* Хайнак - помесь монгольской коровы с яком.
Эрдэнэ облегченно вздохнул - какого хорошего человека послали ему боги на его тяжелом пути.
Когда Эрдэнэ запрягал двух больших, как слоны, хайнаков, Итгэлт, обращаясь к Галсану, громко сказал:
- Помоги этому человеку перебраться сюда, ведь все мы люди.
По дороге Галсан говорил:
- Конечно, характер у Итгэлта крутой, но он всегда помогает людям. Только работать здесь надо старательно. Он и сам до работы охоч, и с других ее требует.
Ничего-то этот двадцатилетний Галсан еще не знал о жизни. Верой и правдой служил он Итгэлту, как самый последний осел.
В тот вечер старая, залатанная палатка Эрдэнэ примостилась в северо-западной части хотона. Вот так Эрдэнэ и его жена Долгор стали батраками у богача Итгэлта.
- Ну, Эрдэнэ, пока не наберешься сил, помогай ухаживать за скотом. Я тебя не обижу. Будете доить коров, а там посмотрим. Надо помогать друг другу, - сказал Итгэлт.
Эрдэнэ все делал охотно. Надоело ему идти против судьбы. Попробовал, хватит. К чему привела его борьба с князем? Лишился всего добра, да еще и из родного хошуна пришлось уехать. Устал он от борьбы и теперь думал лишь о том, как бы прокормить жену и ребенка да самому не остаться голодным.
Итгэлт был доволен. У него появились два новых батрака. Расстаться с ними нельзя ни в коем случае. И, желая как можно крепче привязать Эрдэнэ к себе, он приказал сыну завести дружбу с Бато. Нет, он не упустит из своих рук курочку, которая несет золотые яички.
И Эрдэнэ был доволен. Наконец-то он пристал к берегу, и ему не нужно беспокоиться о завтрашнем дне. А этот Итгэлт, видно, хороший человек - помог им в беде. И он охотно делал все, что просил хозяин.
- Вот пройдет хошунный надом, Эрдэнэ, и начнем считать скот. Надеюсь, ты учтешь все до последней овцы, - сказал Итгэлт и достал из сундука составленную им самим опись скота. - Это я сам делал. Кроме меня, никто тут ничего не поймет. Нам придется посидеть вместе, и я тебе все растолкую, а уж дальше ты сам все будешь делать. Ведь ты человек грамотный.
Итгэлт умел приручать людей. С теми, в ком он нуждался, он держался запросто, был ласков и даже подкупал небольшими подарками. А с теми, кто был ему не нужен или мешал выполнению его желаний, он был высокомерен и жесток. Своего он добивался любой ценой, не останавливался перед самыми крайними мерами.
В Эрдэнэ он нуждался и поэтому старался быть с ним ласковым, говорил по-дружески. Этот добродушный монгол ему еще пригодится. Он и телом крепок, и грамоту знает. Надо его только прибрать к рукам и сделать верным слугой. И если над простодушным Галсаном он часто посмеивался, а недалекого Няма не ставил ни во что, то к Эрдэнэ относился с подчеркнутым вниманием.
А тут еще его красавица жена. Не раз уже Итгэлт посматривал похотливым взглядом на жену своего батрака и всячески оказывал ей знаки внимания, а в мыслях ему уже рисовались заманчивые картины, когда он будет держать в объятиях красивую батрачку.
Однажды он по делам ездил в Заяинский монастырь и привез оттуда всем подарки - и Долгор, и Дулме, и Хишиг. Самый дорогой подарок он привез Долгор.
- Уже наметил новую? Я-то привыкла к твоему распутству. Но Дулма закатит тебе сцену, - пробурчала Должин, когда Долгор, обрадованная красивым подарком, выбежала из юрты.
- Не твоего ума дело, - холодно сказал Итгэлт.
- Ты что же, всех жен своих батраков решил взять себе?
- А что же делать, коли имеешь такую жену, как ты?
- Смотри, Эрдэнэ не Галсан...
- А ну помолчи, - повысил голос Итгэлт. - А то завтра же отвезу к родителям. - Он зло посмотрел на жену.
Должин умолкла и с видом побитой собаки отошла к очагу.
Должин знала все о проделках своего распутного мужа. Так пастух знает все повадки табунного жеребца. Нет-нет да и прорывалось у нее чувство ревности. И тогда она говорила мужу несколько резких слов. Но стоило Итгэлту нахмурить брови и в сердцах бросить: "Завтра же отвезу к родителям", она тут же сдавалась и начинала ластиться к грозному мужу. С каждым днем она боялась его все больше и ехать к родителям ни за что не хотела. Ведь это такой позор! Она даже старалась оправдать поступки мужа. Жизнь что река - не течет ровно, не бывает она одинаковой у всех. Каждая вещь со временем выходит из употребления. Правда, ее выбросить жалко, но и пользоваться ею уже не хочется. Она напоминает хозяину, что когда-то была ему очень нужна. И Должин - такая же старая вещь...
- Обед подавать? - тихим, даже заискивающим голосом спрашивает Должин.
Итгэлт важно садится. Он знает: жена уже покорна.
- Подавай.
6
Над горой Булган клубятся темные кучевые облака, они доходят до монастыря Зая, накрывают его своими тенями и идут дальше. Вскоре все небо затягивается тучами, и вот уже хлещет ливень.
Движение на улочках монастырского городка прекратилось. Казалось, в городке, кроме нескольких промокших псов, нет ни единой живой души. Но это не так. Жизнь в монастыре идет своим чередом.
Вот, например, в этом изящном домике, огороженном высоким хашаном, беспечно попивают шипучий кумыс двое молодых лам, то и дело наполняя китайские фарфоровые чашечки.
Высокого, стройного, с чистым белым лицом, в коричневом дэле из тибетского сукна, зовут Цамба. Ему двадцать три года. Другого, худощавого и жилистого, с колючими глазками, зовут Жамбал. Этому нет еще двадцати трех.
Они вместе начинали свою духовную карьеру послушниками. Цамба служил в Луу-гунском монастыре, и, лишь когда умер его дядя, он приехал сюда, чтобы наследовать завещанное ему имущество, да тут и остался. Отец его, князь Гомбо, был заместителем хошунного правителя, а после его смерти подал в отставку. Но Гомбо и сейчас оставался одним из влиятельных людей в своем хошуне.
Жамбал родом из Далайчойнхорванского хошуна. С детства он находился в Тариатском монастыре, а в восемнадцатилетнем возрасте переехал в Ургу и жил в Гандане. Он участвовал в выступлении лам, которые выгоняли китайского губернатора из Урги.
Два года назад Жамбал переехал в Заяинский монастырь. Он внебрачный сын монастырского казначея. Когда казначей почувствовал, что стал стареть, он вызвал Жамбала к себе.
- Плохи у нас дела, трещит Монголия по всем швам, - сказал Жамбал, потягивая кумыс.
- Не думаю, - ответил Цамба, - пока богдо пребывает на вершине власти, беды пройдут мимо нас.
- Будь моя власть, я немедля мобилизовал бы всех монголов и пошел бы походом против ослабленного междоусобицами Китая. Как раз время дать ему жару-пару.
- Ты чудак! Эти дела велики, как море. А кто ты?
- Велики, как море, и пусты, как мираж... Ну, бог с ними, хотя говорят же: и мышь должна думать о государственных делах. Ну да ладно, в Луу-гунском хошуне скоро надом. Я туда поеду?
- Поедешь. О лошади я уже договорился.
Жамбал сидит у окна и смотрит во двор. В голове все еще бродят мысли о победоносных военных походах, о великом монгольском государстве. Он видит бесчисленные сотни монгольских конников, а себя непобедимым полководцем в драгоценных доспехах. О, как бы он тогда стал жить. Все было бы к его услугам: деньги, вино, красивые женщины... Но это мечты, а сейчас...
- Ну хватит, пойдем, - сказал он и встал.
- А не рано? Пусть стемнеет, а то, не ровен час, подглядят, тогда сраму не оберешься. Засмеют.
- Ворон ворона за черноту не стыдит. Не известно еще, кто над кем посмеется. Пошли.
Выйдя из дома, Жамбал запер дверь на большой замок.
С тех пор как в Монголии распространилась ламаистская религия, почти половина мужского населения страны стали ламами и жили при монастырях. В стране сразу увеличилось число незамужних женщин. И вот неподалеку от монастырей образовались своеобразные женские поселения. Женщины могли работать только вне монастыря. Но на всех работы не хватало, и подавляющее число молодых женщин пошли по легкой дорожке - стали услаждать любовью похотливых монастырских священнослужителей.
Вот и Жамбал с Цамбой отправились на свидание. Цамба шел впервые. Он и хотел встречи, и боялся ее. Поэтому он держался робко, то и дело оглядывался и дрожал, как пугливый джейран.