Документов, кои изготовлялись "органами" на основании рассказов возвращавшихся из неволи граждан "страны советов", было составлено превеликое множество, и все сохранились, и это было самой большой и единственно ценной заслугой органов перед гражданами! Ни один из побывавших на принудительных работах в Рейхе, не был оставлен без их внимания. Запись рассказов возвращавшихся производилась тщательно и подробно: "советские люди, проторчавшие во вражеском плену три, а кто и четыре года, могли полностью, или частично, "потерять облик советского человека потому, что враги "в совершенстве владели методами обработки неустойчивых граждан…". Хвала врагам!
— Как, почему и откуда в "передовом советском" государстве могли появиться "неустойчивые" люди!? От какой сырости!?
Что такого "заразного" для "страны советов" могли прихватить вернувшиеся из-за кордона бывшие "советские" люди, отчего "устои первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян" могли не только пошатнуться, но и рухнуть к ядрёной матери!? Чего у врагов невольники могли набраться вредного для "дальнейшего процветания первой в мире страны советов"? Что такого могло быть на "вражеском" Западе ценного, ради чего "простой советский" человек мог бы пойти на обман "органов"? Дикость какая-то! Победившая страна, "правая" со всех сторон" — и страхи до патологии! Постоянные и нервные оглядки по сторонам внутри своего дома! Необъяснимая трусость была растворена в воздухе, коим длительное время "вольно дышал народ-победитель". И вопросы, вопросы…
Случалось, что вопрошающие товарищи в пылу дебатов, как бы невзначай, переходили в беседах на немецкий язык, и если молодые люди показывали хорошие знания "вражеского" языка, то таких без задержек на обдумывание возражений, обвиняли в "работе на врагов в качестве переводчиков"! Довод о том, что русский юноша, или девушка, могли за три года в силу природных способностей освоить язык "страны угнетения" — в расчёт не принимались. Текло золотое время царствования библейской уверенности: "многая знания — велии скорби"!
И всё же "нет худа без добра"! Спасибо древним работникам "Конторы Глубокого Бурения" за титанический труд в прошлом: когда работники конторы описывали "деяния граждан за рубежом в логове врага на каторжных работах", то и подумать не могла, какую дорогую работу они сделали тем, кто вольно, или невольно побывал у врагов в работниках — о качестве пребывания, повторяю, речь не велась. По советским меркам все, кто попадал в Рейх на работу, были "рабами", но почему "товарищи" потом не сострадали "рабам" — этого никто ни тогда, ни сейчас объяснить не сможет.
Случаи гуманного обращения рабовладельцев с "восточными рабами" в данном сочинении не приводятся, негуманные, иначе — "зверские" — тоже. Хвала Конторе! — только она быстро, без проволочек, выдавала справки всем, кто подпортил биографию пересечением границы "страны советов туда и обратно в грозном зареве войны".
И у меня были основания обратиться в организацию, которая "стояла на страже безопасности страны" и длительное время отлично справлялась с порученным делом. Об этом много художественных фильмов сделано, но документальных — ни одного. Документальных фильмов о работе спецслужб никто и никогда не сделает.
"Контора" оплошала один раз, но основательно: ей следовало не "верно и преданно" верить в "гениальность вождя страны советов", а свернуть ему шею лет за десять до начала войны. Столь нужное для России дело следовало совершить с момента, как только самый захудалый аналитик понял, что "инородец" возжелал править Россией единолично.
— Яркий пример, когда "толерантность" бывает вредной — заметил бес — "вождя" следовало убрать способом, каким практиковал сам "вождь". Почему бы и "нет"? — прошлый недосмотр "Конторы Глубокого Бурения" обернулся для России многими бедами. Главная: из богатыря с именем "Россия" "нацмен", как было принято говорить когда-то обо всех, кто не был русским, сделал из неё калеку. Так всегда: будь ты сто раз героем, но обделайся один раз — и от всех твоих деяний и наград будет попахивать дерьмом. Своих провинившихся героев мы лишаем заслуженных наград и званий, но "нацмена" чтим и до сего дня.
— Не удаляйся от темы! О чём ведёшь речь в главе?
— Об "органах".
— Вот и продолжай говорить о них.
Что упомянутая организация за время существования жестоко обошлась с большим количеством граждан отечества — этого заявить не могу: никто из нашего семейства по её прихоти не сгинул из видимого мира раньше времени. Поэтому говорить что-то худое в её адрес не могу. Если иногда что-то и выскакивает, то такие выпады исходят от беса.
— Резон явный просматривается: если в "родном советском" лагере не сидел, то, как можно катить бочку на органы!?
— Но я был и во вражеском лагере, и враги меня не уничтожили. По твоей, бесовской логике, получается, что всякая власть, не лишившая жизни насильственно — уже хорошая? Я уцелел у врагов, следовательно, и у меня нет причин "катить на них бочку"? Время делать заявление: "враг тот, кто лишил тебя крова"?
— На прошлых врагов, да и на будущих, нужно постоянно и без устали "катить тару". Главное — грамотно катить, а не так, как это делают ваши СМИ.
— Чем не нравятся наши СМИ, чем недоволен? Где видишь "проколы" в их деятельности?
— Ну, как же! Вот что пишет в газету "областного значения" дама, твоя землячка, о днях оккупации:
"Я — коренная жительница города" — и указывает год рождения. С твоим совпадает. Грустный год вашей истории… Оно, конечно, числом лет весёлого жития похвалиться вы не можете, в вашей истории таких лет и не было, а если и были — то у "избранных".
Далее "мемуаристка" указывает адрес проживания на начало войны.
— Недалеко от меня?
— Не совсем. В паре сотен метров от станции.
"Я помню издевательства фашистов, страшные бомбёжки. Рушились дома, горели, гибли люди, а нас с мамой и сестрой, видно, спасал господь бог. Мы очень голодали, мама в начале войны всё, что могла, обменяла в соседних деревнях на продукты…" Ничего не меняю в порядке следования газетных ужасов: "я хорошо помню издевательства фашистов, страшные бомбёжки…"
Что значит "выполнять заказ"!…"рушились дома"… Какие "дома"? Хибары, в коих с древнейших времён проживал рабочий люд в районе станции? Где увидела "рушащиеся дома"? Бегала в город во время налётов Люфтваффе любоваться "рушащимися" домами? Героический ребёнок: все прятались от бомбёжек там, куда загонял страх и кто где придумает, а она любовалась картиной "разрушения Карфагена"!
Из всего "плача" первыми поминаются "издевательства фашистов", а затем — "страшные бомбёжки". Как и почему на такую расстановку событий редактор внимания не обратил?
— Не иначе, как с "перебору"… Чем иным объяснить?
— Если верить её "страданиям", то получается, что в свои шесть лет она имела "удовольствие" присутствовать при "издевательствах фашистов", но как враги издевались — следует "фигура умолчания", а посему каждый, кто знакомится с её "плачем", волен заполнять недосказанное своими фантазиями.
— Понять её можно: об "издевательствах фашистов" потом рассказали, но на себе "издевательств" не испытала. Она "видела" нужные редактору "серии издевательств" — и достаточно. Что-то дополнительное будет лишним, ненужным и вредным… Кто бы позволил выбиться из "общего хора"? Не совсем сумасшедшая, понимала. Как все "советские люди" с детства программирована на рассказы о "злодеяниях врагов", но внутри думает другое. Старая лошадка по имени "Ужас" надёжнее, спокойнее и никого с себя не сбрасывает. Стара прилично, но всегда на "пол корпуса" впереди в любых "забегах". Много сходства с верой: "не видела — но верую"! "Враги издевались" — и всё тут! Никаких сомнений и возражений! Враги обязаны издеваться, а если не издеваются — тогда это не враги, а что-то иное! Только явно "сочувствующий врагам", и, пожалуй, сам "скрытый враг", вздумает требовать детали "издевательств"! Понятно, что ничего не помнит. Чьи бомбёжки её "доставали"? Чья авиация вгоняла "душу в пятки"? И главное:
— Слышь, подруга по прошлому, знаешь, как союзнички обошлись с немецким городом Дрезденом? Не лучше, чем Люфтваффе с твоим! Но у тебя "плюс": живой осталась, а в Дрездене сгорели многие тысячи женщин, коим война была не в удовольствие. Вообще-то "спасибо" авиациям двух стран говорить нужно: нам не досталось и сотой части того, что было "подарено" Дрездену! "Я помню страшные бомбёжки…" — понятно, ты — женщина, для тебя любая бомбёжка — ужас, но чтобы ты сказала о Дрездене?
Вначале нас "клепали" асы Люфтваффе, но через два года "эстафету" передали летательным аппаратам с иными опознавательными знаками, и те вгоняли душу в пятки не хуже, чем асы Люфтваффе. Помнишь? Да, всё было одинаковым: прежним способом "сверху — вниз" бомбами, как всегда… А внизу были "свои" и "наши", но родная авиация не выясняла, кто "свой", а кто — "чужой". Обычное дело для авиаций тех лет, и никто не говорил:
— "Если авиация, чья бы она не была, плохо, некачественно бомбит, то на кой ляд нужна такая авиация"!? — так рождаются редакторские "ляпы".
— Обрати внимание на слова ни к месту:
"…видно, спасал господь бог…" — времена "духовных поисков" тётя не уточняет. Переставляет местами нынешнее "царствие божье" с тогдашним. Поэтому неясно: помогал бог вражеской авиации "дома рушить", или ваши дома для бога всегда безразличны были? "Страна советов" на момент "страшных бомбёжек" всплошную атеистической была, но когда вас в зад клюют — "зело борзо" вспоминаете бога!
И вот это: "…мама в начале войны всё, что могла, обменяла в соседних деревнях на продукты…" — следует понимать так, что у обитателей деревень что-то из продуктов было?"… а потом наступил настоящий голод. Дедушка ловил ворон, варили чёрный суп, но потом и их не стало"…
— "Настоящий голод…", а до него вроде бы терпимо было? Голод не терзал? Странно звучит! И почему суп из ворон "чёрный"?
— Каким ещё быть супу из ворон? Только чёрным. Нет упоминания степени черноты, эпитетов. Например, как "ночь конца октября". Вороны из одного чёрного пигмента состоят, в них мяса нет! "Чёрный" суп их серии представлений простого народа: "ешь свеклу — крови много будет! Свекла-то красная"! Интересно, чем сами вороны питались? Совсем маленький пустяк: чёрные вороны в городе не живут, в лесах они встречаются. Галки — да, те живут рядом с человеком. Грач черЁн, но грач — "птица весенняя", сельская, перелётная. Грачу для прокорма поля нужны, а что этой птице зимой в полях делать? Какой прокорм искать? Вот на зиму грач и улетает. Если не так, то с кого бы Саврасов "Грачи прилетели" писал?
И стихотворение хулиганское о том говорит:
"Поздняя осень. Грачи улетели,
Сороки не стали говно уж клевать…
На старом заборе ворона усралась:
— Ну, и погода, еби её мать!
Скорее, что дедушка охотился на грачей в жиденьких лесах за городом. Каким оружием пользовался? Рогаткой? Картина! Сколько нужно было добыть ворон, чтобы прокормиться троим? Дедушка, занимаясь добыванием ворон, врагам никого не напоминал?
— Первая оккупационная зима была лихой, спору нет. Но оккупированные граждане оглянулись по сторонам и применили отечественную древнюю пословицу:
— "Не так страшен чёрт, как его малюют"! — было не до выяснений, кто тогда был "чёртом", а кто — "святым", иные заботы лишали сна.
Ведь как получается? Не упомяни рассказчица охоту дедушкину охоту на ворон — никогда бы не вспомнил кузена и его занятия по отлову менее крупной пернатой дичи, коя во все времена года проживает в городе рядом с человеком: воробьёв.
Помои, если таковым было от чего появиться в доме, жители монастыря выливали прямо в сугробы у порогов келий:
— А куда их девать!? Может, пить прикажете? — в самом деле!
От помойных промоин в сугробе получался "колодезь", и в такие "колодцы" залетали воробьи в надежде найти что-то… Милые, наивные птицы: что может остаться съестного от голодных людей? — и сами становились добычей: кузен был умнее птиц. Сообразительнее. Его ловчий снаряд состоял из рамки с сеткой, коя подпиралась прутиком. К нижнему концу прутика привязывалась длинная бечёвка, за которую из засады дёргал брат…
Что в воробье, какое "мясо"? С чего воробей в оккупационную зиму мог нарастить "биомассу"? Кормился бы у элеватора или овсом из конского навоза — другое дело, но элеватор сгорел, а лошадей забрали на "нужды германской армии". Каков был вес у монастырских воробьёв? больше мышиного? Меньше? Брат жарил "добыч" над огнём в плите, и "жаркое" целиком отправлял в рот… Или я был сытым, или брат не считал нужным делить "добыч" со мной, но вкуса мяса самой весёлой и живой птицы нашей полосы так и не узнал.