Но природа не принесла облегчения. В сверхъестественной для Земли тишине Террины, к которой я с таким трудом привыкла, мне чудились крики умирающих жителей Виадотте, шипение и свист ящеров, звуки, с которыми когти ящеров входили в податливую людскую плоть. И как бы я не старалась бродить подальше от поляны, на которой всё это произошло — я почему-то упорно оказывалась именно там.
Наконец, устав от прогулки, Виадотте и самой себя, я устроилась на стоге сена и принялась смотреть в ночное небо. Если не помогло физическое удовольствие, возможно, прогнать демонов поможет работа мозга.
Всё началось двести лет назад. Некий инопланетянин прибыл во дворец дожа и, как я понимаю, не улетел обратно в космос. Сразу после этого Солнце стало в два раза тусклее. Это, конечно, пока не подтверждено, но и сбрасывать со счетов эту информацию нельзя. Что у нас дальше? А дальше у нас странная, никому не нужная и ничем не обоснованная война. Обвинения в адрес ящеров так напоминают средневековые обвинения в адрес земных евреев, что я почти уверена — тогдашнему дожу даже придумывать ничего не пришлось, он опирался на опыт предков. В войне погибает практически всё взрослое население Террины, детям про войну стараются не рассказывать. Океания всегда воевала с Остазией[1], что тут скажешь. Примерно в это же время с неба пропадают звёзды и появляются пять оранжевых искусственных спутников. Запущенных, очевидно, инопланетянами.
А потом начинает уходить магия. Которая, как мне известно, представляет собой какой-то вид энергии, образующийся в процессе горения водорода в звезде. Почему именно водорода? Потому что, если бы местная звезда уже сошла с Главной Последовательности, и в ней бы горело что-то другое, типа гелия, то выглядела бы она принципиально по-другому. И очень маловероятно, что жизнь на Террине продолжала бы существовать.
Судя по словам бенанданти, энергия недоступна ночью и доступна днём, но её намного меньше, чем было двести лет назад.
И что всё это может означать?
Первая и самая идиотская идея: дож зачем-то убил посланца иной цивилизации, замёл следы с помощью войны, а инопланетяне решили отомстить, медленно лишая Террину магии. Идея не выдерживает никакой критики — если неизвестная раса обладает настолько развитыми технологиями, что может установить какой-то барьер, отсекающий энергию, вокруг целой планеты, то они бы без проблем отомстили по-другому. Например, устроив нечто вроде всепланетной камеры пыток. Это если исключить постулат о том, что достичь определённого уровня технологий может только раса, представители которой поголовно обладают высоким уровнем морали и нравственности. Такие или вообще не стали бы мстить, или отомстили непосредственно убийце.
Вариант номер два, не менее идиотский. Пришелец спасался от неизвестных врагов, спрятался на Террине, враги зачем-то решили лишить магии целую планету. Против этой идеи говорят те же аргументы, что и против предыдущей.
Чушь! Редкостная, редкостная чушь! Единственная адекватная идея, которая пришла в мою голову, это существование некоего барьера, установленного сверхразумной цивилизацией. Тогда ситуация становится более или менее понятной: барьер поглощает или отражает некоторое количество света. Соответственно, ночью не видно звёзд, а днём меньше магии. Но зачем?! Очевидно, ответы нужно искать в космосе.
С другой стороны, если эти сверхразумы развивались по пути, принципиально отличному от земного, то нет никакого смысла пытаться понять их мотивы. Они с лёгкостью могут считать, что белковая жизнь недостойна права на существование, или что настоящие разумные могут развиться только в море. Тогда соваться в космос опасно. Хотя всё равно не сходится — они могли бы с лёгкостью истребить не устраивающую их форму жизни, не испытывая никаких моральных терзаний. Но не в том случае, если они исповедуют какую-то религию или философию, запрещающую прямое убийство.
И не столь глобальный, но всё равно животрепещущий вопрос: почему Фредерике Моста так сильно не хочет отпускать Доменике в космос? Банально опасается потери власти, не думая о том, что без магии они все долго не протянут, или что-то знает?
Оранжевые спутники медленно двигались по пустому небу. Кажется, я ненадолго уснула — в один момент закрыла глаза, когда луны стояли в зените, а открыла — когда они уже почти скрылись за горизонтом, а с другой стороны подрагивало розовое марево рассвета.
Лагерь спал: ящеры не воспользовались домами, привычно вырыв на ночь ямки; с крыши дома, в котором я планировала провести эту ночь, свисал хвост Канделиуса. Бенанданти, пришедших с Балдассаро, не было видно. Зря я, наверное, не поинтересовалась, какие дома они выбрали для ночёвки. Я ожидала, что бывший предводитель ящеров будет бодрствовать всю ночь, но нет — он свернулся под фруктовым деревом, с которого свисали мелкие оранжевые плоды — аранчины, которые мне постоянно хотелось назвать кумкватом. Присмотревшись, я поняла, что ящеры умудрились выполнить мой приказ по сути, нарушив его дух — лапы преступника были связаны и привязаны к дереву, но верёвка была не короче пары метров. Так что ящер мог вполне комфортно спать и перемещаться вокруг дерева. В принципе, он мог бы и перегрызть верёвку или перепилить её собственным ножом, который без проблем бы снял с пояса.
Оценив собственный уровень глупости, я вздохнула. Я очень, очень хороший и предусмотрительный командир. Отец определённо гордился бы мной. И то, что ящер никуда не сбежал, а вчерашняя ночь стала моим персональным кошмаром, ничуть не оправдывает моё разгильдяйство.
Когда я вернулась в дом, Балдассаро уже проснулся и даже накрыл на стол.
— Спасибо. — Есть особо не хотелось, но я собиралась заставить себя: на то, чтобы привести приговор в исполнение, мне нужны были силы. Возможно, стоило бы просто отдать приказ палачу, но простая логика подсказывала, что большее уважение ящеров я получу в том случае, если сама казню их бывшего предводителя.
— Пожалуйста. Ты собиралась рассказать, как умудрилась вызвать свет ночью. Это Доменике тебе рассказал, да?
— Да. — Есть у меня ощущение, что в рамках нашего договора лучше продемонстрировать хитрость и умение разговорить Доменике, а не ум и способность анализировать. — Жаль, я не успела запастись достаточно большим куском гранталла, чтобы предотвратить резню.
— Да ладно. — Балдассаро отпил вина и его губы окрасились в красный цвет. — Невелика потеря. Их легко будет заменить другими слабыми бенанданти. Хотя, если кто-то узнает об этом эпизоде, тебе будет трудно доказать свою невиновность.
— Если наш план сработает, то мне не придётся оправдываться. — Однажды я привыкну слышать эти безразличные слова о убийстве собственных сородичей. Или, что будет лучше, действительно стану править Новой Венецией и разъясню местным жителям простые истины, до которых земляне дошли только после двух военных катастроф.
— Не придётся. — Балдассаро смерил меня странным взглядом. Наверное, вспомнил обстоятельства, последовавшие за обсуждением плана. — И всё же, расскажи подробнее, как ты используешь гранталл? И почему его?
На попытки растолковать Балдассаро ход моих рассуждений ушло чуть меньше двух часов. К тому моменту, когда он наконец уяснил простую истину, что если в гранталле накапливается энергия, значит её можно достать и использовать, Солнце уже выглянуло из-за горизонта, а я восхитилась умом Доменике.
— Пора. — За окном уже несколько раз прошлись ящеры, медленно стряхивающие с себя ночное оцепенение. — Собери своих бенанданти, пожалуйста. Пусть они через полчаса выстроятся у моста.
— Зачем?
— Я хочу, чтобы казнь воина, нарушившего мой приказ, видели все. — Я встала из-за стола и, подойдя к окну, принялась изменять свою одежду. Мне хотелось выглядеть человеком — но человеком настолько близким к ящерам, насколько это возможно.
— И кто будет палачом? — Балдассаро стоял на приличном расстоянии от меня, но я буквально кожей чувствовала его взгляд. Интересно, он выполнил мой последний приказ, или всё-таки снял напряжение?
— Палача не будет. Я сама возьму его жизнь.
Я вышла из дома, оставив изумлённого бенанданти смотреть мне вслед. Необходимо было найти Канделиуса и передать моё приказание ящерам.
Все они собрались у моста, как я и велела: антрацитово блестящие на Солнце ящеры и хмурые бенанданти, почему-то упорно напоминающие мне генуэзских арбалетчиков. Канделиус сидел на траве между мостом и воинами и изредка недовольно взмахивал хвостом. Он ни слова не сказал о нашем вчерашнем разговоре, но иногда пристально смотрел на меня очень кошачьим пристальным взглядом. Я делала вид, что ничего не замечаю. Даже он, встретивший меня в этом мире, ставший свидетелем моей тогдашней слабости, не должен был видеть мою нынешнюю. Некстати я подумала о кролике, которого отказалась разделать тогда. Интересно, смогла бы я это сделать сейчас? Скорее да, чем нет. Существует ли до сих пор та Светочка, любимая дочка замечательных родителей, книжная девочка, плакавшая от книг и фильмов о войне, уверенная в том, что ничего не способна дать этому миру? Скорее нет, чем да.
Я попрощалась с земной жизнью давно, когда сожгла свою старую одежду. Но та жизнь всё ещё была реальной, хоть и недостижимой. И только теперь, стоя на мосту, возле ящера, которого собиралась собственноручно лишить жизни, я почувствовала, что моё прошлое истаивает, становится полустёршимся счастливым сном. И моя нынешняя реальность — вибрирующее силой пространство; Новая Венеция, сотканная из невероятных зданий и домишек, более приличных земному Средневековью; и замершие передо мной воины.
— Вы знаете, что он совершил. Вы знаете, что кара за это только одна — смерть. Но я не отдам этого храброго воина палачу. Я возьму его жизнь сама.
Ящер стоял на коленях возле меня, положив голову на импровизированную колоду, и его поясной нож уже был у меня в руках. По идее, после короткой речи я должна была с одной попытки рассечь ему глотку, или, ещё лучше, отсечь голову.
Но я трезво оценивала своё умение владеть ножом и успела убедиться в прочности ящерских шкур.
— Смотри в глаза.
Бывший предводитель тысячи ящеров послушно поднял голову, мы встретились взглядами, и в моей голове внезапно промелькнула мысль «рыцарь, убивший дракона, сам становится драконом». А потом длинное тонкое лезвие вошло в его глаз, пробило кость и вошло глубоко в мозг. Считанные мгновения ящер ещё удерживался на коленях, а потом тяжело рухнул на мост. Его лапы и хвост едва заметно подрагивали.
— Когда убедитесь в его смерти — похороните с честью. Он искупил своё преступление. Канделиус, не будешь ли ты так любезен слетать к Доменике и поинтересоваться, когда ожидать подкреплений и его самого с армией? Вернувшись, ты найдёшь меня чуть выше по течению реки.
Не отвечая, кот с места рванулся вверх и в сторону, на другой берег реки.
Отмывалась я долго. Кожа уже покраснела и покрылась мелкими пупырышками, а я всё сидела в тихой речной заводи и тёрла, тёрла, тёрла себя, пытаясь смыть воображаемую кровь.
Так меня и нашёл Канделиус.
— На твоём месте я бы вылез из реки и пошёл мыться в дом: примерно через пару часов начнут прибывать подкрепления. Доменике с армией будет к вечеру. К их приходу нужно будет организовать ужин и спальные места для бенанданти. Завтра утром выступаем.
Я молчала, не отводя взгляда от Канделиуса. Интересно, он рассказал Доменике о вчерашних событиях?
— Не смотри на меня так. Я ничего не сказал Доменике. Пока что. Быстро только мыши плодятся.
Кивнув, я полезла на берег.
Через два с половиной часа вода в реке превратилась в жидкий антрацит: чешуя сотен плывущих ящеров сливалась в одно чёрное, блестящее нечто. Особенно красиво это было на тех участках реки, возле которых не росли деревья, и Солнце беспрепятственно освещало воду.
Я заблаговременно предупредила своих ящеров, чтобы они могли организовать уставшим с дороги соплеменникам еду и отдых. Кажется, это потрясло солдат до глубины души: всё время пока они готовили еду, деревня была полна свистом и шипением. Знать бы ещё, к худу это или к добру.
— Сколько их прибыло? — Балдассаро брезгливо наблюдал за тем, как чешуйчатые получают еду и выливают её в горло прямо из мисок.
— Чуть больше двух тысяч. У Доменике будет около восьми тысяч воинов.
— Мало. Как он собирается с такими силами брать Новую Венецию? Мы даже Чьямонту не возьмём.
— Чьямонту?
— Следующий город. В два раза больше Сегретты. И там о нас уже знают. И ждут.
— Думаю, Доменике знает, что делает. — Балдассаро ехидно хмыкнул. — То, что мы замышляем предательство, не делает Доменике дураком или плохим полководцем. Просто так получилось.
— Делает. Довериться не тем людям — смертельная глупость.
Я пожала плечами, но спорить не стала. По моему мнению, смертельной глупостью было думать, что одна смирная землянка всё простила и забыла.
— Балдассаро, среди твоих бенанданти есть кто-то, кого было бы прилично отправить готовить человеческую еду?
— Я распоряжусь. Све-тта, — он повернулся ко мне и наклонил голову, практически касаясь губами моего уха, — когда мы продолжим нашу игру?
Я встала на носочки, провела губами от его ключиц до уха, и шепнула:
— Когда я решу, что пора.
Доменике прибыл к вечеру, и, глядя на то, как замыкающая полутысяча ящеров тащит на себе нечто огромное, закутанное в полотно, я поняла, в чём была истинная причина задержки.
— Я доволен тобой, С-ветта-лана. — Поужинав и проследив за тем, чтобы громадный кусок гранталла надёжно охраняли, Доменике жестом приказал мне следовать за собой.
Он выбрал самый большой дом, очевидно, принадлежавший раньше подеста. Дом этот был намного богаче, чем тот, в котором остановилась я. Здесь на стенах висели картины (плохонькие, конечно, но это не так важно), очаги были облицованы каким-то переливающимся серым камнем, а все деревянные поверхности, которые я успела увидеть, украшала резьба. Правда, присмотревшись внимательнее, я увидела сколы и неровности на облицовке очага, грубость резных деталей, плохое качество стёкол, рассохшиеся от времени рамы… Причём я точно знала, что некоторые из этих вещей можно с лёгкостью исправить при помощи магии. Почему же хозяева дома этого не сделали? Неужели они были настолько слабы в магии?
Мы остановились в комнате, очевидно, бывшей местом сбора большой семьи: огромный стол, много стульев вокруг него, целая стена, увешанная портретами похожих друг на друга людей…
— С-ветта-лана, ты слышишь меня?
— Да, Доменике. — Я с трудом оторвалась от разглядывания особо странно одетой дамы, и перевела взгляд на «учителя». Соберись, Света, не нервничай. Ты переиграешь его, если, конечно, хочешь жить.
— Я говорил, что ты прекрасно справилась с атакой на Виадотте. Я опасался, что чрезмерная мягкость помешает тебе действовать адекватно ситуации, но ты справилась. Одного не понимаю: почему ты сразу поверила Балдассаро?
— А почему я должна была ему не верить? Ты отправил его в Долину с крайне важным заданием, значит, ты доверяешь ему. Я ошиблась?
— Нет. Его объяснения меня устроили. — Доменике уселся за стол, положил подбородок на переплетённые пальцы рук. — Через пять дней мы будем в Чьямонте. Это будет ночь усиления Солнца, ночь, после которой магии обычно становится больше. Чьямонта будет праздновать, и мы воспользуемся этим.
Что?! Какое ещё усиление Солнца?
— О нас уже знают. Вряд ли они будут праздновать. — Я продолжала стоять. Так я чувствовала себя хоть немного увереннее. — Они будут ждать нас.
— Будут праздновать. Чьямонта — центр веры в солнечных Богов. Да будет тебе известно, служители Солнца утверждают, что, если не порадовать Богов в день Сияния, то Солнце не просто не станет сильнее, но спрячется с неба, и не станет ни света, ни магии. Поэтому мы нападём на них после заката, когда все жители Чьямонты соберутся на главной городской площади и будут разжигать солнечный костёр.
— Теперь я понимаю. А Солнце вправду усиливается?
— Да.
Нет, Доменике точно не шутит. И как такое возможно?
— Давно? — Дурацкий вопрос, но я просто не могу его не задать. И потом, в мемуарах Захарии не было ни слова о сезонных колебаниях энергии Солнца. С другой стороны, они могли заметить это не сразу.
— Думаю, что так было всегда. Предки не говорили о том, что когда-то было по-другому.
Как говорится, всё страньше, и страньше. И как эта странная ситуация с Солнцем укладывается в мои теории насчёт причин творящегося здесь дурдома?
— Понятно. — Я замолчала, заинтересовавшись тщательно выскобленной поверхностью стола. Да, как бы там ни было, а большинство землян сейчас живут в лучших условиях, чем терринцы. Думаю, очень немногие сейчас питаются за столом, неаккуратно прикоснувшись к которому, вполне реально занозить палец.
— Ты возглавишь один из отрядов во время штурма Чьямонты.
Что?!
— Демоны! Следи за эмоциями!
Вспышка чего-то среднего между гневом и изумлением уничтожила стол и Доменике только в последний момент смог удержать равновесие.
— Прости, пожалуйста. Просто это было так неожиданно, что я не успела сдержать радость. — Я несколько раз тяжело вздохнула, отгоняя от себя воспоминания о резне, произошедшей в Виадотте. — У нас уже есть план штурма?
— Пока нет. Завтра в пять утра армия встаёт на марш, ты возглавляешь тех же ящеров, которых возглавляла.
Неожиданно Доменике поднялся и мягко привлёк меня к себе. Не зная, как реагировать на это, я замерла, позволив «учителю» уткнуть моё лицо в своё плечо.
— Ты молодец. Я доволен тем, как быстро ты впитываешь нашу науку и наши принципы. Теперь иди, отдыхай.
Он отпустил меня, и я почти бегом покинула дом. Кажется, продолжение игры с Балдассаро наступит раньше, чем я рассчитывала.
[1] Света вспоминает ситуацию, описанную в романе «1984». «Океания воюет с Евразией. Океания ВСЕГДА воевала с Евразией……..Океания воюет с Остазией. Океания ВСЕГДА воевала с Остазией.»