Инга покрикивала внизу, от реки:
- Лодку вытащи насухо! Так, а теперь брось шест и не вздумай вильнуть или побежать... Уложу как зайца. Подымайся на берег!
Коньков сам хотел спуститься вниз, но за спиной услышал хруст валежин и тяжкое пыхтение. Он посветил фонариком - Зуев! "Ах, сволочь! Не спал и даже не раздевался..." - успел подумать Коньков.
- Что здесь за стрельба? - спросил Зуев, щурясь и заслоняясь руками от света.
- Сейчас узнаем.
Пока Инга вела по откосу какого-то здоровенного мужика сюда, к ильму, подоспели и Дункай, и Кончуга, и Путятин.
Задержанный шел сутулясь, низко опустив голову, за ним - Инга, держа его под прицелом; оплечь висел у нее второй карабин с раздробленной ложей. Коньков высвечивал их обоих фонариком. Задержанный наконец поднял голову, и все увидели его скуластое, блестевшее от пота лицо, мертвенно-синее от страха.
- Кузякин! - удивился Коньков. - Ты что, с неба свалился?
- Шел вдоль берега, на шесте, с выключенным мотором, - сказала Инга за Кузякина. - Я его окликнула. Он развернул лодку и стал заводить мотор. Я выстрелила в мотор. Тогда он поднял со дна лодки карабин. Я выстрелила в карабин. Вот, ложу раздробила, - Инга сняла с плеча карабин и протянула его Конькову. - Я крикнула ему, если не причалит к берегу, продырявлю голову, как пустую банку. Он понял, что с ним не шутят. Вот и причалил.
- У кого вы взяли карабин? - спросил Коньков Кузякина.
- Зуев дал, - ответил тот, глядя себе под ноги.
- Врет он! - крикнул Зуев.
- А вы помолчите! - строго сказал ему Коньков и опять Кузякину: - Как вы здесь оказались? Куда шли?
Кузякин мотнул головой, как притомленная лошадь, и опять уставился себе на ноги.
- Кашевара Слегина шли выручать? Отвечайте! - повысил голос Коньков. Зуев вас послал?
- Да. Сегодня утром...
- Сволочь! - крикнул Зуев.
- А мясо у кого брали? Тоже у Зуева?
- Да.
- Врет же он! Врет! - надрывался Зуев.
- Да чего уж там? - глянул на него виновато Кузякин. - Не все ли равно теперь?
- Дубина! - сказал Зуев и отвернулся.
- Где брали мясо? - спросил Коньков.
- Тут недалеко есть тайник. - Кузякин кивнул на Зуева: - Он сам покажет.
- Ладно... - зло покривился Зуев. - Я покажу... Но имей в виду - ты сейчас сам себя приговорил к смерти.
- Разговорчики! - прикрикнул на Зуева Коньков. - И Слегин там прячется?
- Там, - ответил Кузякин.
- Значит, ты шел, чтобы вывезти отсюда Слегина?
- Да!
- Врешь, мерзавец! Ты шел, чтоб его зарезать. Убрать, чтоб не проболтался, - сказал Зуев со злобным азартом.
Коньков посмотрел на Зуева, потом на Кузякина и спросил:
- Так кто же из вас троих стрелял в Калганова?
- Не знаю, - ответил Кузякин.
- Х-хе! Он не знает! - усмехнулся Зуев и кивнул на Кузякина: - Да он же, он убил Калганова.
- Это еще надо доказать, - исподлобья посмотрел Кузякин на Зуева.
- Идемте. Я докажу... - Зуев пошел впереди по речному берегу.
- Идите! - сказал Коньков, подталкивая Кузякина. - Разберемся...
Тайник оказался совсем неподалеку.
В полуверсте по реке вверх от устья Медвежьего ключа и метров на сто в глубь тайги стоял могучий тополь Максимовича, эдак обхвата в три. К нему и подвел всех Зуев и сказал:
- Здесь он.
Коньков осветил фонариком лесные заросли вокруг тополя, в надежде увидеть какую-нибудь избушку на курьих ножках. Но ничего такого не увидел.
- Где же тайник? - недовольно спросил он.
Зуев подошел к тополю и стукнул три раза по шершавой коре. И вдруг дерево открылось - дверь была врезана в ствол и замаскирована искусно набитой на доски корой. Из тополя выглянула испуганная физиономия; высвеченный фонарем, парень заслонился ладонью и спросил хриплым спросонья голосом:
- Это ты, что ли, Иван?
- Выходи давай! - сказал ему Зуев и, обернувшись, пояснил Конькову: - В тополе большое дупло. Я устроил в нем избушку.
Парень был маленький, шустрый; он вылез и таращил испуганные глаза на Конькова.
- Не ждал нас? - усмехнулся Коньков. - Вы - Слегин Иван?
- Ага! - с готовностью отозвался тот.
Коньков заглянул в дверь: в избушке, устроенной в дупле исполинского дерева, стоял топчан, столик, табуретка и даже "буржуйка", труба от которой отходила вверх, в дыру, невидимую за огромным суком. На перекладине над топчаном висели копченые окорока, а под ним и под столом лежали перебинтованные панты.