Ну-ка, помоги мне из-под стола вылезти.
Бобров:
Вы что, уронили что-нибудь? Ах, вазочку разбили!
Бабушка (передразнивает):
Ва-азочку разбили?
(Бобров помогает бабушке подняться. Но как только он ее отпустил, бабушка опять села на пол)
Бобров:
Ах, опять сели!
Бабушка:
Села, ну и что же?
Бобров:
Разрешите помочь. (Поднимает бабушку)
Бабушка:
Вот карта плохо шла. Я и так и эдак... Да ты меня за руки не тяни, а возьми под мышки. Всё,, знаешь ли, король за королем. Мне пятерка нужна, а тут всё короли идут.
(Бобров отпускает бабушку, и бабушка опять садится на пол)
Ах!
Бобров:
Господи! Вы опять сели.
Бабушка:
Да что ты пристал: сели да сели! Чего тебе от меня нужно?
Бобров:
Я пришел попросить у вас цибик чая.
Бабушка:
Знаю уж. Говорил уже. Не люблю двадцать раз то же самое выслушивать. Только и знаешь: Ах, опять сели! и цибик чая. Ну, чего смотришь! Подними, говорят тебе.
Бобров (поднимая бабушку):
Я уж вас, разрешите, и в кресло посажу.
Бабушка:
А ты поменьше разговаривай, а лучше поднимай как следует. Я хотела тебе сказать, да чуть не забыла: ведь дверь-то у меня в спальной опять плохо запирается. Верно, ты всё кое-как сделал.
Бобров:
Нет, я скобу на шурупчиках поставил.
Бабушка:
А ты думаешь, я понимаю, что это за скобка да шурупчики. Меня это не касается. Мне надо, чтобы дверь запиралась.
Бобров:
Она потому и не запирается, что шурупчики в древесине не сидят.
Бабушка:
Ну, ладно, ладно, это уж там твое дело. Мне надо только... Ах! (опять садится на пол)
Бобров:
Господи!
Бабушка:
Да ты что, решил меня об пол бросать с умыслом? Издеваться решил? Ах, ты, негодяй. Ну, просто ты негодяй, и лучше уходи!
Бобров:
Да я, бабушка, честное слово, хотел вас на кресло посадить.
Бабушка:
Я тебе что сказала? Чтобы ты уходил вон. А ты чего не уходишь! Ну, чего же ты не уходишь? Ты слышишь? Уходи вон! Ну? Убирайся вон!
(Бобров уходит)
Бабушка:
Вон! Вон! Вон! Убирайся вон! Скажите, какой мерзавец! (Поднимается с пола и садится в кресло) А жена его просто неприличная дама. Дома ходит совершенно голой и даже меня, старуху, не стесняется. Прикроет неприличное место ладонью, так и ходит. А потом этой рукой за обедом хлеб трогает. Просто смотреть противно. Думает, что уж если она молодая да красивая, так уж ей всё можно. А сама, неряха, у себя, где полагается, никогда, как следует, не вымоет. Я, говорит, люблю, чтобы от женщины женщиной пахло! Я, как она придет, так сразу баночку с одеколоном к носу. Может быть, мужчинам это приятно, а меня, уж извините, увольте от этого. Такая бесстыдница! Ходит голой без малейшего стеснения. А когда сидит, то даже ноги, как следует, не сожмет вместе, так что всё напоказ. А там у нее, ну, просто всегда мокро. Так, другой раз, и течет. Скажешь ей: ты бы хоть пошла да вымылась, а она говорит: ну, там не надо часто мыть, и возьмет, платочком просто вытерет. Это ещё хорошо, если платочком, а то и просто рукой. Только еще хуже размажет. Я никогда ей руки не подаю, у нее вечно от рук неприлично пахнет. И грудь у нее неприличная. Правда, очень красивая и упругая, но такая большая, что, по-моему, просто неприлично. Вот уж Фома жену нашел себе! Чем она его окрутила, не понимаю!
1933>
-----------------