Все разговоры в баре немедленно стихли. Парень явственно побледнел и отступил на шаг назад. Похоже, я серьёзно недооценивал свою репутацию – покойный Самуил Катцель неплохо потрудился, рисуя меня полным отморозком, для которого убить проще, чем высморкаться. Старший охранник поклонился и сказал:
– Господин Кеннер, госпожа Лена, мы просим прощения за этот прискорбный инцидент. Просим вашего разрешения покинуть заведение.
Он посмотрел на парня тяжёлым взглядом, и тот шепеляво сказал: «Извините».
Я взглянул на Ленку. Она пожала плечами, я тоже в ответ пожал плечами, ответил «Разрешаю», и мы повернулись обратно к стойке. В зале было по-прежнему тихо.
– Вот вечно ты, Кени, испортишь всё развлечение. – громко пожаловалась Ленка. – С тобой даже и не подерёшься толком.
– Так ты сюда танцевать пришла или драться?
– Танцевать, – подумав, ответила Ленка, – но я не прочь и подраться.
С этими словами она наклонилась вперёд и внимательно посмотрела на парня, сидевшего по левую руку от меня. Тот поперхнулся своим коктейлем, торопливо слез с табурета и быстрым шагом двинулся в туалет. Ленка проводила его грустным взглядом и со вздохом сказала:
– Ты знаешь, Кени, у меня складывается впечатление, что люди тебя боятся. Тебе нужно инкогнито ходить, как Гаруну аль-Рашиду[50].
[50 - Арабский халиф, правивший в VIII веке н.э. В сказках «Тысяча и одна ночь» описывается, как он, переодевшись, ходил по Багдаду, чтобы узнать жизнь простых людей.]
– Ладно, не грусти. – приободрил её я. – Пойдём пока потанцуем, а там может ещё кто захочет поскандалить.
– Так ты же опять влезешь и всё испортишь. – с печалью в голосе сказала Ленка.
– Нет, я больше не буду вмешиваться. Развлекайся как хочешь.
С этим мы и покинули странно тихий бар.
*
Когда на следующее утро я вернулся с пробежки, вконец разленившаяся Ленка была ещё в постели и с чашкой кофе в руке просматривала свежие газеты.
– Кени, – с воодушевлением поделилась она, – а про меня написали в «Светском курьере»!
– В каком разделе? – спросил я, заранее предполагая ответ.
– В скандальной хронике. – радостно ответила Ленка.
– Да ты что? Вот это неожиданность! – фальшиво удивился я. – А я было подумал, что в списке награждений.
Ленка фыркнула в чашку, едва не расплескав кофе.
– Нет, ты только послушай, что они пишут:
«Вчера вечером привычный скандал нашей золотой молодёжи в „Серебряной мыши“ принял неожиданную форму. Нашим читателям хорошо знаком постоянный герой нашей хроники Алекс Гремский, сын известного промышленника Стефана Гремского. В этот вечер, заметив необычайно красивую девушку в сопровождении молодого человека, г-н Алекс решил, что эта пара замечательно подходит на роль жертвы его обычных развлечений. Увы, на этот раз в непривычной для себя роли жертвы выступил именно он. Не дослушав стандартное выступление г-на Алекса, прелестная незнакомка одним ударом отправила его в полёт, заодно придав его лицу некоторую несимметричность. Как немедленно выяснилось, г-н Алекс имел неосторожность оскорбить Лену Менцеву-Арди – прекраснейший цветок влиятельного аристократического семейства Арди, которая решила посетить заведение в сопровождении своего мужа и главы семейства Кеннера Арди.
Молодая пара только что вернулась из городка Габрич, где они оттачивали своё воинское мастерство в боях с гвардией папы римского. Хотя в настоящее время у нас почти нет информации о происшедших там событиях, мы сумели точно выяснить, что наши герои вернулись с блестящими рекомендациями командования, а вот папских гвардейцев в той местности больше не стало.
Г-н Алекс проявил обычно несвойственную ему житейскую мудрость, немедленно принеся извинения и с разрешения г-на Кеннера покинув клуб. Однако очаровательная г-жа Лена осталась недовольной тем, что ей не дали возможности как следует разобраться с невоспитанным юношей, и громко выразила надежду, что найдётся ещё какой-нибудь скандалист, воспитанием которого она могла бы заняться. Как рассказали нам впоследствии сотрудники клуба, наша буйная золотая молодёжь немедленно решила вести себя образцово, сделав этот вечер одним из самых тихих в истории заведения.»
– «Необычайно красивая», вот. – с удовлетворением отметила Ленка. – И дальше про меня тоже хорошо написали. И почему мы так редко ходим в ночные клубы?
– Может быть потому, что в больших дозах они тебя не выдержат?
– Опять глупости болтаешь. – Ленка отмела инсинуацию небрежным жестом. – Лучше поцелуй меня… Ага, и вот здесь тоже… М-м-м… И вот тут ещё…
До начала занятий в Академиуме у нас оставалось ещё больше недели, и мы твёрдо настроились за это время полностью получить всё, что мы недополучили во время медового месяца.
Вместо эпилога
Аббат Антуан Дюкле сидел за убогим столом в доме деревенского старосты, и вертя в руке ручку, мучительно размышлял о том, что стоит писать в отчёте, а что лучше упомянуть вскользь. Или даже вообще не упоминать. В конце концов, не придя ни к какому определённому выводу, он положил ручку, и со вздохом отхлебнул вина. «Паршивая страна, – с тоской подумал он, – и вино у них дрянь.»
Внезапно за дверью послышались голоса, дверь распахнулась настежь, и в комнату решительным шагом вошёл новый персонаж.
– Отец Доминик! – воскликнул Дюкле. – Не верю своим глазам! Вы же должны быть в Вене, при дворе императора?
– Здравствуйте, отец Антуан! Должен. Но как видите, я здесь. – с досадой отвечал аббат Доминик Верде. – Папе первоначальный доклад о здешних событиях показался несколько э-э… – он неопределённо покрутил рукой, – словом, он приказал мне разобраться с этим и доложить ему лично. Что, впрочем, не освобождает вас от написания полного доклада.
– Понимаю, – кивнул Дюкле, – и должен сказать, рад этому. Мне бы не хотелось быть единственным вестником этого фиаско, и я совсем не против разделить эту ношу с вами. Неловко предлагать вам бурду, которую здесь называют вином, но лучше ничего нет, увы.
– Наливайте, – ответил аббат Верде, усаживаясь на хлипкий стул, – и рассказывайте.
– Как вы, вероятно, знаете, у нас была задача вытеснить схизматиков[51] из этой области. У них здесь закрепились довольно значительные силы наёмников. Наши силы также состояли из нескольких наёмных отрядов, но их было совершенно недостаточно для наступления. Однако мы сумели незаметно перебросить сюда отряд гвардии с поддержкой паладинов. Две недели назад мы начали наступление силами наёмных отрядов в пятнадцати лигах к северу. Когда противник полностью втянулся в бой, гвардейцы атаковали здесь. Это направление противник считал совершенно незначимым, и здесь стоял крохотный отряд, скорее для проформы. Гвардейцы должны были пройти сквозь него без остановки и ударить отрядам схизматиков в тыл.
[51 - Католическая церковь называет так греческих (православных) христиан.]
– План выглядит вполне выполнимым. Что пошло не так?
– А вот это уже лучше показать. Пойдёмте, отец Доминик.
Оба священника некоторое время стояли на вершине небольшого холмика, обозревая раскинувшийся перед ними на сотню туазов[52] металлический пейзаж. Бронеходы наступали, и гвардейцы бежали вслед за наступающими бронеходами, стреляя на ходу. Несколько гвардейцев лежали неподвижно, а ближайший к аббатам падал, нелепо вскинув руки, явно сражённый пулей защитников. Один из бронеходов лежал на боку с подломившейся ногой, и пилот уже наполовину вылез через задний люк.
[52 - 1 туаз = 1,95 м.]
– Впечатляет, – наконец сказал аббат Верде, – а где же паладины?
– Взгляните правее, вон они стоят группой. А чуть сзади стоит светлый паладин Доннер. Мы можем подойти поближе, только не сходите с мостков. Стебли травы легко проткнут и обувь, и ногу.
Аббаты прошли по проложенным поверх травы деревянным мосткам.
– Действительно, Марк Доннер, – задумчиво сказал Верде, – представляете, отец Антуан, я пятьдесят лет видел его исключительно с кислой физиономией, а тут глядите-ка, улыбается.
– Эту гримасу сложно назвать улыбкой. – с сомнением отозвался Дюкле.
– Ну, первая улыбка за пятьдесят лет, что ж удивительного, что плоховато вышла. – философски заметил Верде. – Итак, что же мы тут имеем?
– Двести восемь гвардейцев, двенадцать бронеходов, восемь паладинов, один светлый паладин. Все здесь.