Варвары, пересекающие реку, при виде кавалерии пытались бежать, но всадники из третьего крыла, атакующие первыми, опрокинули врага. Удар пятидесяти конных копейщиков, мчащихся на полном скаку, вышел действительно громким и сломил боевой дух врага. Третье крыло рубило отступающих мечами, а стрелки палили варварам в спину.
Сэджин остановил коня. Или преследовать врага и на их плечах влететь в лагерь, или идти на помощь союзникам. У каждого решения свои преимущества и недостатки, но выбор зависит только от него. Он показал левой рукой туда, где ещё шёл бой. Огромная масса варваров лезла через брод, пытаясь опрокинуть пехоту Леса. Некоторые пытались обходить через более глубокие места, но тонули.
– Атакуем!
Огненная перестроилась общим фронтом, а синие плащи помчались первыми. Они свяжут врага стрельбой и отступят в нужный момент, чтобы ударила штурмовая конница. На это ушло очень много тренировок, но раньше тактика себя оправдывала. Теперь осталось увидеть, стоит ли эта тактика хоть что-то, когда из врагов не несколько сотен восставших крестьян, а целая армия, включая опытных бойцов.
«Удачи, сопляк», – сказал Бьёрн, своими жестами.
– Удачи, нордер, – Сэджин усмехнулся и закричал: – В бой!
Он редко скакал в первой линии. Конечно, это почётно и вдохновляет воинов, но смерть командира почти всегда означает поражение для армии. Обычно Сэджин скакал в середине, в третьей линии, чтобы успеть отреагировать на быстро меняющуюся обстановку в бою. Но сейчас у варваров не осталось козырей. Они не ожидают удара с тыла.
Их заметили. Первыми убежали всадники, клановая знать. Вместо того чтобы вдохновлять кланы личным мужеством, вожди улепётывали, чудом не попадая в свои же ловушки. Следом сбежали застрельщики и лучники. Ветер, все три сотни всадников, стреляли по пехоте почти в упор, некоторые сближались и начинали рубиться. Толпа альбийцев, ничем не напоминающая армию, окружена, они застряли между пехотой Леса и стрелками. Осталось только ударить. До них оставалось всего несколько десятков шагов.
– Галопом! – закричал Сэджин.
Первая линия атакующих всадников пришпорили лошадей и наклонили копья, не вынимая их из тока. Сэдж поймал себя на мысли, что испытывает только лёгкий азарт… но не страх. Это будет легко.
Сначала всегда раздаётся громкий хруст от сотни сломанных копий. Копья полые, ломаются от первого удара, их наконечники застревают в телах или пробивают их насквозь. Затем слышен ещё более громкий звук, как боевые кони сбивают оставшихся, а следом, почти сразу, человеческий рёв боли и страха, ржание лошадей, звон стали, бьющихся костей, рвущейся плоти… музыка, которая играет во владениях Вечного. Звук боя, который не спутать ни с чем.
Всадники вгрызались в толпу варваров, пробиваясь вперёд, будто раскалённый нож сквозь масло. Всего две сотни тяжёлых всадников против тысяч пехотинцев… без шансов для последних. Бой, который замедлялся, перешёл на новую стадию, последнюю, после которой победитель получит всё. Кавалеристы Ветра убрали пистолеты и присоединились к рубке.
Сэджин отбросил сломанное копьё и разрубил мечом голову зазевавшегося альбийца, а Бьёрн, не отстающий ни на шаг, проткнул копьём другого. Варвары рассеивались, становясь лёгкими мишенями. Сэдж ударил кого-то в лицо, отбил копьё и рубанул по шее в ответ. Кровь брызнула на одежду и доспехи, но уже плевать на чистоту. Теперь нужно только рубить.
* * *
Отец Салливан уклонился от одного удара, но другой едва не снёс ему голову. Альбийский Посвящённый продолжал атаки, но теперь он уже не выглядел таким уверенным, как в начале схватки. Он то и дело оборачивался, видя, как его армия погибает, зажатая в тиски пехотой Леса и тяжёлой кавалерией с флагами дома Лидси. Вот так, всего за несколько минут, исход боя поменялся кардинально. Так обычно и бывает.
Но это не повод расслабляться. Салливан попытался выбить топор из рук врага, но тот оказался слишком опытным для этого трюка и не дался. А сил сражаться с ним уже нет.
– Возьмите мой меч! – рыцарёнок ухитрился достать своё оружие сломанной рукой и бросил Салливану.
Вот только священник клялся никогда не брать в руки то, что способно убивать. И эта клятва не допускает никаких толкований. Салливан сейчас умрёт, а потом Посвящённый добьёт паренька. Хотя, может быть, альбиец убежит спасать свою жизнь.
Но это неважно, раз сегодня всё закончится. Отец Салливан подобрал камень с земли и швырнул его в противника.
– Давай! Нападай!
Камень стукнула об шлем Посвящённого. Тот рассвирепел и бросился вперёд, замахиваясь для решающего удара. Но его не последовала.
Прогремел выстрел. Пуля угодила посвящённому в лицо и сбила с альбийца шлем, в котором осталась немалая часть головы. Тело, постояв несколько секунд, будто не собиралось принимать свою смерть, рухнуло наземь и заскребло ногами.
В этот раз пронесло.
– Прямо в голову! – обрадовался стрелок, всадник в синем плаще на левом плече, удерживающий в руке дымящий пистолет. На шее у него белоснежный шарф, выделяющийся на фоне заляпанного от порохового дыма лица. – Я же говорил, что попаду на полном скаку. Где мой нобель?
Второй стрелок нахмурился и ничего не сказал.
– Теперь-то я тебе ничего не должен, – первый всадник рассмеялся и убрал пистолет. – Святой отец, а вы тут что делаете?
– Помогаю раненым, – буркнул Салливан и вернулся к перепуганному пареньку. – Надо унести его в госпиталь.
– Вы же не на себе его переть собираетесь? – юноша спрыгнул с коня. – Давайте его погрузим, я увезу. Всё равно мы почти победили.
– Буду признателен. Ты очень добр, сын мой.
Вдвоём они погрузили верещавшего парня в седло.
– Да чего ты ноешь? – всадник в синем плаще взял лошадь за поводья и повёл в сторону госпиталя. – Всего-то перелом, держу пари, что до свадьбы заживёт. Ты видел, как я его подстрелил?
А отец Салливан пошёл дальше, туда, где бой ещё продолжался, но уже стихал. Вряд ли Спаситель простит его всего за одного человека. Но то, что Он дал шанс прожить ещё чуть-чуть, немного радовало священника.
* * *
За спинами сражающихся пехотинцев не видно ничего. Кас так и стоял в середине построения, но пришёл в себя только сейчас. Они все подумали, что он сбежал. Даже Лидси, вон, видно знамя его дома, четыре чёрных ромба на красном фоне, объединённых в большой. Но есть только один единственный способ доказать, как они ошибаются.
– Милорд, куда вы? – спросил кто-то из офицеров, но Кас его оттолкнул.
Бой ещё идёт, но внутри квадрата слышны только звуки железа и не замолкающие крики. Разве не в это место Кас хотел вернуться? Он пробрался через строй и вышел к реке, где стало свободно. Опоздал, всё уже заканчивается. Но ещё можно найти, чем заняться.
Ближайший варвар замахнулся на него копьём. Кас отбил удар и ушёл в сторону, не убирая меч от древка. Продавец Иголок отрезал пальцы копейщику, а следующим ударом рассёк варвару глотку.
– Кто ещё? – закричал Кас.
Нашлись новые враги. Несколько пехотинцев Леса спешили на помощь, но Кас не собирался её принимать.
Первый варвар замахивался так долго, что можно было успеть вздремнуть. Кас резанул его по брюху и тут же, чтобы не прерывать замах, ткнул второго кончиком меча в лицо. Третий ударил тесаком, Кас отбил удар сильной частью своего клинка, схватил врага за правую руку и выкрутил её заученным движением. Варвар выронил оружие, а Кастиель рубанул его по задней части шеи. Появилось лёгкое чувство опьянения, которое Кас и искали, и которое было настолько особенным, что никакое вино не могло его вернуть. Остальные враги начали схватку с гвардейцами, а Кас искал себе новые цели.
– Кто ещё?
– Ты Дренглиг? – закричал какой-то увалень в приличном доспехе, разрисованном синей краской. – Я Дуглас Маклин, вождь клана Маклинов. Твой отец убил моего отца, и за это я срежу твою башку!
Вместо ответа Кас перехватил меч поудобнее. Зачем говорить самим, пусть говорит оружие. Они обменялись парой ударов. Клинки пели, соприкасаясь друг с другом, и это пение было слаще любой музыки. Этот Дуглас Маклин силён, но грубая сила не всегда помогает. Каким бы сильным он ни был, он не умеет работать ногами, они совсем деревянные. Он был так близко, что Кас по запаху от врага мог определить породу его коня. Так близко, что видно бледные шрамы на лице Маклина, как вздулись вены на его потной шее, где висит ожерелье из зубов выбитых врагов. Он убил многих, но сейчас умрёт сам. Разве не ради таких моментов Кас так стремился сюда? Это намного лучше, чем всё остальное, что он пробовал в жизни, лучше, чем вино, женщины, быстрая езда, чем всё остальное. Они сцепились, а Кас, пользуясь своим мечом, как рычагом, повалил альбийца в воду, высвободил Продавца Иголок и рубанул напоследок.
– Сосунок, – сказал Кас и плюнул на умирающего. Никакого уважения, этот плевок – знак, что это Кас остался живым, а не альбиец. Лёгкий символ собственного превосходства. Пусть скажет спасибо, что на него никто не отлил. Глаза варварского вождя затуманились и он начал свой последний танец, дрыгая ногами, но Кас не собирался смотреть.
Дренлиг остановился, перевести дыхание. Когда видишь врага так близко, сердце колотится от возбуждения. Но бой, который должен был идти и идти, уже шёл к завершению. Кас торопился прикончить ещё хоть кого-то. Зачем вообще все так возятся с этой тактикой, когда всё равно, так или иначе, оказываешься от врага на расстоянии меча? Не лучше ли начинать прямо с этого?
* * *
Феликс никогда не верил россказням, что можно понять, как враг скоро дрогнет. Но страх альбийцев ощущался сильнее, чем собственный. Только что варвары лезли на пики, но сейчас они стояли на месте или потихоньку отходили. А если кричали, то это не жуткий боевой вой, а крики ужаса.
– Наступаем! – раздался приказ. – В атаку! Шагом!
Соседи пошли вперёд, Феликс с ними, сжимая меч так, что было больно руке. Ослабевшие ноги едва его несли, и он постоянно спотыкался о трупы.
– Разойтись по батальонам!
Пехота Леса перестраивались на ходу, формируя колонны для пересечения реки. И теперь, к огромному облегчению, не надо стоять в первом ряду. Да и если бы Феликс был впереди, какая разница, враг всё равно бежал. Неужели они выстояли?
– Второй батальон! Вперёд!
– Да куда ты? – один из соседей ткнул Феликса в плечо. – Нам туда!
Феликс пошёл вслед за всеми, забираясь на холм у реки. Вот отсюда уже видно всю долину и отступающих. Как же много их было. Стоя внизу, он даже не догадывался об их истинном количестве. Но всё же враги отступили, но…
Вдали шёл бой. Над замком Короля Пауков поднимались облака дыма, а внутри монастыря что-то горело. Кто-то снял знамя Дренлигов с монастырской башни, а пушки замка стреляли по монастырю. У подножия стен бегали горевшие люди. Что там случилось?
– Они что, взяли монастырь? – спросил кто-то из соседей. – Почему они стреляют из замка?
– Чтобы подавить пушки, пока не начали стрелять в ответ.
– Это сколько у них людей, что они могут драться с нами и штурмовать крепость?
– Занять позицию! – кричал Гилберт. На его шлеме блестела свежая зарубка от топора, но сам Гил был в порядке. – Готовимся к обороне!
Батальон выстроился на холме, собираясь удерживать позиции. Но, кажется, враг не будет пытаться их выбить, по крайней мере, сейчас. Погибло много, но ещё больше сбежало. А что же с самим Касом? Неужели он погиб?
Солдаты не теряли времени и начали ставить заранее приготовленные колья. Четвёртый батальон стаскивал камни, собирая импровизированную стену, а стрелки построились на берегу с заряженными мушкетами. Несколько из них выстрелило, но не в сторону врага, а в сторону толпы, которая уже подбиралась обшаривать трупы.
– Это добыча пехоты Леса! – кричал офицер четвёртого батальона. – Если бы вы, трусливые твари, дрались вместе с нами, получили бы свою долю. А теперь убирайтесь, пока мы не открыли огонь. Это добыча пехоты Леса и союзной кавалерии!
Толпа, состоящая из каких-то сомнительных лиц, смотрели в стволы мушкетов и на трупы, в карманах и сумках которых полно всяких ценностей. Но пехота Леса никому не отдаёт свою добычу, особенно тем, кто в бою не участвовал. Поэтому гвардейцы не покидают строй во время битвы, чтобы собрать ценности с убитого врага, они знают, что получат своё позже.
– Ты жив? – спросил Гилберт, подходя ближе. К его топору, покрытом кровавыми брызгами, прилипли чьи-то волосы. – Рад, очень рад. Отдохни немного. Ты молодец, брат.
Он пошёл дальше, отдавая команды. А Феликс почувствовал, что едва стоит, ведь ноги почти его не держат. Не примут ли его за труп, если он просто ляжет на землю?
Он сел на большой камень, глядя на забитый мертвецами брод. Сколько же их тут? Сотни? Кто-то ещё стонет, но солдаты деловито добивают раненых одиночными и уверенными ударами. Никакой пощады, но и никакого измывательства.
Усталость накатывала волнами. Мышцы рук дико болели. Феликс с трудом убрал меч, не попав в ножны с первого раза. Нет, к такому привыкнуть решительно невозможно. Река, всё ещё красная от крови, омывала тела и Грайден-младший наконец-то понял, почему ненавидит сражения. Из-за крови, её всегда слишком много, и она везде. Её невозможно избежать и очень трудно смыть. Оказывается, Феликс её боится. Он усмехнулся про себя от этого, но легче не стало.
– О, а ты, парень, молодец, не промах! – к нему подошёл ветеран со шрамом на когда-то разорванной щеке и потрепал Феликса по плечу. – Не струсил. Все, кто впереди меня стоят, всегда выживают.
Он достал с пояса фляжку.
– Только один глоток, – предупредил ветеран. – Хлебни, разрешаю. Но только один. Это вино старше тебя, парень.
Феликс прижался к фляжке и удивился, что зубы забарабанили по горлышку. Да его трясёт. Он даже не почувствовал вкус.
– Эй, не расплескай, – ветеран отобрал фляжку. – Всё, больше не получишь. Я его только при победах пью.
– А мне ты его не давал, когда я с тобой дрался! – пожаловался один из проходящих мимо солдат.
– Да потому что ты тогда обосрался, а я весь бой позади тебя стоял! – ответил ветеран и заржал.
Они продолжили перекидываться незлобными колкостями. Феликс заметил сидящего в отдалении человека, соскочил с камня и подбежал к нему.
– Ты жив? – спросил он и едва не кинулся обнимать Каса, но вовремя сдержался. – Я думал, вы там все погибли, а ты жив и даже не пострадал. Прямо праздник какой-то.
– Лучше бы я умер, – ответил Кас, смотря перед собой. – Всё насмарку.
В руке он держал ожерелье из чьих-то зубов. Шлема не было, куртка со стальными пластинами забрызгана кровью, на коленях он держит свой меч, Продавец Иголок. Оружие тоже всё в крови. Рядом лежит другой меч, более грубый и тяжёлый, наверняка трофей.
– Да что ты такое несёшь, – сказал Феликс. – Ты жив, ещё победишь. Ещё не всё потеряно.
– Знаешь что?
Кас будто собрался произнести какую-нибудь колкость, но сдержался и посмотрел Феликсу в глаза.
– Ничего, – сказал он грустным голосом. – Просто я думал, что всё будет иначе.
– Я тоже.
Феликс протянул руку. Кас сначала отвернулся, но взялся за неё и встал. На какую-то минуту он стал похож на самого себя, тем, кем он был раньше.
– Где твой отец? Почему он не атакует дальше? Монастырь пал, ещё немного и…
– Атаковать ещё? Но ведь…
– Я не спрашивал твоего мнения!
В его глазах знакомое раздражение, какое всегда сохранялось за ним в последние годы, когда Кастиэль стал совсем невыносим. Жаль, только что он казался прежним.
– Где твой отец?
– Он где-то с офицерами, – только и ответил Феликс.
Кас ушёл не разворачиваясь. Даже не поправил криво висящую накидку. Феликс посмотрел ему вслед. Только бы Дренлиг не удумал что-нибудь безумное.