— Надо сказать, что вы народ довольно-таки гуманный и понимающий. Если бы не призывы сверху "ату их, предателей!", то "презрение всего советского народа к предателям" ничем бы особенным не выразилось. Не ваше ли христианское учение тысячу лет спрашивает без ответа:
— "Кто без греха"!? Выйти из строя!
Война уходила в прошлое, принимавшие участие в ней граждане быстренько уравнялись с не воевавшими. Все одинаково и "успешно строили социализм", все обязаны были работать, и на лбу ни у кого не было метки с указанием о его пребывания на оккупированной территории. Уже одно это было "плюсом".
То, что город был сдан без боя — это для советской истории пустяк, не стоящий упоминаний. Так, мелочь. Ужасным, нестираемым, на многие веки "позорным пятном" оставался эпизод с подношением хлеба с солью немецкому коменданту. А всему виной российское гостеприимство! В последующие после победы годы "сверху" производились вялотекущие награждения других городов орденами и медалями за прошлые битвы. Награждения устраивались потому, что "так было надо". Кому? Народу? Нет, даримые "верхами" медали в жизни народа ничего не меняли.
— Чтобы поддерживать в народе "дух победителей".
К очередной торжественной дате на тему о прошлом, "верха" вспоминали, что "такой-то город когда-то просмотрели, а он, оказывается, герой! Городу нужно немедленно дать звание "города-героя", или хотя бы, как минимум, "город воинской славы"…
— Долгонько "верха" думали! Шесть десятков лет не могли выяснить: "город сдали без боя, или нет"!? И потом, в оккупацию, половина жителей прямо, как твой родитель, работали на врагов, а другие — скрытно выживали без проявления "актов агрессии к оккупантам".
— Каков результат?
— "Мы никому не позволим переписывать Историю… сами перепишем".
Сколько ещё появится городов "воинской славы", и сколько новых счастливцев в одну из утренних зорь будут просыпаться награждёнными — об этом, как и прежде, знать "верхам.
Весело, весело жили граждане когда-то: прошлое вроде бы забыто давным-давно, и вдруг их приятно удивляют:
— А ведь вы, сукины дети, после "длительных и тщательных проверок" оказались героями! Ага"! — в ответ благодарные граждане города находили очередную "землянку" и все были довольны до очередного "всплеска славы".
А наш город после той "хлеба/соли" надёжно попал в список "постылых". Секретарям обкомов, а их за всё время после войны в области сменилось штук пять, как бы перед столицей не старались, как бы не обирали "тружеников села и города" до нитки и карточек в пользу столицы — всё едино наград не получали. Ни себе лично, ни городу! Хоть плач, но награды проплывали мимо! Клеймо "предателей", как тавро на шкуре, или татуировка, ничем не смывались! "Трудовые подвиги" горожан, какими бы они не были тяжкими, никак не хотели смывать с города "прошлое пятно позора": над городом продолжало висеть фарфоровое блюдо фабрики Кузнецова с хлебом/солью для вражеского коменданта! Почему бы и "нет"? Если в небе появляются изображения "кресты", то почему не может висеть изображение блюда?
Вина за прошлое была не преходящей, и казалось, что прощения городу-предателю не будет никогда!
Пришли иные времена, вину за прошлое с города сняли, и первыми, кому "верха" дозволили распрямиться, были, разумеется, "идеологически стойкие против происков капитализма "отцы города". Да, те самые, которые были "верными"… Команду на "разгибание" они выполнили быстро и с превеликой пользой для себя.
Память о служения врагам у старой части жителей города, побывавших "под немцем", не исчезла и до сего дня, но от времени пожелтела, стала далёкой и неинтересной. На месте прежних грехов служения захватчикам в памяти горожан поселилась "лояльность к власти", кою постоянно подтверждали "честным и добросовестным трудом на благо…". Почти бесплатным трудом потому, что ты в "трудные для страны годы служил…" — далее любые слова будут лишними. Ты, побывавший под врагом, и неизвестно чем занимавшийся в "трудные для страны дни", не особо-то рот открывай!" — вот почему город и до сего времени продолжает быть "лояльным и советским". Настоящие города-герои, не предательские в прошлом, давно сбросили с себя "советскую чешую", но мой город остаётся до сего дня "в красном поясе"!
— Что значит крепко напугать! Один раз — но до смерти! Бессовестные люди и до сего дня "пояс" называют "красным опоясывающим лишаем"!
— Почему секретарь обкома, "герой красного опоясывающего…", то есть "пояса", спокойно и без всяких ненужных "угрызений" пересел в кресло губернатора в новые времена? Один раз — и навсегда? Почему не ушёл в "глубокую оппозицию" к нынешней "антинародной" власти, хотя был обязан бороться с ней! "Уйти в подполье и организовать борьбу с новым врагом"!?
— Ты, вроде бы, не похож на слабоумного, а такое говоришь! "Клеймить позором предателей прошлого" — одно, но самому предать — совсем другое. Неужели непонятно!? — сделал разъяснения бес.
— Бесяра, друг, ничем не могу объяснить такой интерес, но если знаешь — скажи: о чём думал в ужасный миг подношения "хлеба\соли" коменданту главный "подносчик"?
— Ни о чём. На тот момент его заботило одно: как бы не свалилась коврига хлеба с подноса. Мысли-надежды мучили других: "помоги бог немцам большевичкам шею свернуть"! Мысли членов депутации не осудительны: это были известные люди до переворотного прошлого и советскую власть ненавидели. "Враг моего врага — мой друг" — старо, как мир, но силы не теряет и ныне. Всякий, кто был врагом
большевикам — становился другом оккупантам… Ну, может, и не совсем "другом", но лояльность какая-то была.
И не задавай наивных вопросов: "о чём думают губернаторы, когда "верховное лицо страны" посещает их вотчину?
— Но они ничуть не думали о будущем! Если бы немцы завоевали Россию, чтобы им тогда "светило"?
— В их среде и такие опасения были, но большинство из них верили, что "немцы — не "советская власть", с немцами договориться можно".
— А если бы не получилось?
— Вы народ талантливый, что-нибудь придумали бы.
— Ты — бес, тебе дана способность перемещаться из прошлого в будущее, так скажи, чем бы всё окончилось, превратись вражеский комендант в губернатора?
— Не следует смешивать реальные события с фантастикой!
Обход города наградами в прошлом можно сравнить с тем, как если бы я, проживая с ужасно ревнивой женой, переспал с другой женщиной, и как водится, попался на измене. Была бы классическая сцена осуждения в неверности, и за кобелиное деяние моё жена бы от меня не ушла: она ревнивая, но не совсем дура, чтобы избавить меня от тирании. Я бы получил худшее: до конца дней моих (или своих) она бы напоминала мою измену при любом случае. Удобно и выгодно поминать чужие преступления. Похоже на короткий поводок для собаки. Главное после "разоблачения" — не давать надежды осуждённому очиститься. Чтобы вся последующая жизнь не могла именоваться "жизнью", но была бы "семейная вялотекущая". Каких радостей от такой жизни ждать?
Были у меня возможности проснуться в одно прекрасное утро в "городе-герое"… нет, не так: была у меня возможность однажды утром проснуться "порядочным", не "кобелистым" мужиком"? Даже если, осознав "глубину морального падения" никогда впредь не посмею взглянуть ни на одно, пусть и необыкновенно красивое, женское лицо, то всё едино клеймо "кобеля" мне не смыть и не вытравить! Какие выгоды жена может извлечь из моего грехопадения? Любые, на усмотрение "пользователя". Предатели и прочие грешники — "образцы тех, в кого не следует превращаться". С ними можно делать всё, что угодно: "они предатели"! Предатели — всего лишь оборотная сторона медали с названием "народ".
И чем отличаюсь от немца? От того, кто сейчас живёт с чувством вины за прошлое? И я каюсь за прошлое предательство. Привет, камрад!
Новые времена утешают:
— Да ни в чём вы не виноваты! Это "власть советов во главе с верным…" так жестоко обделалась, допустив войну на землю! Это она, безмозглая тварь, войну вначале "промухоловила", а потом вела её кроваво и бездарно!" — но всё едино неудержимо тянет принести публичное покаяние: каяться самому себе надоело. Нет бы устно, а почему-то тянет это сделать на бумаге!
— Всё потому, что у вас "слово к делу не подшивается". Забываешь!
Глава 68.
Пьяные мысли от беса.
В любом предательстве всегда просматриваются три составляющие: "кого предать, кому предать и за какие блага низко пасть самому". За какую сумму, то есть, "продать"? Этим и займусь:
во времена "созревшего социализма", когда он только собирался "свалиться с ветки непонятным плодом", но расшибиться понятным куриным помётом, пили мы на производстве алкоголь. Любой. В основном баловались самогоном по причине его дешевизны. У всего, что мы пили, было одно отвратительное свойство: пьёшь его тайно, а он, скотина, вылезает из тебя явной вонью! Получалось, как в "писании": "и нет ничего тайного, чтобы оно не стало явным". Мало кто из пьющих знал эти слова, а если и знал, то на время "потребления" отключал память на предупреждающий стих из "писания"
С пьющими на производстве гражданами администрация боролась всеми способами, но безуспешно. Изгнанный "за распитие спиртных напитков" из одного "трудового коллектива", пьяница с порочащей статьёй в трудовой книжке принимался в другой, точно такой "трудовой коллектив". В итоге общее число пьющих граждан "страны советов" на производствах оставалось на одном и том же статистическом уровне.
Высшим проявлением "индивидуальности" была способность хорошо "принять на грудь", и, пребывая в подпитии, не "засветиться" перед начальством:
— Пьянство на производстве — гибель производства. Рано ли, поздно — но гибель!
— Пьяницы были необходимы "социалистическому" производству. Как мог начальник дисциплинированного, трезвого, знающего своё дело работника заставить выполнять тяжёлую, опасную для здоровья, работу?
— Почти как "штрафной батальон" в войну… Куда вам без них, как в войну, так и в "мирное время"! Хватало "штрафных" работ на производствах?
— Хватало! Лишние были. Вот забулдыгами бесталанными начальство и затыкало дыры:
— Вы вчера соизволили провиниться, "нарушить трудовую дисциплину путём распития спиртных напитков", так на сегодня за вами должок имеется! Во-о-он, видите бочку с говном? Будьте любезны, откатите её в во-о-о-н тот угол цеха! Катите аккуратно, не расплескайте содержимое! И быстро! — кепочку на глаза пониже натягивай — "и вперёд на свершение трудового подвига"! Потому, что грешен я вчера был! Грешник вчерашний сегодня должен "искупить вину трудом". Как всегда у вас. И тут, и там, но грешник всегда обязан искупать грехи! Назначение всех грешников!
Выпить под носом у начальства не вменялось в грех, деяние считалось за доблесть. И тосты на производстве произносили такие:
— Хороша!… - выпивающий делал паузу, отправлял содержимое посудины по назначению и заканчивал славословие:
— "советская власть!" — если пьющий употребляя самогон, то мог родную "самоделку" назвать как угодно: и "крепка", и "хороша". Что мы и делали.