Да, когда он наконец уснул, она про себя вела с ним длинные разговоры, те самые, которые предстояли позже — через месяц, может быть, через два, кто же знает... Доктор сказал, что спустя недели три или месяц Балашова эвакуируют глубже в тыл, — может быть, на Урал или даже в Сибирь. Может быть, только там она и будет с ним по-настоящему разговаривать... обо всем... Впрочем, зачем эвакуировать из Москвы, если «они» не пройдут?! Она уже была уверена в правоте Балашова...
Женщины, не ожидая трамвая, пешком шли к метро.
По широкой дороге, словно бы нагоняя уходящее время, спеша до рассвета, грузные, мощные, катились колонны машин. Орудия с длинными хоботами, автомашины с бойцами, сидевшими в кузовах плотно один к другому; в шапках-ушанках, с винтовками в руках, они проносились мимо лишь туманными силуэтами. Их лиц было еще не видно в рассветной мгле, и только земля едва колебалась под колесами при прохождении этой мощной колонны. За ними шли тяжелые машины, груженные, вероятно, снарядами, проходили цистерны с горючим.
— Нет, не пройдут они, Таня! Выстоим! — вдруг произнесла Ксения Владимировна.
— Как вы узнали, что я именно это и думала? — спросила Татьяна.
— О чем же еще могут люди сегодня думать! — просто сказала ее спутница.
А колонна все шла и шла, и в морозном утреннем воздухе еще не полностью проснувшегося города гул моторов и шорох тяжелых колес разносились подымающим, грозным маршем. Промчались отряды мотоциклистов, и опять шли орудия, и проезжали бойцы в кузовах машин.
Мгновениями казалось, что в бесформенном гуле моторов рождается приглушенный напев, от которого содрогался асфальт тротуара и проходил торжественный трепет во всем человеческом существе.
— Выстоим! — прозвучал уверенный голос за спинами женщин.
Обе они одновременно оглянулись. Сзади стоял пожилой рабочий, как и они наблюдая движение машин.
Ксения Владимировна сжала руку Татьяны.
— Слышишь? И он «угадал» наши мысли, — сказала она.
Конец первой части