Стремясь обойти заслон разведроты, фашисты беспечно подвигались по опушке все ближе к Емельяну и Яше с товарищами.
— Огонь! — вдруг скомандовал Яша и сам припал к ручному пулемету.
В тот же миг затрещал второй пулемет. Баграмов дал очередь из своего ППШ и, слыша раздавшуюся разом пальбу своих товарищей, сам был готов поверить, что их не менее взвода.
Немцы растерянно метались, бежали и отползали назад от опушки, в глубь леса.
— Обожгли-ись! Обожглись, собаки! — довольно пробормотал Яша.
Фашисты залегли и не могли теперь двинуться, чтобы не быть обстрелянными. Но под прицельный огонь гитлеровцев были зато взяты и позиции заслона у болотца и вся полоса можжевёла и ельничка, где залегли Яша и Емельян с товарищами.
Обе стороны с нетерпением ждали наступления темноты. Одни — чтобы встать в наступление, другие — чтобы попробовать уйти в темноте от врага.
Яша лежал в такой близости от Емельяна, что мог с ним негромко переговариваться.
— В ночной бой в лесу они не полезут, — сказал политрук, когда чуть заметно начало меркнуть. — Еще немного стемнеет — и снимемся.
Смеркалось. Прошло минут десять. Вдруг немцы подняли дружный огонь из автоматов и, против своего обычая, рванулись с опушки через поляну, но были снова прижаты к земле. Однако чувствовалось, что враг невидимо надвигается, подползает.
Гитлеровцы вскочили еще раз, может быть, уже метрах в сотне и побежали вперед, стреляя из автоматов.
— Гранаты! — скомандовал Яша.
Емельян бросил свою и прижался к земле, слушая, как грохочут разрывы. Подняв голову, он разглядел, что немцы отбегают назад, и одну за другой он швырнул им вдогонку еще две гранаты... Тотчас же их поддержал миномет заслона разведчиков.
— А ведь мы неплохо деремся, — сказал из темноты Яша. — Ты понимаешь, Баграмов, их против нас больше роты, значит, на каждого около десяти человек...
Емельян попытался представить себе, что против него лежат в темном лесу десятеро, и мысленно рассмеялся невозможности даже вообразить обратное положение: вдруг десятеро красноармейцев не смели бы сунуться на одного фашиста!
«Лежу на пороге смерти и думаю, как интересно будет рассказывать жене и сынишке об этой последней схватке, — тут же подумал он. — А ведь ни Ганны, ни Юрки мне уже не придется увидеть и не придется им ничего рассказать...»
Яша с кем-то шептался, но Емельян не слышал его слов.
— Емельян! — произнес Яша чуть громче. — Двое наших убито. Капитан со своими, конечно, давно переправились. Из заслона разведчиков к нам приполз связной, говорит — пора и нам отходить. Сейчас сюда подползут остальные. Тогда разом тронемся.
«Неужели он все же считает, что мы спасемся?!» — удивленно подумал Баграмов.
Несколько трассирующих пуль пронизали поляну со стороны немцев. Емельян вслепую послал ответ из своего ППШ, другие бойцы тоже дали короткие очереди. Трассирующие огоньки еще раз прошили ночь. Миномет от края болотца послал фашистам несколько мин.
— Отходим! — шепнул Яша.
— Тарас! Оливець! — позвал он негромко. В тот же миг разом со всех сторон взлетели ракеты и осветили поляну.
— Гранаты! — скомандовал Климов.
Баграмов бросил гранату, но понял, что вместе с брошенной им ударило всего три гранатных взрыва, покрытых с разных сторон трескотней фашистских автоматов. У болотца тоже рвались гранаты, шла схватка немцев с разведчиками... Теперь оставалось только скорее ползти в можжевёл, а в чаще его вскочить и бежать влево. Фашисты не сунутся ночью в болото. Они поползли. И вдруг позади Баграмова послышался стон. Емельян задержался.
— Климов! Яша! Ты ранен? Куда?
В темноте Емельян ощупывал неподвижное тело товарища. Кровь текла по лицу Яши. Емельян дернул нитку перевязочного пакета, но в то же мгновение сам едва сдержал крик: как стальным прутом хлестнуло его по ноге повыше колена...
— Хенде хох! — кому-то скомандовал немец вблизи, за кустом.
Емельян взвалил на себя Климова и, задыхаясь, змеей пополз в можжевёл и в чащу, под ветви молоденьких елок.
— Хенде хох! Ауф! — крикнул второй немец с другой стороны.
Больше уж никто не стрелял.
Емельян лежал, тяжело дыша, в какой-нибудь сотне шагов от места, где они бились. Накрывшись вместе с Яшей плащ-палаткой, он чиркнул спичкой и увидал, что политрук ранен в правый глаз. Выходного отверстия он не нашел. Емельян наложил повязку, и Яша слегка застонал.
Вокруг все утихло. Могло быть, что гитлеровцы ушли, а могло оказаться и так, что они оставили тут засаду. Перевязывая Климова, Баграмов утратил ориентиры и теперь должен был ждать рассвета, чтобы не нарваться на немцев. Пристроив под голову раненого вещевой мешок, он прилег рядом с ним и забылся дремотой, сжимая в руке автомат...
Шорох ветвей и треск сучьев разбудил Емельяна. Брезжило утро.
— Hande hoch! — рявкнуло над Баграмовым.
Он торопливо перехватил автомат, но удар по темени ошарашил его.
Из рук Баграмова рванули оружие, и пальцы его, сжимавшие ППШ, ослабли...
«Я отдал своей рукой автомат?!!» — ужаснулся Баграмов. Он вскочил на колени, шаря гранату.
Его ударили в грудь сапогом. Руки солдат ощупывали его карманы, искали за пазухой.
— Verfluchtes Schwein, auf! Auf!1 — кричал немец, тыча его носком сапога под бок.
Окруженный тремя солдатами, Емельян с трудом поднялся, опершись ладонями оземь. Боль в ноге, от бедра до ступни, вырвала стон. Немец ударил его прикладом собственного его автомата между лопаток, отчего он едва устоял на ногах.
Емельян ждал выстрела в голову, ждал конца, но конец не пришел...
— Hande hoch! Auf! Auf!2 — кричал теперь немец Яше, тыча его сапогом в грудь и в бок.
— Он ранен — фервундет! — вступился Баграмов.
— Dein Komissar ist gefalien, kaputt!3 — крикнул немец и в упор выстрелил в голову неподвижного Яши. — Los! Los!4 — пронзительно заорал он на Емельяна, ударив его по плечу стволом автомата.
«Чего не стреляет сразу? Куда он меня? Зачем?» — подумал Баграмов, не двигаясь с места.
— Los! — гаркнул немец, толкнув его в спину.
Баграмов заковылял вперед. Несколько раз он цеплялся раненой ногой за корни деревьев, спотыкался и каждый раз получал за это удар.
— Schneller, schneller!5 — кричал при этом солдат.
------------------------------------------------------------------