- А я вот в бахилах топаю. Сорок третий! Тяжело в тайге в сапогах-то: ноги тоскуют, как говорят у нас в деревне. Но форма одежды, ничего не попишешь. А вы чего в сапогах? Олочи удобнее. А то кеды! С дырочками.
- Нет, я не ношу кеды, - поспешно сказала хозяйка, стараясь пройти в избу.
Но Коньков жестом задержал ее:
- А может быть, Кончуга в кедах ходил? Вы не заметили? В тот самый вечер, когда они ночевали у вас?
- Я не обратила внимания... Но вряд ли. Удэгейцы-охотники не любят кед.
- А где у вас обувь хранится?
- Старая вон в углу, то есть здесь, в сенях, да еще на кухне, в подпечнике. Тут рабочая обувь. Сподручно. А новая в шкафу. Хотите поглядеть?
- Спасибо. Я вам верю, Настя. - Коньков поглядел на нее пристально и спросил: - Кажется, вас так зовут?
- Да, - Настя отвела взгляд и потупилась.
4
- Батани, а чем занимался твой хозяин? - спросил Коньков Кончугу, когда они садились в лодку.
- Смотрел следы изюбра, записывал - какой трава ест изюбр, куда его ходил.
- А почему он выбрал для лагеря эту косу?
- Нерестилище рядом. Калганов рыбу считай. Смешной человек, понимаешь. Разве хватит ума столько рыбы считать?
- Ишь ты какой дотошный! Тогда давай на нерестилище! - приказал Коньков.
Кончуга завел мотор, и бат стремительно полетел вверх по реке.
- А ты чем занимался? - спросил опять Кончугу Коньков.
- Немножко рыбачил.
- Х-хе! Немножко? Вон, целый мешок навялил, - Коньков раскрыл лежащий на дне бата мешок. - И ленки, и кета... А ведь нерест начался!
- Мне максиму давали на нерест, сто пятьдесят штук.
- Максимум, - усмехнулся Коньков. - Ты уж, поди, три раза взял свою максиму.
Коньков поднял длинную острогу со дна лодки и спросил:
- Все острогой бьешь?
- Есть такое дело немножко.
- А вот лейтенант штрафанет тебя за такое дело, - сказал сердито Дункай. - Ты что, не знаешь, что острогой нельзя бить рыбу? Да еще во время нереста!
- Почему не знай? Знаем такое дело.
- Зачем же нарушаешь? - спросил Коньков.
- Я совсем не нарушаю. Я только на еду брал. Себе да собакам немножко.
Коньков рассмеялся.
- Уж больно большой аппетит у твоих собак!
- Он изюбра за неделю съедает со своими собаками, - сказал Дункай.
- За неделю нельзя, - покачал головой Кончуга. - За две недели можно съесть, такое дело.
- Быка за две недели? - удивился Коньков.
- Можно и корову, - отозвался невозмутимо Кончуга.
- Да у тебя просто талант! - опять засмеялся Коньков.
- Немножко есть такое дело.
Кончуга сбавил обороты и погнал бат к берегу. Впереди загородил реку огромный залом: свежие кедровые бревна вперемешку со старыми корягами торчали во все стороны и высились горой.
Коньков выпрыгнул на берег первым, Дункай и Кончуга вытащили на отмель лодку и пошли к залому за Коньковым.
- Здесь работал, говоришь, Калганов? - спросил Коньков Кончугу.
- Здесь сидел, - указал тот на обрывистый берег, - смотри и считай сколько рыбы приходит сюда и подыхай.
Вся отмель перед заломом была усеяна трупами дохлой кеты; иные еще трепетали, били хвостами и, судорожно замирая, хватали жабрами воздух.
И вода перед заломом кишела кетой: одни с разлета выпрыгивали из воды и, сверкая радужным оперением, долетали до самой вершины залома, потом шмякались на бревна и, пружиня всем телом, изгибаясь и подпрыгивая, все в кровоподтеках и ссадинах, снова падали в воду; другие, обессилев от этой отчаянной таранной атаки, вяло разбивали хвостами бугорки прибрежной гальки и не в песок, а в воду выметывали икру, которую тотчас уносило течением, угоняло пустые икринки, не оплодотворенные молоками.
- Что ж это такое? Кто залом навалил? - со злым отчаянием спросил Коньков.
- Леспромхоз. Они ведут сплав, - ответил Дункай.
- Но это ж нерестовая река! - шумел Коньков. - По ней запрещено сплавлять лес, да еще молем.
- Калганов тоже говорил, запрещал такое дело, - отозвался Кончуга.
- Ну и что? - спросил Коньков.
- Сплавляют, - ответил Дункай.
- Хоть бы залом растащили. - Коньков покривился, как от зубной боли.