Отцу предложили одеться и ехать. Только тут Иван неожиданно понял, что это арест.
— Что бы там ни было, знай, что твой отец ни в чем не виновен перед партией и советским народом, — взволнованно сказал Петр Николаевич, обняв на прощание сына. — Тут какое-то недоразумение.
— Да что ты, папа! Как ты можешь подумать?! Я же знаю! — воскликнул Иван...
...Он даже не запер дверь за ушедшими. Как опустился в кресло у письменного стола, так и сидел до утра, глядя без смысла на одну и ту же страницу открытой книги, от которой, по-видимому, оторвался отец, когда пришли его арестовывать. На своей щеке Иван все еще чувствовал прикосновение жесткого ворса отцовской шинели.
— Как все просто и быстро! Быстро и просто! — растерянно произнес Иван, опускаясь в отцовское рабочее кресло.
Иван так и сидел и вспоминал то лето на Волге, когда он единственный раз жил настолько безраздельно с отцом, что даже не сошелся с другими подростками. Он вспомнил лодку и шляпы «робинзонки», костры, которые вечерами они разжигали на берегу, когда впервые Иван почуял и оценил природу, волжскую ширь и покрытые лесом гористые берега, по которым они так мало успели вдвоем побродить...
Да, в сущности, и стихи Иван полюбил и почувствовал с этого лета, может быть, потому, что услышал их от отца, который как-то, совсем неожиданно для Ивана, прочитал наизусть «Медного всадника», в другой раз — почти всего «Евгения Онегина»; оказалось, что он помнит многие стихотворения Лермонтова, Некрасова и даже по-немецки стихи Гейне. А может быть, еще потому полюбились Ивану стихи, что они там сливались с природой и потому звучали полней и сильнее...
«Но что же такое случилось? Как и кому пришла нелепая мысль, что отец может быть хоть в чем-то виновен перед советской властью?!» — возвращался Иван к вопросу. И он вспомнил разговор об ордене Ленина, полученном отцом несколько месяцев назад.
— Папа, за что у тебя этот орден? — спросил он тогда.
— «За важный научный вклад в повышение обороноспособности СССР». Так сформулировал Президиум ВЦИК, — ответил отец
— Ты сумел раздобыть фашистский военный секрет?
— Я неплохо решил одно уравнение с многим и неизвестными, — шутливо ответил отец. — Но говорить об этом не следует ни в школе, ни дома, нигде и ни с кем, — неожиданно строго добавил отец. — Ты понял?
«Да, так в чем же его могли заподозрить?» Ответа не было. И быть его не могло: Иван же знал, что отец ни в чем не виновен...
«Ни в чем... ни в чем... ни в чем... ни в чем...» — повторяли всю ночь часы.
Даже гулкий бой кулаком в широкий медный поднос, которым Зина звала Петра Николаевича и Ивана к завтраку, не встряхнул Ивана.
Завтрак готов! Завтрак готов!
Дядя Петя, мальчик Ваня, здрасте! —
весело выкрикнула Зинушка и распахнула дверь.
Иван молча взглянул на нее невидящими, пустыми глазами и не шевельнулся. Вид его был равнодушный и мертвый.
— Ваня, ты что! Почему все разбросано? Где дядя Петя? — оторопело спросила Зина.
— йе... йе... его нет... П….п... па-апы нет, — ответил Иван, заикаясь и не двинувшись с места.
Зина что-то вдруг поняла или не поняла, но испуганно ахнула и выбежала. Иван не видал, какая бледность покрыла лицо Ксении Владимировны, когда она задала короткий тревожный вопрос:
— Что с Петром? Что случилось? Иван! Что случилось?
— Арестовали, — ответил Иван одними губами.
— За что? — нелепо спросила она, медленно опустившись на стул.
— Да... за что? — повторил Иван.
— А что же он сказал тебе на прощание? Он что-нибудь говорил? Как все было?
— Очень просто и быстро. Так просто и быстро, что я только после опомнился... Очень просто и быстро, — сказал Иван. — Да, он сказал, чтобы я твердо знал, что он ни в чем не виновен перед партией и перед народом, что это какое-то недора...
— Ну конечно! А как же! — перебила Ксения Владимировна.— Конечно!
— Мама! Ваня! Идите сейчас же завтракать! Идите завтракать! — требовательно и строго окликнула Зина. — Ваня, иди умываться! — сказала она еще строже, как будто старшая.
С этого дня Ксения Владимировна окончательно «взяла» Ивана к себе, как берут ребенка. Иван подчинился. Ведь обе они остались единственно близкими ему людьми.
Честность отца для Ивана не подлежала сомнению. Дни и ночи он думал о том, в чем же дело. Часто, сидя над книгой или тетрадью с задачей, он просто глядел на бумагу и ничего не видел...
Несколько дней спустя имя П. Н. Балашова появилось в газете в ряду других упомянутых как враги народа, предавшие интересы родины.
Иван не пошел в школу. Он бродил один целыми днями по занесенным снегом дорожкам Нескучного сада и возвращался домой только тогда, когда в окнах становилось темно.
Три дня спустя, дождавшись, когда он вернется, Ксения Владимировна вошла в его комнату и присела на край постели.
— Ваня, ты мучаешься тем, что разрушена твоя вера в отца? — осторожно и мягко спросила она, положив на лоб ему свою тонкую, суховатую руку.
Он резко сел на постели.
— Как вам не стыдно! — воскликнул он. — Я знаю отца и верю ему все равно... Все равно! — сжав кулаки и сдержав рыдания, сказал он. — Это вы не верите, вы!
— Ошибаешься, — возразила она, стараясь держаться спокойно. — Я тоже верю Петру... Я... во всем, во всем ему верю... Бывают несчастья на свете, и вот... случилось... Но я не стыжусь за него... А ты почему же не ходишь в школу? Стыдишься? Да? — спросила она.
— Ксения Владимировна, да как же мне быть-то? Ведь не могу же я верить обоим! Одно исключает другое... Кто-то ведь, значит, неправ! — с мучительным отчаянием ответил Иван. — Вот я хожу и об этом все думаю, думаю...
— Я, Ваня, тоже все время об этом же думаю. Только об этом. Только об этом! Ты понимаешь? — спросила она опять, положив свою руку ему на лоб.
— Да, понимаю.
— Так вот, ты попробуй себе представить, что бывают на свете трагические ошибки, недоразумения, наконец, умышленная клевета, против которой человек не всегда может сразу найти аргументы... Ведь ты же не изменишь комсомолу и коммунизму из-за того, что с отцом случилось несчастье? А если не веришь отцу, то должен поступить так, как Гусев.
Ксения Владимировна показала Ивану газету, где лейтенант-комсомолец Аркадий Гусев отрекался от своего отца, объявленного врагом народа, и заявлял, что не хочет иметь с отцом ничего общего.
Гусевы жили с ними в одном доме, и Аркадий учился в одной школе с Иваном, но был года на три постарше. Он окончил школу два года назад и уехал куда-то в военном училище.
Прочтя имена их отцов, стоявшие рядом в том роковом номере газеты, Иван не раз представлял себе убитого горем Аркадия.
Оказалось, что здесь было что-то совсем иное...