Посещение совнархоза не принесло Реэт желаемых результатов. Начальника управления не было. Ее принял заместитель начальника, человек со сверлящим злым взглядом, сразу же не понравившийся ей.
— Меня зовут Реэт Лапетеус, — начала она несколько разочарованная тем, что ей пришлось говорить с заместителем. — Я жена директора Лапетеуса.
Взгляд заместителя начальника смягчился.
— Супруга товарища Лапетеуса? Очень приятно. Как его дела?
— Плохо, очень плохо, — ответила Реэт, размышляя, как продолжать. — Заранее прошу извинить, что трачу ваше дорогое время. Меня привело к вам горе. Состояние моего мужа крайне тяжелое. Врачи скрывают от меня правду. Порой мне кажется, что он не выдержит. Вы, вероятно, информированы о трагическом несчастье Лапетеуса?
Он кивнул головой.
— Нам доложили. Поразительное совпадение. В машине, с которой столкнулся Лапетеус, ехали, если не ошибаюсь, вы? Вместе с товарищем Хаавиком. Так, так. Помню. Товарищ Хаавик был на редкость принципиальным человеком, твердым защитником генеральной линии. И ваш супруг принципиальный работник. До сих пор он показал себя с самой положительной стороны. Вы говорите, что он, ну, как это сказать, умирает?
Реэт подняла глаза и с несчастным видом посмотрела на заместителя начальника управления.
— Вы правы. Это действительно было потрясающее совпадение. Я ехала к своей подруге. В Пирита. Мы одноклассницы, я часто бываю у нее. Она ждала меня и на этот раз. Хотя уже совсем стемнело… Нет, что я говорю, была уже ночь, я решила все же сдержать слово и пойти. Я как раз спешила на стоянку такси, когда мимо проехал товарищ Хаавик. Он возвращался из Раквере, из командировки. Заметил меня и остановился. Мой муж и Хаавик — фронтовые друзья, и Хаавик часто навещал нас. Услыхав, что я ищу такси, он любезно предложил свою помощь. Я села в его машину, и мы поехали. На Пиритаской дороге все и произошло… Виктор… Виктор Хаавик был убит, я только позавчера вышла из больницы. Андресу, наверно, придется еще несколько месяцев лежать под надзором врачей. Если он вообще поправится. Его состояние критическое.
— Минуточку, — сказал заместитель начальника управления. — В какой он больнице? Я поговорю с главным врачом.
Он снял трубку и набрал номер больницы. Реэт подсушила носовым платком уголки глаз.
— Алло! Говорят из совнархоза. Соедините меня с главным врачом… Я обожду. — Потом к Реэт: — От всего сердца сочувствую вам. — Снова в трубку: — Здравствуйте. Это Юрвен… Да-да, я тот самый Юрвен. Как состояние товарища Лапетеуса?.. Так, так… Что вы сказали?.. Понимаю, понимаю… От своего имени и от имени председателя прошу сделать все необходимое… Вот так… Возьмите товарища Лапетеуса под личное наблюдение… Совет народного хозяйства надеется, что вы быстро поставите его на ноги… Всего хорошего.
Реэт, внимательно следившая за разговором, быстро сказала:
— Вечно буду вам благодарна. Мой муж с глубоким уважением отзывался о вас.
Юрвен потер свои большие руки.
— Дело обстоит серьезно, но не безнадежно.
— Еще раз благодарю вас. Теперь и я начинаю верить, что все окончится хорошо.
— Его вылечат.
Теребя и комкая в руках носовой платок, Реэт продолжала:
— Товарищ Юрвен, ваше отношение к Лапетеусу придает мне смелость сказать и о том, что его гнетет. Мой муж не знает, что я пошла к вам, он никогда не позволил бы мне этого. Но поймите и меня. Я не могу видеть его мучений, Он коммунист до мозга костей. Я беспартийная, но я уже давно жена коммуниста и знаю его. И давно поняла, что самое важное для Лапетеуса — это его работа. Работа и партия. Теперь его мучает то, как к нему отнесутся. Он не говорит об этом, но я вижу по его глазам. Сейчас он, как ответственный работник и коммунист, предъявляет себе жесточайшие обвинения. Потому что он виновник несчастья.
Реэт остановилась и ожидала, что скажет на ее слова заместитель начальника управления.
Юрвен посмотрел на нее колючим взглядом:
— Любой человек, а коммунист особенно, отвечает за свои дела. И для Лапетеуса нет других законов.
— Что его ждет? Легче терпеть, когда знаешь об этом.
Глаза Реэт снова наполнились слезами.
— Решение вопроса вашего мужа зависит не только от нас, — продолжал Юрвен. — Его решают, так сказать, по трем линиям. По служебной, партийной и по линии прокуратуры и суда. Точка зрения одного человека не много здесь значит. Прошли те времена, когда нарушали советскую законность и ленинские нормы партийной жизни. Теперь дела решают коллективно. Что касается лично меня, то я считаю, что к делу Лапетеуса нужно отнестись со всей принципиальностью. Я уверен, что его предыдущую деятельность примут во внимание. Он всегда стоял на позициях партии. Поручения, которые ему доверялись, он выполнял с чувством ответственности. С другой стороны, он все же задавил насмерть человека. Ответственного товарища, способного журналиста. Это усложняет дело. Многое зависит и от того, какое решение примет суд. Могу вас заверить в одном: ничего не будет предпринято излишне поспешно. Служебную характеристику мы дадим ему положительную. Одно замечание: меня лично удивляет, что ваш супруг был пьян. Он часто употреблял алкоголь?
— Я не помню, чтобы он когда-нибудь напивался. На этот раз у него в гостях были фронтовые товарищи. Мы решили, что без меня им будет свободнее в своей компании. Иначе я не пошла бы к подруге. Мы обо всем договорились с Андресом. Возможно, что за старыми воспоминаниями он и перебрал немного.
— Кто эти его фронтовые друзья? — спросил Юрвен.
— Всех я не знаю. Но с двумя встречалась и раньше. Товарищ Пыдрус и майор Роогас.
Юрвен резко подчеркнул:
— Я считаю, что Пыдрус и Роогас также виновны в этом деле.
— Я не думала об этом, — произнесла Реэт. Она не поняла Юрвена.
— Вся история заслуживает самого серьезного расследования.
— Мой муж выехал один. Его гости к тому времени ушли.
— Это немного меняет дело. Но моральная ответственность все же ложится на Пыдруса и Роогаса.
— Я рада, что вы понимаете Лапетеуса.
.— Трудно поверить, что Лапетеус мог так поступить. Забыть, кто он и что он может себе позволить.
— Из-за этого он страшно страдает.
Юрвен умолк.
— Не смею вас дольше беспокоить, — поднимаясь, сказала она и протянула ему руку с тонкими девичьими пальцами. — Разрешите еще раз поблагодарить вас.
— Пожалуйста, пожалуйста. Всего хорошего, товарищ Лапетеус. Всего хорошего.
Реэт улыбнулась сквозь слезы, повернулась и мелкими, семенящими шагами направилась к двери.
Юрвен остановил ее:
— Минутку. Чуть не забыл. Передайте своему супругу, что мы не спешим с рассмотрением его заявления об уходе. Сейчас комбинатом управляет главный инженер, он временно исполняет обязанности директора.
Эти слова сильно подействовали на Реэт. Она смогла только пробормотать:
— Я скажу ему.
Домой она шла подавленная. Задело, что Андрес не сказал ей о заявлении, отправленном в совнархоз. Он не должен поступать так необдуманно. Не посоветовавшись с ней, не сказав даже полслова.
«Андрес не считает меня больше своей женой, — подумала Реэт. — Я дам ему развод». Но тут же это решение показалось ей чересчур поспешным. Что о них подумают, если они теперь разойдутся? На нее будут смотреть косо. Но ведь во всем виноват Андрес, только он. Так размышляла она, сама не веря в свои рассуждения. Все казалось бессмысленным.
Вдруг ей до боли стало жалко Виктора Хаавика. Почувствовала, будто вся ее жизнь растоптана.
Мурук: — Я восхищаюсь тобой.
Реэт: — А что я должна делать? Плакать? Разве лучше, если бы я плакала?
Мурук: — Ты редкостный человек. Древняя эстонка. Как ни сгибают тебя, ты все же гордо выпрямляешься.
Реэт: — О, господи, неужели нельзя без пышных слов. Я хочу жить, и я живу. Редкостный человек, древняя эстонка и другие подобные слова — все это пустозвонство.
Мурук: — Ты любишь его.
Реэт: — Он мой муж.
Мурук: — Как его состояние?
Реэт: — Плохо. Очень плохо. Я говорила с главным врачом и с хирургом. Попросила вызвать консультанта из Ленинграда. Обещали. Я не привыкла к бездеятельности. Теперь приходится. Завтра пойду в райком партии. В совнархозе к Андресу относятся хорошо. Его даже не освободили от работы. Андрес послал им заявление об уходе, но заместитель начальника управления заверил меня, что они не спешат дать ему ход. Товарищ Лапетеус не преступник, а жертва глупого несчастья. Именно так сказали мне.
Мурук: — Своих людей они оберегают.
Реэт: — Андрес достоин этого. Невероятный работяга.
Мурук: — И я уважаю Андреса.
Реэт: — Судебный процесс, наверно, не состоится.
Мурук: — Не будь пессимисткой.
Реэт: — Руки и лицо у него словно у покойника.
Мурук: — Длительная высокая температура, пребывание в постели — от этого всегда желтеет кожа. Пройдет.
Реэт: — Для Андреса было бы лучше умереть.
Мурук оторопел.
Реэт: — Я знаю, что так говорить нельзя. Но что лучше: год балансировать на грани жизни и смерти или сразу умереть?
Мурук: — Я понимаю тебя. Успокойся. Ты желаешь ему добра.
Реэт: — Видишь, я плачу. Скоро и ты перестанешь восхищаться мной. Я сейчас ненавижу себя. Завтра схожу в райком партии. Как ты думаешь: исключат его из партии или нет?
Мурук: — Я уже сказал, что своих людей они берегут.
Реэт: — Это было бы хорошо.
Мурук: — Андрес отделается легко.
Реэт: — Самое ужасное то, что он не хочет легко отделаться. Я предчувствую, что в суде Андрес не скажет в свою защиту ни слова. Несчастье странно подействовало на него. Он предлагает мне развод.
Мурук: — Предлагает развод? Почему?
Реэт: — Что он мог бы сказать на суде?
Мурук: — Мне кажется, ты чего-то боишься. Доверься мне. Ты знаешь, что я всегда готов помочь тебе.
Реэт: — Нет, нет. Мне нечего бояться. Я просто представила себе, как он будет держаться на процессе. Вероятно, станет обвинять себя.
Мурук: — Он все же убил человека.
Реэт: — Я не хочу думать о смерти Виктора.
Мурук: — Вы хорошо подходили друг к другу. Я тоже сохранил о Хаавике добрые воспоминания.
Реэт: — Да, Я собралась поехать к Тийветам, и Виктор заметил меня на Центральной площади. На том месте, где раньше был футбольный стадион «Калева». Или примерно на том месте. Он возвращался из Раквере. Пусть люди говорят что хотят.
Мурук: — Я же сказал тебе — наплюй на болтовню.
Реэт: — Скажи честно, что ты слыхал?
Мурук: — Ничего, кроме обычных сплетен. Ведь это происшествие само дает основу для фантазии. Случаи-
то необычный.
Реэт: — В райком я схожу обязательно. Ты там никого не знаешь?
Мурук: — Один из профессоров нашего института — член райкома. Член пленума, как они говорят. Но он не имеет веса. А из работников аппарата я не знаю никого. Советую говорить с секретарями.
Реэт: — Все затягивается. Андрес почти не поправляется. А процесс начнется не раньше, чем он будет в состоянии сесть на скамью подсудимых. Как ты думаешь, не поговорить ли мне с прокурором?
Мурук: — Сперва посоветуйся с Дебином. Лишнее слово может принести вред.
Реэт: — Ты прав. Знаешь, дядя советует мне развестись.
Мурук: — Об этом он говорил, когда ты была еще в больнице.
Реэт: — Развод ничего не изменит. В моей жизни, кажется, начинается закат. Ничто больше меня не интересует. За разбитую «Волгу» мне предложили почти что цену новой машины — за один автомобильный номер сейчас дают тысячу рублей, — но я отказалась. Знал бы это дядя!
Мурук: — Продай.
Реэт: — До тех пор… до тех пор, пока все не выяснится, я ничего не буду предпринимать. Меня словно вывернули наизнанку.
Мурук: — Пройдет. У тебя есть друзья, они поддержат. Я также один из них. Даже в том случае, если все примет наихудший оборот, дело не будет так уж безвыходно, как ты думаешь. Андрес сам во всем виноват. Спьяна поехать в город! Следователю автоинспекции он сказал, что был в Пирита. Но где именно, не сказал.
Реэт: — Он был у Тийветов.
Мурук: — Искал тебя?
Реэт: — Наверно.
Мурук: — Поговори с кем-нибудь из тех, кто приходил к нему в гости. Я думаю, что это важно.
Реэт: — Я не могу больше! Скорее бы все кончилось! Мне надо беречься. Не знаю, как я соберусь с силами, чтобы пойти на работу.
Мурук: — Если у тебя будут трудности с продлением бюллетеня — позвони мне. Это уладим. И другое… Ты всегда можешь быть уверена в моей помощи.
Реэт: — Ты хорошии. Спасибо. Мне нужны помощь и поддержка больше, чем ты думаешь. Я не в силах держаться так, как хотелось бы. Раньше я смеялась, когда нужно было смеяться, и плакала, когда считала разумным плакать. Теперь я не в силах больше смеяться, и на глазах у меня все время слезы.
Мурук: — Ты еще будешь смеяться.
Реэт: — Никому больше не верю. Стала какой-то беспомощной… Андрес сейчас держится очень странно.
Мурук: — Он согласен, чтобы Дебин защищал его?
Реэт: — Разговор с ним остался неоконченным. Он устал. Может в любой день угаснуть.
Мурук: — Ты напрасно боишься. У него очень крепкое здоровье. Человек со слабым организмом давно бы уже был в могиле.
Реэт: — А если он не согласится?
Мурук: — Он всегда поступал по твоим советам.
Реэт: — Теперь с Андресом гораздо труднее. Он всегда был упрямым. Последнее время — особенно. А сейчас… Ты не знаешь его. Я никому не жаловалась, но жить с ним нелегко. Своим характером он и друзей отпугнул. Хаавик — один из немногих, с кем он общался. Я не знаю, что еще может случиться.
Мурук: — Сейчас у него кризис. Когда он пройдет, Андрес опять станет таким, как был. Но вообще-то — они все такие. Человек для них — ничто.
Реэт: — Вчера вечером я подумала, что если он хочет, если он будет очень настаивать, тогда я дам ему развод. Быть может, это хорошо подействует на него. Я готова сделать все, что он захочет, что пойдет ему на пользу.
Мурук: — Человек, который находится на грани жизни и смерти, или все путает, или понимает все особенно ясно.
Реэт: — Я должна его защищать.
Мурук: — Ты великодушна. Человек с большой буквы, как теперь принято говорить. Он едва не убил тебя, а…
Реэт: — Почему ты так говоришь? Почему вы так говорите?
Дядя: — Тебе лучше разойтись с ним.
Реэт: — Ты не любишь его.
Дядя: — Вы жили как кошка с собакой.
Реэт: — Что ты от меня хочешь?
Дядя: — Раз он предлагает развод — соглашайся. Какой смысл кормить калеку? Ухаживать за ним? Разве муж для этого нужен?
Реэт: — Я и не собираюсь ухаживать за ним и кормить его.
Дядя: — Тогда разведись. Ты надеешься замять шум, но только больше мараешь себя.
Реэт: — Если я сейчас разведусь, все будут считать меня виноватой.
Дядя: — И без этого считают.
Реэт: — На работе будут косо смотреть на меня.
Дядя: — Забудут быстро. Из вашей дальнейшей жизни все равно толку не будет.
Реэт: — Не уговаривай.
Дядя: — Видеть не могу такого человека в своем доме.
Реэт: — Дом записан на меня.
Дядя: — А на чьи деньги он построен?
Реэт: — Документы оформлены на мое имя. Мне больше не двадцать лет. Теперь ты меня не запугаешь.
Дядя: — Собираешься меня ограбить?
Реэт: — Оставь меня в покое.
Дядя: — Это мой дом! Построен на деньги, что я выручил за свою усадьбу.
Реэт: — Ты хочешь забрать его с собой в могилу?
Дядя: — Ждешь моей смерти?
Реэт: — Дом в посылке не пошлешь в Канаду.
Дядя: — Дом мой! Мой! Понимаешь?
Реэт: — Перед законом он мой.
Дядя: — Ты страшный человек.
Реэт: — Не доводи меня.
Некоторое время оба молчат.
Дядя: — Я о тебе забочусь.
Реэт: — Перестань, надоело!
Дядя: — И Мурук считает, что самое правильное — развестись.
Реэт: — Уже посоветовались? Сводничаешь — хочешь предложить меня Муруку?
Дядя: — Андрес испортил тебе всю жизнь. Нашла ты счастье? Положение, влияние, льготы… Сто рублей премии в квартал? Вот твои положение, влияние, льготы.
Реэт: — Молчи!
Дядя: — Министром он не стал.
Реэт: — Да замолчи же!
Дядя: — Мурук зарабатывает больше.
Реэт: — Мурук хочет не меня, а дом.
Дядя: — А за чем, думаешь, Андрес гнался?
Реэт: — Это ложь!
Дядя: — Все мечтают о добре.
Реэт: — Ты меня с ума сведешь.
Дядя: — Что бы они там ни говорили, но домами обзаводятся и машины покупают.
Реэт: — Уходи. Иди в свою комнату.
Дядя: — Ты должна быть благодарна мне.
Реэт: — За что?
Дядя: — За дом. За все. Я поставил тебя на ноги. Научил тебя жить.
Реэт: — Чего ты надеешься добиться?
Дядя: — Разведись.
Реэт: — Машина на его имя. Мне предлагают за нее почти цену новой.
Дядя недоверчиво посмотрел на Реэт.
Реэт: — Рублями бросаться не приходится.
Дядя: — Прежде чем разводиться, потребуй, чтобы переписал на тебя. Скажи, что машину нужно ремонтировать и что так удобнее. Придумай что-нибудь. Уговори Андреса. Ты умеешь справляться с ним. Поплачь или подольстись. Как всегда.
Реэт: — Ты просто омерзителен.
Дядя: — Спала с этим Хаавиком. Андрес знал. Разве он иначе бы…
Реэт: — Не хочу тебя слушать! Это ложь! Ложь! Ты не человек, а… Уходи! Вон! Понимаешь? Вон!