На четырнадцатый день после несчастья майору Роогасу разрешили поговорить с Лапетеусом. Его привели в палату, где стояли две койки, и указали на правую из них. Приди Роогас один — он не узнал бы Лапетеуса. Незабинтованная часть лица, величиной не больше ладони, принадлежала не человеку средних лет, а старику. Лоб и уголки рта в морщинах, кожа серая. Тусклые глаза, взгляд которых был словно устремлен куда-то вовнутрь, порой странно поблескивали.
Роогас протянул руку:
— Здравствуйте!
Он старался говорить по возможности бодро.
— Вы… пришли… как официальное лицо?
Слабый голос Лапетеуса хрипел. Руки он не подал.
Роогас подумал, что руки у Лапетеуса, видимо, покалечены.
— Как… старый знакомый и как лицо официальное.
Он не был точен. Допрос Лапетеуса не входил в его служебные обязанности. Роогас занимался этой аварией, так сказать, в порядке контроля. Официальный протокол составит аварийный дежурный Филиппов. Но Роогас почувствовал, что ради самого Лапетеуса он должен пойти и на ложь.
Пепельно-серое лицо Лапетеуса исказилось кривой усмешкой.
— Я просил… не пускать… ко мне… знакомых… и друзей… и родственников.
Говорил он с напряжением.
Роогас понял, что разговор будет труднее, чем он предполагал.
— Не делайте своего положения хуже, чем оно есть.
Лапетеус промолчал.
Роогас слышал, как при дыхании что-то хрипело в груди раненого.
— Товарищи передают вам привет и желают скорого выздоровления.
И снова Лапетеус ничего не сказал.
— На войне смерть не раз стояла к вам ближе теперешнего. Хотя бы в развалинах окруженного дома. Во всяком случае, я тогда потерял надежду. Старался держаться, но опасение попасть в плен вызывало желание пустить себе пулю в голову…
Испытующий взгляд Лапетеуса прощупывал Роогаса.
— Вы помните, Как произошло столкновение? — спросил после некоторой паузы Роогас.
То ли потому, что Лапетеус счел это за начало официального разговора, то ли по какой-то другой причине но на этот раз он проговорил:
— Помню… смутно. Хотел обогнать… Не заметил встречной… машины. Когда… увидел… было уже поздно… Моя вина.
— С какой скоростью вы ехали?
— Не следил… за спидометром.
— Водитель шедшего впереди грузовика утверждает, что километров восемьдесят — девяносто в час.
— Возможно.
— Когда вы заметили встречную машину?
— Когда… поравнялся с грузовиком.
— Далеко она была от вас?
Лапетеус ответил не сразу. Похоже, что он размышлял. Наконец произнес:
— Метров десять… Может… двадцать. Показалась… прямо… передо… мной.
— Вы ехали с дальним светом?
— Кажется, да. Не помню… точно. Я был… как вы говорите… — он усмехнулся, кривя губы, — в состоянии сильного опьянения.
Лапетеус подумал.
— Каким светом пользовался встречный водитель?
— Кажется… ближним. Или подфарниками.
— Когда вы выехали из гаража?
— Не… смотрел на часы… Примерно через час… после ухода Пыдруса.
— Вы направлялись со стороны Пирита в Таллин. Откуда вы ехали?
Лапетеус спросил с вызовом:
— Это… имеет… значение?
— Да.
— Из Пирита.
Роогас понял, что Лапетеус не разъяснит ему цель своей поездки. Да он и не имеет права этого требовать у него. Тут не официальный допрос.
— Марку встречной машины заметили?
Лапетеус долго лежал с закрытыми глазами.
— «Москвич»… номера не… Все произошло… в одно мгновение.
— Цвет запомнили?
— Зеленый и… белый.
— Вам известно, что стало с машиной и ехавшими в ней людьми?
После продолжительного молчания Лапетеус взволнованно спросил:
— Что… с ними?..
В дверях палаты появилась сестра и предупредила, что условленные полчаса истекли. Врач не разрешает дольше утомлять больного.
Андрес Лапетеус крикнул:
— Отвечайте!
— Один покалечен и один убит.
Вмешалась сестра:
— Товарищ майор, на сегодня достаточно.
Роогас не смог не добавить:
— Убит водитель.
Тут же возник вопрос: знает или нет Лапетеус, на кого он налетел? Цвет «Москвича» он назвал точно. Но двухцветных машин — зеленых сверху и белых снизу— сотни.
В дверях майор Роогас оглянулся. Лапетеус следил за ним застывшим взглядом. Стало жаль его. Острее, чем раньше, ощутил себя тоже виновным.
Почему Лапетеус так держался с ним? Не хотел говорить как со знакомым, с фронтовым товарищем? В свое время Андрес помог с работой. А вечером за столом он относился к нему если не очень тепло, то во всяком случае дружески. И уж по меньшей мере при расставании они поняли друг друга и объяснялись совершенно откровенно. Только теперь Роогас вспомнил, что в тот вечер Лапетеус говорил с ним на «ты». Андрес явно искал его дружбы. А он поторопился уйти.
Роогас был недоволен собой. Разговаривал с Лапетеусом как с чужим. Он не собирался допрашивать своего бывшего фронтового товарища, он хотел понять его. Понять и придать ему бодрости, уверенности. Подтвердить, что его не осуждают безоговорочно. Что с того, что Лапетеус был сдержанным. Просто он не в себе из-за этого несчастья и гнетущих последствий…
Роогасу показалось многозначительным, что Лапетеус избегал встреч с родными и знакомыми. Или он боится, что не сможет выдержать их обвиняющих взглядов? Ведь из-за него погиб Хаавик, покалечена жена.
Как это сказал Паювийдик? «Жизнь чертовски сложная штука».
Верно.
И еще начало беспокоить Роогаса то, что он не сказал Лапетеусу, кого тот убил и кого покалечил. Ведь завтра-послезавтра ему и так все скажут…
Чем больше он думал об Андресе Лапетеусе, тем более беспокойные вопросы у него возникали.
Почему Лапетеус не поинтересовался, с кем столкнулся? Почему он лишь спросил, что стало с сидевшими в «Москвиче»? Знал ли он, кто в нем ехали? И если да, то когда узнал? Кто ему сообщил? Врачи, сестры? Или навестившие его?
Вдруг он узнал встречную машину? Увидел, кто в ней сидел, или догадался, кто мог сидеть? И все же налетел на них? В таком случае Лапетеус не просто виновник трагедии, а преступник.
Сознание Роогаса протестовало против такого вывода.
«Допустим, что Лапетеус действительно видел, кто ехал в «Москвиче». Что он мог сделать для того, чтобы избежать аварии? Ничего. Катастрофа была неизбежна. Все произошло в одну секунду. Даже профессиональный шофер с самой быстрой реакцией не смог бы избежать столкновения. Свернуть вправо — так инстинктивно поступает большинство водителей в аналогичных положениях, и Хаавик сделал это, — потому что въехать в кювет не так рискованно, как на полном ходу налететь на быстро приближающуюся машину. Но справа шел грузовик. У Андреса не было выбора».
Хотя майор Роогас старался понять Лапетеуса и логически обосновать его поведение, подозрения возникли снова. Свернув вправо и налетев на грузовик сзади, он поставил бы в опасное положение в основном только себя. А теперь…
Роогас анализировал все возможные варианты аварии. Но потом сказал себе, что все это пустое умничание. Лапетеус был пьян. Он это видел сам за несколько часов до случившегося, то же подтверждали Паювийдик и Пыдрус, об этом же свидетельствовал и врачебный осмотр. Пьяный человек реагирует медленно. Столкновение произошло прежде, чем Лапетеус понял все, прежде чем его мозг отозвался на то, что увидели глаза (если он вообще мог кого-нибудь разглядеть в мчавшейся навстречу машине).
Только один Лапетеус знает, что он заметил и что хотел сделать. Закон трактует факты такими, какие они есть. Лапетеус виновен в смерти одного человека и в довольно опасных телесных повреждениях другого и должен понести предусмотренное наказание.
Роогас не пришел к какому-то твердому решению. Самым важным для него был вопрос: что думал, чувствовал и что хотел сделать Лапетеус в последний момент? И, возможно, решающее значение имела причина, по которой Лапетеус поехал в город. Что заставило его уехать из дома?
Роогас никак не мог избавиться от ощущения собственной вины в том, что произошло…
Реэт Лапетеус несколько раз заверила Роогаса, что она не обвиняет своего мужа. Утверждала, что если бы Хаавик мог высказать свое мнение, то и он не требовал бы суда над своим другом. Виктор Сам водил машину и отлично знал: где машины, там. и несчастья. Он часто говорил так. Последний раз тогда, когда год тому назад купил себе «Москвича». Жаль, что он уже не может защитить Андреса. Он обязательно сделал бы это.
Реэт говорила и о том, что она случайно встретилась с Виктором Хаавиком.
— Я была в гостях у своей школьной подруги, пили кофе и болтали обо всем. И не заметила, как наступила ночь. Меня не хотели отпускать, но там крохотная квартира, и я условилась с другой подругой, что переночую у нее. У Тийветов — мою подругу зовут Эрна Тийвет — в Пирита дом, и у них гораздо просторнее. Я уже почти подошла к стоянке такси, когда рядом со мной остановилась машина товарища Хаавика. На Центральной площади, знаете, на том месте, где раньше была футбольная площадка «Калева». Вы таллинец? Тогда вы понимаете. Конечно, футбольная площадка была в глубине, а это перед ней. Он заметил меня и предложил отвезти домой. Товарищ Хаавик всегда был очень внимателен, я бы даже сказала — галантен. Он очень удивился, что я собираюсь ехать совсем в другую сторону — в Пирита. И вы удивляетесь, я это очень хорошо понимаю. Должна признаться, что я попросила Андреса солгать его товарищам. Я не могла остаться дома. Для вас, для товарища Пыдруса и для других, я с радостью выполнила бы свои обязанности хозяйки дома. Мой муж рассказывал о вас так много интересного и хорошего, я очень жалела, что не могла принять участия в вашей вечеринке. Я не хотела встречаться с Каартна. Прошу вас, поймите меня. Я знаю, что у нее было с Андресом. Женщины порой странны, товарищ майор.
Глаза Реэт наполнились слезами.
— Извините, товарищ Роогас, но у меня совершенно сдали нервы.
Роогас пробормотал:
— Пожалуйста, пожалуйста!
И Реэт продолжала:
— В свое время Андрес, кажется, очень сильно любил ее. Иногда мне казалось… Боже мой, зачем я об этом говорю? Но раз я уже начала, то нужно и кончать. Женщине нелегко признаться в этом, но у меня иногда появлялось ощущение, что Андрес все еще любит ее.
Роогасу было тяжело смотреть, как плачет сидящая в кровати женщина, но утешить больную он не умел.
— И я чувствую себя виноватым, — сказал он наконец. — За несколько часов до несчастья мы сидели вместе. Выпивали, но, видно, не поняли друг друга.
— Извините, — Реэт утерла глаза носовым платком, — извините. Я не справилась со своим сердцем.
Видеть ее, познакомиться с ней? Нет, нет, нет! Быть может, это было страшной ошибкой… Трагической ошибкой, товарищ майор.
Роогас не стал расспрашивать, что понимает жена Лапетеуса под трагической ошибкой. Он дал ей собраться с духом.
— Мы условились с Андресом, что он извинится перед вами. Скажет, что я поехала к своей тете или что-нибудь другое. Она действительно больна. Я часто навещаю ее, но на этот раз тетя — просто отговорка. Я ничего не скрываю от вас… Андрес знал, что я ночую у подруги в Пирита. Товарищу Хаавику — видите, я говорю о нем как о живом — я ничего этого не сказала. Сама не знаю, что я ему сказала. У меня сейчас так все в голове смешалось… Я понимаю Андреса, понимаю, что он не хочет видеть своих друзей. Сейчас ему страшно тяжело. Ах, осталась бы я дома!.. Но я не хотела притворяться. А мне пришлось бы притворяться перед вашей общей… общей знакомой военных лет. Возможно, что товарищ Каартна хороший человек, и я не сомневаюсь в том, что она очень интересная и темпераментная женщина, но я не хочу… делить с ней своего мужа. И все же теперь я не могу простить себе, что не осталась дома… Почему мы не в силах быть выше, чем мы есть?
Реэт комкала и теребила носовой платок и смотрела на Роогаса мокрыми от слез глазами.
Роогас подумал, что Реэт Лапетеус совсем другая, более чувствительная и нежная, отнюдь не такая уж трезвая и рассудочная, как он считал.
— Что-то я… сказала товарищу Хаавику. Поверил он или нет, я не знаю. Этого я никогда больше не узнаю. Виктор согласился отвезти меня в Пирита. Между прочим, товарищ Хаавик жил также в Нымме. Да что я об этом говорю, вы и сами знаете. Скажу только, что он направлялся в Нымме и по дороге мог завезти меня домой. Но он не отказался поехать и в Пирита. Виктор — мы всегда называли его по-домашнему Виктором — уважал Андреса, как настоящий друг, и меня тоже. Я ему очень обрадовалась, потому что такси не было, а ожидать ночью женщине одной неудобно.
Я с радостью села в машину. Товарищ Хаавик рассказал, что он не смог принять участия в вашей встрече. И приветствовал вас из Раквере. Сделал он это? Конечно, позвонил, в таких вещах он был крайне корректен. Ужасно грустно знать, что его… нет… больше. Мы как раз свернули на дорогу в Пирита… Извините, об этом мы уже говорили. Я совсем не в себе. Повторяю одно и то же, трачу ваше время.
— Вы помогли мне многое лучше понять, — возразил Роогас. — У вас и вашего мужа сейчас трудные дни. Желаю быстрее поправиться, набраться сил, чтобы преодолеть все это.
Реэт задержала его:
— Что Андреса… ожидает?
И когда Роогас не сразу ответил, торопливо добавила:
— Простите, что я так спрашиваю. Я очень беспокоюсь о нем. Вы, наверно, не можете ответить? Извините меня.
— Могу, но не умею, — сказал майор Роогас. — Нарушение правил движения, повлекшее за собой особенно тяжелые последствия, наказывается лишением свободы на срок от двух до семи лет. Но это решаем не мы, а суд.
— Я ни в чем не обвиняю своего мужа, — повторила Реэт, — И Виктор не обвинял бы. К сожалению, он уже не может ни понять, ни защитить Андреса… Я упрекаю только себя. И почему все так получилось?
— Успокойтесь. Суд обязательно учтет все.
Реэт прошептала:
— Спасибо вам, товарищ Роогас. Большое вам спасибо.
На следующий день, придя к пострадавшему, Роогас сразу же почувствовал, что Лапетеус или догадывается, или все уже знает и что он не скажет ничего нового. И тут же в голове мелькнул вчерашний вопрос: известно Лапетеусу, кто ехал в «Москвиче» или нет?
— Вы пришли… снова?
— Я не успел обо всем поговорить.
— Я полностью понимаю… последствия своего поступка.
— Вы знаете, на чью машину налетели?
После короткой паузы Лапетеус произнес:
— Да.
— Когда вы об этом узнали?
Больной не ответил.
— Вы узнали встречную машину?
Майор Роогас напрягся. Чем дольше Лапетеус молчал, тем больше возрастало волнение.
— Нет, — наконец сказал он.
У Роогаса отлегло на сердце. Откуда Лапетеус узнал, кто ехал в машине, с которой он столкнулся, не имело значения. Теперь Роогасу было гораздо легче смотреть на Лапетеуса.
— Мы выяснили, что Хаавик был в Раквере и в Таллин вернулся ночью, — Роогасу казалось, что Лапетеус должен знать это. — В городе Хаавик случайно встретил вашу супругу, которая попросила отвезти ее в Пирита к подруге.
Лапетеус молча принял слова Роогаса. Он полулежал на подушках, дышал прерывисто и часто. Роогас знал, что у Андреса тяжело повреждены легкие, что он страдает от недостатка кислорода и врачи не обещают твердо, поправится Лапетеус или нет. Роогас заметил взгляд больного — недоверчивый, отталкивающий.
— Когда… вы… принесете мне… акт… или… протокол допроса… для подписи?
Роогасу не так странным показалось содержание вопроса, как то, что Лапетеус именно сейчас такой вопрос задал.
— Официальные документы оформляет лейтенант Филиппов, он придет к вам завтра.
Он счел нужным добавить:
— Мы слишком хорошие знакомые, за несколько часов до несчастья я был вашим гостем. И не могу вести следствие по вашему делу.
Лежавший промолчал. Затем вдруг спросил:
— Вы были на похоронах?
— Да — Каартна, Пыдрус, Паювийдик и я. Меня просили передать вам привет от всех.
На момент лицо Лапетеуса оживилось.
— Спасибо.
Роогас хотел было уже подняться, но Лапетеус спросил:
— Как… с моей женой?
— Она поправляется. Через неделю выйдет из больницы.
— Вы знали в свое время Реэт Силларт?
— Очень поверхностно.
Ничего другого майор Роогас ответить не смог…