- Да ну тебя! Я серьезно.
- Я еще сам всего не знаю. Чувствуется, что он любил Настю. И роман был...
- С Зуевой, что ли?
- Да. Но произошла осечка... пока непонятная мне. А с Ингой что-то не заладилось у него. Вот одна запись. - Он раскрыл нужную страницу с закладкой и прочел: - "Июль месяц... Опять я в Красном. Здесь все мне на память приводит былое, как сказал поэт. Вчера видел Ингу. Сидели на берегу реки. Как ей хочется все начать сначала! А мне грустно. Грустно, потому что начала не будет, все пойдет с середины, и конец выйдет тот же".
- Кто такая Инга?
- Врачиха тамошняя.
- Что-то и про нее трепали, грязное. И во всем опять Калганова винили. В чем тут дело? За что они его так ненавидят?
- Некоммуникабельность - вот причина всех бед с Калгановым.
- Какой ты стал образованный, прямо жуть! - усмехнулась Елена. - А ты попроще скажи, по-нашенски. Не то мне, рядовому математику, как-то неуютно становится с таким ученым.
Коньков только головой покачал.
- Ну и язва ты, Малыш! Хочешь по-русски? Пожалуйста - не ко двору пришелся. Или рано родился, или с запозданием - кто его знает.
- Почему?
- А потому! Больно горяч и ретив. Законы требовал исполнять строго и всеми без исключения.
- Ну и удивил! А ты чем занимаешься? Тоже с нарушителями закона борешься.
- Я за уголовниками гоняюсь, голова - два уха. А он брал шире и выше... Искал общественного согласия, гармонии... Истину в законе пытался постичь. Вот послушай его записи!
И Коньков стал вычитывать из тетрадей страницы, которые были заложены клочками газет.
- "Национальное богатство складывается не из чудом раскопанных кладов. Оно обеспечивается передачей наследия от одного поколения - следующему. Не зря прежние старики ревниво следили за каждой упавшей со стола крупицей. А мы транжирим все, сорим, кидаем направо и налево. Какой-то примут землю внуки из наших рук? Что они скажут про нас?"
- Интересно! - сказала Елена.
- А вот еще запись. - Коньков открыл следующую заложенную страницу и прочел: - "А Семен плут..."
- Кто такой Семен? - перебила его Елена.
- Дункай, председатель артели. Слушай! "Получил он телеграмму от Лысухина и спрятал. Но мне почтарь выдал текст: "Опять нарушаете поголовье отстрела. Просить вас надоело. Предупреждаю в последний раз". Ах ты боже мой! Прямо не охотоуправитель, а классная дама. Просить надоело!.. Да знаешь ли ты, холера тебе в брюхо, что это браконьерство - тот же разбой?! Вон Швеция берет в год по тридцать тысяч голов лося. А мы по всей России того не набираем. И хуже будет. Хуже! Ну, доберусь я до этого Лысухина. Вот только из тайги выберусь..."
- Выбрался - на тот свет, - печально вздохнула Елена.
- А вот еще запись: "Весь ужас, весь разбой идет от обезлички тайги. Таперские участки не закреплены; их вовсе нет. Поэтому никто ни за что не отвечает. Охотятся где попало и кто попало. Гималайского медведя скоро выбьют начисто. Проверяют дупла - берлоги подрубом снизу, тем самым делают дупла навсегда негодными, - в них гуляют сквозняки. Медведям зимовать негде".
- Как это, Лень? - спросила Елена.
- Очень просто: увидят липу с дуплом или тополь - дыру прорубят снизу; если медведь в дупле, то выскочит. Медведя убьют и дупло испортят. В старину охотники просверливали дупла коловоротом, а потом пробкой забивали эту дыру, ну - кляпом.
- Ой, батюшки мои! - сказала Елена. - Ну-ка я это прочту. Ты, что ли, отчеркнул?
- Я.
Елена стала читать дальше:
- "Заповедники да заказники превращают в охотничьи хозяйства для избранных. А те "в порядке исключения" охотятся когда попало. Бьют все кряду - и матерых, и щенков. Бьют медведей, лосей, оленей, кабарожек... Даже норок, соболей, бобров не жалеют..."
И чуть ниже, подчеркнуто Коньковым:
- "Болтаем о единомыслии, но единомыслие складывается только из обязательного исполнения законов всеми без исключения. Это еще Сократ знал и говорил, что все в Греции принимают клятву в единомыслии. Это не значит, что все одинаково должны хвалить одного и того же певца или поэта, театр или иное заведение; а это значит, что все граждане должны одинаково повиноваться законам".
- Ай-я! - покачала головой Елена и перевернула страницу.
- "А теперь до певчих птиц добрались... Одна областная газета объявила: "Поймаем двадцать тысяч голов ценных птиц на экспорт!" И наши от них не отстают - соревнуются".
- Во дают! - воскликнула Елена.
- Кстати, завтра будет у нас погрузка отловленных птиц, - сказал Коньков. - Я им устрою представление...
- А ты с начальством советовался?
- Звонил в райисполком председателю после твоего ухода. Спрашиваю: кто разрешил отлов певчих птиц? А он мне: понятия, говорит, не имею. У нас уборочная идет. До птиц ли мне. Ты, говорит, с прокурором свяжись. Я свяжусь... И если нет разрешения, я их пугану!
- Да кто они такие?
- Из областного заготживсырья. И наши ловцы стараются. Зуев, говорят, больше всех наловил со своей шатией-братией. А ведь у нас же нельзя ловить - заповедник рядом. Птицы не знают запретных границ.
- Ну-ка, еще закладочку! - сказала Елена и прочла: - "Даже муравьиные яйца везут на экспорт - заокеанские мещане ими кормят своих канареек. Муравьиные кучи жгут из озорства, а лес наш остается беззащитным, лишенным этих неутомимых ловцов всякой тли..."
И ниже красным карандашом подчеркнуто: "Ваше равнодушие я буду расстреливать из пулемета моей непримиримости".
- Да-а... Ничего себе. - Елена покачала головой, потом сказала в раздумье: - Одного я не пойму: искал истину, добивался соблюдения закона, а жил как бродяга, крутил направо и налево. То Настя, то Инга... Что-то здесь не Вяжется.
- Человека постичь сложно, Малыш. Это тебе не уравнение решить с двумя неизвестными. Погоди немного, дай срок. Разберемся и с Настей, и с Ингой.
- Ну, ладно, разбирайся, - сказала Елена, прошла на кухню и стала греметь посудой.
- Малыш, ты не слыхала такого названия: Медвежий ключ или распадок?
- Что-то не припомню. А что? - отозвалась Елена с кухни.
- Наверное, местное название, - сказал Коньков. - Нашел я в дневнике один шурупчик; вот послушай: "Кажется, оба Ивана догадались, что я за ними слежу. Интересно, где у них встречи? Где тайник? Не на Медвежьем ли"?
- Это все? - спросила Елена.
- Все.