет, разгуливающими по кабине машины. Мальчики и девочки чем-то могли напоминать детей пилотов: такие же белобрысые, лопоухие, с голубыми глазами на большой голове!
— Не слишком вольно? Не "заносит"?
— Нет. Знали, знали асы Люфтваффе: "если приведение появилось в кабине — ales, конец, не вернёмся на базу: собьют и пребывание наше в этом мире можно считать оконченным"!
О явлении "отделения души от тела" многие тогда знали, а кто не знал — только догадывались и ограничивались догадками потому, что в совсем недавнее время сплошь были атеистами, и до мистики с отделением души от тела не докатывались. Столь высокие заблуждения не касались до тех пор, пока "власть советов" очень быстро не убежала на восток, оставив "советских" людей с глазу на глаз самим себе. Вчерашние "советские граждане" долго не раздумывая, вернулись в мистицизм с намерениями решить извечный вопрос:
"что нам — власть, и что мы — власти"?
Гадания, предсказания и предвиденья в монастыре процветали и до военных действий. Обитатели монастыря могли позволить проявление интереса к потустороннему миру: их ограждала стена из красного кирпича. — Такие события, как войны, заставляют только русского человека вспоминать о боге. Разве не в вашей среде живёт пословица: "гром не грянет — мужик не перекрестится"? Не вы ли породили пословицу о громе? Разве не вы разорили монастырь?
Но были и такие, кто никогда, и ни при каких обстоятельствах не теряли веру в бога. Веру во "власть предержащих" — теряли, было много и таких, кто "святой веры" никогда не имел. Удобно: когда чего-то нет, то и терять нечего. Максимум удобств — это жить без богатства с названием "вера, надежда, любовь": коварные женщины!
Но опасность для "неимущих" не исключалась: возможность попасть во "враги" у них была наивысшая! Не имевшие "веры во власть" и родину легче предавали, и врагам, как отец, служили, но бога оставляли себе. Отец и друг Крайродной спокойно пошли работать на оккупантов, но обратить их в иную веру ни у кого бы не получилось. Хотя почему не обратиться в католицизм? Разве "бог не един"?
Хотелось бы задать вопрос штурману Luftwaffe, что бомбил окрестности монастыря:
— Meine Herre, как крепко шалили твои нервы, когда нажимал кнопку с надписью "inbetriebsetzung"? "сброс", то есть? Мешало лишнее, ненужное понятие с названием "совесть"? И если "да", то, как глубоко и сильно переживал? что могло волновать тогда? Поройся в памяти, сейчас это можно делать! И ещё, bite sere, ты, случаем, не видел тогда мальчика лет шести-семи гуляющего по кабине вашего аэроплана? "Ja", или "нет"?
Верю, что монастырь не потерял святости, как бы ни старались новые насельники его загадить.
— Прошлые молитвы монахинь надёжно оберегали монастырь от падения на его территорию ненужных военных предметов с названием "бомбы"..
— Обитатели пребывали под охраной Христовых слов: "Прости им Господи, ибо не ведают, что творят! — это касалось как лётчиков сбрасывающих бомбы, так и тех, кому бомбы посылались.
Единственное, моё и бесовское объяснение причин, по которым на монастырь упала всего одна бомба отечественного производства: "на кой хрен он кому был нужен"! Не стоил затрат взрывчатки на разрушение, не представлял "стратегического интереса", как сказал бы о нём любой военный в чине не ниже полковника.
Ах, как хочется опросить оставшихся в живых штурманов двух авиаций:
— Что вы думаете сегодня о прошлых бомбометаниях с "аппаратов тяжелее воздуха" — и если хотя бы один из них ответит:
— Ja, ты прав! — то с ним тут же выпью на bruderшафт и прощу ему прошлые страхи и обиды, кои тогда валились на меня! Не нам ли говорят постоянно, что всякая работа, какой бы она ни была, должна выполняться хорошо? Если получил от командиров задание разнести вдрызг железнодорожный узел на территории противника, то ответь:
— Кто позволил тебе ошибиться ровно на пять километров и сбросить бомбу не на станцию, этот "важный стратегический узел", а на бывший женский русский монастырь!? Собственный, опоганенный трудящимися монастырь!?
Не утомлюсь до физической кончины своей петь гимны бомбардировочной авиации всех стран и народов! Вновь и вновь буду возвращаться на курс так, как это делали пилоты двух авиаций, когда бомбили станцию!