До обеда я практически не работал, то и дело поглядывая на часы. Окровавленную после встречи с птеродактилем рубашку я сменил еще до прихода в офис. Рука уже не болела.
Как только прозвучал сигнал на обед, я, предупредив, что задержусь, покинул офис и рванул домой. Из происшествий запомнился только обогнавший меня на огромной скорости мотоцикл на воздушной подушке. За спиной водителя, обхватив его руками за талию, сидела девушка в черном шлеме, черной куртке и короткой не по погоде красной юбке, задиравшейся от ветра. Молодежь ехала развлекаться.
На ключевые точки я время не тратил и уже в 14:10 подходил к дому. Проверил дверь – заперто. Отлично! Софья еще не вернулась. Прошел на задний двор – тележка с зелеными ручками стояла прислоненная к углу дома точно так, как в анонсе Управляющих.
Быстрым шагом я направился к входу в подвал.
– Привет, Серега! – раздался громкий голос сзади.
Кто там еще? Я обернулся: за невысоким забором на своем участке стоял Мэйсон, он улыбался и махал мне рукой.
– Привет, Мэйсон (чтоб ты провалился), как поживаешь?
Вопрос вырвался механически, я мгновенно понял свою ошибку. Сосед будто того и ждал и начал много и подробно рассказывать о том, как у него дела сейчас, как были до переезда и как, он надеется, будут после. Все мои попытки перебить игнорировались, все намеки на отсутствие времени не понимались. Минут через десять я плюнул на приличия и, сославшись на то, что мне нужно срочно возвращаться на работу, а перед этим заскочить в подвал за дрелью, отвернулся от назойливого соседа.
– О, что ты сразу не сказал! – оживился еще больше Мэйсон. – Твоя жена рассказывала, что у вас там и холодильник, и мастерская, и еще что-то! Говорила, ты покажешь, как будет время. А со мной не пошла, хе-хе. Переживала, что б ты чего не подумал. Так что погоди, я через минутку подойду.
Я обескуражено стоял и силился придумать хоть что-то. О том, чтобы идти вдвоем, речи быть не могло. Тем временем Мэйсон зашел на задний двор.
– Ну что, спускаемся?
Звук электродвигателя, давно маячащий на грани восприятия, усилился, и его источник заехал в наш двор. Мотор замолчал, наступила тишина. Это еще что? Мэйсон и подвал отодвинулись на второй план, я пошел ко входу в дом и, повернув за угол, обомлел. На крыльце, прижавшись к двери, целовались те самые молодые люди, недавно обогнавшие меня на дороге. Парень запустил руку девушке под юбку и активно мял попку.
– Софья! – вырвалось у меня, нечто больше похожее на писк, чем на окрик, когда в девушке без шлема я узнал свою дочь. Парень испуганно отскочил. Софья же судорожно поправляла одежду.
– Ты почему не на работе? – перешла в наступление она, но я уже взял себя в руки.
– Быстро в дом, после поговорим, а ты – я обернулся к молодому человеку – выметайся с моей лужайки. Быстро!
Он хотел возразить, но понимая, что закон не на его стороне, попятился и сел на мотоцикл. Через мгновение двигатель взревел, и парень уехал.
– Папа!
– В свою комнату! Жди меня!
Ее подбородок задрожал, она постояла еще несколько секунд, потом развернулась и вбежала в дом.
– Я так понимаю, визит в подвал откладывается? – Мэйсон все еще стоял позади меня.
– Да… извини, что так вышло.
– Ничего, я пойду, – он направился к калитке, – ты это, не жести там особо.
Я несколько секунд смотрел ему в спину, а затем с ощущением, будто на плечах лежит тяжелый мешок, поднялся на крыльцо.
Дверь в комнату дочери была заперта.
– Софья, открой! – я дернул ручку.
– Уходи!
– Софья, или ты откроешь дверь, или до конца года будешь лишена всех карманных баллов, игр и каникулы проведешь в летней школе. Открой немедленно!
Когда я уже снова занес кулак для стука, за дверью послышались шаги. Замок щелкнул. Я перевел дыхание и вошел. Софья лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. В комнате царил полумрак, скудного света с улицы едва хватало.
Давненько я не заглядывал сюда, год уж точно. Девочек, чьи плакаты раньше украшали стены, за редким исключением сменили брутального вида парни с короткими стрижками и татуировками. Цветовая гамма комнаты значительно потемнела, и куда-то пропали почти все мягкие игрушки. Гнев быстро замещала растерянность. Я осторожно присел на кровать и положил руку на плечо дочери.
– Софья…
– Отстань! – она дернула плечом.
– Софья, послушай…
– Отстань от меня! – закричала она и резко обернулась. Ее лицо было в темных разводах туши потекшей от слез. – Что ты хочешь сказать?! Что я еще маленькая?! Что мне рано?! Что мне надо ходить в школу и улыбаться в идиотские камеры?! Я это слышала сто раз, не помогло, не видишь?! Я не хочу быть такой, как ты! Такой, как мама!
Она снова бросилась на подушку и уже в голос разрыдалась. А я сидел и смотрел в окно на почти голые деревья и возвышающиеся вдали на фоне серого неба зеленые небоскребы. Много слов вертелось в голове, но, как только что правильно заметила Софья, все они уже были сказаны. Тоска сжала сердце, и пришло осознание: или сейчас я нормально объясняюсь с дочерью, причем, не используя стандартные доводы, или потеряю ее навсегда.
– Я все понимаю дочь, все понимаю, – я осторожно поправил ее задравшуюся юбку, – прости меня, я был неправ.
Для начала вроде неплохо: рыдания постепенно стихли, но Софья по-прежнему не поднимала головы, должно быть, ждала продолжения. Слова с трудом строились во фразы, а еще сложнее было выпихнуть их сквозь ком в горле.
– Мы с мамой переборщили, пытаясь защитить тебя… Теперь это очевидно, – я осторожно погладил ее по голове. Она не шелохнулась. – Ты же знаешь, у меня есть только ты и она, но ничего на свете не стоит того, чтобы испортить отношения с любимым человеком до такой степени, как это сделал я… Кроме, возможно, одного – его жизни.
– А возможно, и нет, папа! – Софья обернулась, и ярость блеснула в карих, как у матери, глазах. – Возможно, стоит узнать, чего хочет сам человек? Да и неплохо самого человека для начала узнать, а не думать, как вы всегда, что я только вчера пошла в первый класс.
Да, эта орущая на меня молодая девушка действительно мало походила на ту маленькую тихую Софью. Гораздо больше она напоминала молодую Иру в минуты наших ссор. Переведя дух, она продолжила:
– В конце концов, чего вы нагнетаете? Меня по возрасту не пустят на четвертый или пятый уровень… Лучше бы за собой следили…Вы… Вы…
Она замолчала и вновь рухнула лицом на уже черную от косметики подушку. Я ее понял. Так обычно начиналась вторая часть претензий о том, что мы сами не используем даже первый уровень опасности. И так как это объяснить еще сложнее, да никто особо и не пытался, Софья совершенно логично считает, что мы делаем это из-за трусости.
– Мама тут ни при чем, доча, – начал я, хотя не испытывал никакой уверенности, что не пожалею о результате. – Это я уже очень давно взял с нее слово, что она никогда не будет понапрасну рисковать своей или твоей жизнью.
– Да никто не говорит про серьезный риск, – ее голос звучал приглушенно, но все так же резко. – Давай не будем снова о ваших погибших родственниках и тому подобном, я ж не дурочка и понимаю, что не могли они все погибнуть на первых трех уровнях.
Я дернулся, когда услышал это злое «ваших родственников», но удержался от того, чтобы поправить на «наших» – девочка никогда их не видела. В тех семьях, где старшему поколению посчастливилось выжить и жить вместе со своими детьми в одном мире, скорее всего, таких проблем не возникало.
В комнате было тихо, только за окном приглушенно завывал ветер и иногда слышался гул проезжающих мимо машин. От сидения вполоборота моя поясница и ноги начали затекать, и я осторожно пересел спиной к окну.
Только Ира знала историю Никитки. Я думал рассказать ее Валере в ответ на его откровение, но не смог. Так же, как до сих пор не мог найти момент и поделиться ею с Софьей.
Вряд ли представится более подходящий случай.
Я глубоко вдохнул и решился.
– Ты же помнишь, что у меня был брат, Никита…
– Никит, иди сюда! – я выхожу за ворота участка и зову брата. Никита меня слушается, ведь я на год старше. Он моментально теряет интерес к предмету, который они с двумя друзьями разглядывали в траве, и прибегает.
– Да, Сережа, куда пойдем?
Я подмигиваю ему и отвожу в сторону.
– Что видишь? – показываю браслет.
– Ого, третий уровень! Как тебе удалось?
– Подглядел у отца код доступа! – я очень доволен собой и наслаждаюсь восхищением брата.
– Ура!!! Теперь за неделю на те автоматы накопим! – он едва не подпрыгивает от нетерпения. – Пойдем прям сейчас?
Я оглядываюсь на дом. Сегодня суббота: отец собирается весь день смотреть футбол, а у матери день уборки. Часа три точно есть.
– Пошли, только держись за мной, – я подтверждаю выбор маршрута.
Стоит теплая июньская погода. Небо насыщенного голубого цвета. Стальные громадины небоскребов вздымаются в отдалении (в том мире, Софушка, мы тоже жили в частном секторе, как и сейчас). И мы, переполненные гордостью и страхом, трогаемся в путь.
Всю дорогу до Нижнего города я стараюсь убедить Никиту вести себя тише, не привлекать внимания: в автобусе могут оказаться знакомые родителей или просто ответственные взрослые, которые, если прознают о наших планах, могут помешать.
Солнце печет, и Нижний город встречает нас жаром раскаленного асфальта. Мы стараемся держаться в тени деревьев и невысоких домов.
Когда заходим в зону первого уровня, наши коленки трясутся, и мы замираем от каждого шороха. Через пятнадцать минут, во второй зоне, мы чувствуем себя непобедимыми исследователями космоса, героическими покорителями неизведанных миров. Страх давно прошел, отличий от безопасной зоны мы не замечаем, а баллы все быстрее падают на наш счет. Жарко. Мы сняли футболки и сделали из них повязки на голову.
– Смотри, – я показываю Никитке свой браслет, – за полчаса, пока мы тут, я получил столько же, сколько за два месяца дурацкой рекламы! И ты тоже!
– Здорово! – отзывается он, но я вижу: брат разочарован, и ему скучно. Я беру его за руку, и мы по десятому разу мечтаем о том, как на заднем дворе будем стрелять по пустым бутылкам из новых автоматов.
– Как ты думаешь, я попаду с десяти метров в бутылку из-под колы? – дергает меня за рукав брат.
– Конечно, попадешь, – я улыбаюсь ему.
– А с пятнадцати?
– И с пятнадцати.
– А в зажигалку?
– А вот в зажигалку только я смогу попасть, – я смеюсь и треплю его по голове. Мы давно идем по третьей зоне.
Перекресток. Тот самый перекресток, каждую деталь которого я знаю наизусть, ведь он постоянно появляется в моих снах. Две двухполосные дороги. Четыре светофора горят красным для пешеходов. Нас окружают пятиэтажные дома, во многих выбиты окна. На противоположной стороне – здание коммерческого банка (в банках в небезопасных секторах больше процент по вкладам и меньше по кредитам).
Мы стоим и пропускаем редкие машины.
И тут…
Дверь банка распахивается, и на пороге появляется высокий мужчина. Он одет в синий спортивный костюм, на лице скалящаяся белая маска, в одной руке пистолет, в другой черный целлофановый пакет. Он на секунду замирает, оглядывается и вот уже бежит по улице, быстро удаляясь. Мимо нас пролетает полицейская машина. Визг тормозов. Мужчина оборачивается и несколько раз стреляет. Я, как учили в школе, замираю и не отрываю глаз от погони.
Внезапно чувствую, как брат тянет меня за руку, а рядом начинает кричать женщина. Я поворачиваюсь и вижу, что Никитка встал на колени и заваливается набок, только ладонь, которую я крепко держу, не дает ему упасть. Я кричу и разжимаю руку. Он оседает. Пуля попала ему под левый глаз, из отверстия течет лишь тонкая струйка крови, а вот заднюю часть черепа снесло практически полностью.
Темнота.
Я оторвал взгляд от рукава, который теребил во время рассказа, и посмотрел на дочь: она лежала на спине, широко раскрыв глаза, и внимательно слушала.
– Много лет мои родители просыпались от того, что каждую ночь я кричал во сне, когда снова и снова видел лицо лежащего в гробу Никитки с замазанной дыркой от пули под левым глазом. Отец начал выпивать и все чаще ходить по городу на пятом уровне. Надо думать, пытался заработать мне баллов на обучение, развлечения и все остальное, лишь бы я не рисковал сам. И надо заметить, у него получилось… Когда мне было шестнадцать, и мы уже переехали в Зеленый мир, отец погиб.
Как бы то ни было, наследства мне хватило, чтобы купить новый дом и поддерживать маму, у которой к тому времени уже помутилось в голове. Она умерла через два года после отца.
Маленькая девичья ладошка легла на мое плечо. Софья привстала и посмотрела мне в глаза.
– Понимаешь, Софушка… Все бы ничего, время кое-как, но лечит.
Перед глазами плыло, сердце отчаянно билось в груди одновременно и от облегчения, и от вновь пережитого ужаса.
– Но все эти события оставили след внутри… Я ничего не мог сделать с собой… Я выходил из безопасных зон только в самых крайних случаях… А когда дело касается мамы или тем более тебя… меня всего начинает трясти… Сразу вспоминаю брата и тот проклятый третий уровень.
– Почему ты раньше не рассказывал? – теперь Софья сидела на кровати и внимательно, будто в первый раз, разглядывала мое лицо.
Действительно, почему? Для себя я отвечал на этот вопрос всегда одинаково: слишком рано – пока Софья была маленькой; неподходящее время – после того, как она выросла. А на самом деле? На самом деле потому, что всегда считал себя единственным виновником произошедшего в тот день и всего того, что произошло после. Как все это объяснить?
– Ты не виноват, – словно прочитав мои мысли, шепотом сказала Софья, – не ты придумал этот мир.
Не я. Он был таким двести лет, со дня Последней войны, и таким останется в будущем.
– Не я придумал, но для себя выбрал такой путь, – я коснулся ее щеки и попробовал улыбнуться, – прости, что и для тебя тоже.
– Ну теперь-то все в прошлом? Я вижу, ты все осознал, раскаялся, и теперь я могу после школы с ребятами бегать по третьим квестам?
Она неловко засмеялась, увидев мое ошарашенное лицо.
– Шучу, шучу, прости.
– Можешь начать с первых.
– Но первые с двенадцати лет! Они скучные…
– Вторые только с экипировкой и в группе. Пока тебе не исполнится пятнадцать, о третьих даже не упоминай при мне и маме.
Ее глаза засияли, в этот раз от радости.
– Спасибо, папочка!
Она обняла меня и поцеловала в щеку. Теперь и я буду в черной туши.
– Да, и еще папа, раз зашла речь…
В этом вся Софья, даже не знаю, откуда это у нее. Если чувствует, что гнется – гнет. Я вопросительно поднял бровь, давая понять, что легко не сдамся.
– Завтра пятница, все собираются на день рождения Маргариты, можно… я останусь у нее на ночь?
– Нет, – не задумываясь, воскликнул я и тут же пожалел о чрезмерной резкости, – не позже одиннадцати домой.
По лицу дочери я понял: это больше, чем она рассчитывала из меня выжать.
– Спасибо!
– И смотри, чтобы этот дылда свои руки не распускал!
Лицо Софьи залилось румянцем, и она спрятала его на моем плече. Дверь в комнату приоткрылась, и показалась голова Иры.
– Ух ты, – сказала она и исчезла.
Когда я спустился вниз, на кухне уже шел творческий процесс.
– Я раньше не замечал, что ты проводишь столько времени за плитой.
– Ты раньше не бывал в это время дома, – шутливо сказала она. После визита к парикмахеру ее черные волосы стали гораздо короче.
– Ах да, и мне пора возвращаться в офис, – я посмотрел на часы, – заскочил за дрелью, вчера ж ты так и не вынесла.
– Взял?
– Если бы, потом расскажу. Побежал!
– Давай!
Стационарная камера № 31270 продолжает запись.
Место действия: жилая комната на втором этаже в доме семьи Фроловых.
Девушка встает с кровати. Она подходит к шкафу, открывает секретную панель и достает оттуда толстую тетрадь. «Мой дневник», – написано на обложке. Девушка отодвигает стул и садится за письменный стол. Дневник раскрыт. Ручка дрожит в пальцах. Проходит две минуты.
«Сегодня говорила с Сергеем», – пишет девушка. Задумывается. Переворачивает ручку, стирает «Сергеем», пишет: «папой». Продолжает: «Почему? Почему он не рассказал мне раньше?».
Девушка откидывается на стуле и смотрит в потолок. Проходит две минуты.
«Папа в юности потерял брата, и это сломало его. Он чувствует вину. Теперь опекает меня, видимо, желает как-то искупить случившееся с братом. Я стала больше понимать его».
Девушка снова смотрит в потолок. Проходит три минуты.
«Он видел, как Денис лапал меня за задницу. Кошмар! Правда, не ругал. Пока. Он неплохой мужик, просто сломанный». – Задумывается. Стирает «сломанный», пишет: «сломленный». «Буду чаще общаться с ним. Нужно объяснить, что я осторожна. И пусть не в третьем, но во втором уровне ничего страшного уж точно нет».
Девушка читает дневник, закрывает, встает и идет к шкафу. Останавливается. Возвращается. Садится, открывает.
«Ах да. Чуть не забыла! В субботу днем родителей Дениса не будет дома. Я согласилась попробовать кое-что из второго уровня сексуальной шкалы. Очень волнуюсь.
Пы.сы. Интересно, что мама сегодня утром так долго обсуждала с красавчиком Мэйсоном?»
На восточном месторождении произошла крупная авария. Столько красных жирных трясущихся физиономий руководителей, сколько сегодня, я не видел уже давно. Весь день на различных уровнях решали, стоит ли приступать к срочному ремонту или спокойно ждать. Сашка недавно сказал: «В первые после Конца Цикла годы газ будет не особо нужен». Так же думало большинство. Ажиотаж постепенно спал, но мне все равно пришлось задержаться, чтобы оформлять и исправлять бесконечные отчеты.
Домой я вернулся к полуночи. Софья уже спала, а Ира лежала на диване и смотрела ток-шоу из Красного мира про отношения между заложниками и террористами в захваченном торговом центре. Я помылся и, не включая свет, юркнул в постель. Шрам после дневной атаки птицы хоть и был небольшим, но ненужные вопросы мог вызвать.
План на завтра уже созрел.