Я попал на войну, о которой не знал никто…
Хотя никакой войны для меня не было…
Мы двигались в наступление на бронетранспортерах…
Неровная гряда гор — это последнее, что я видел в жизни…
Наши артиллеристы ошиблись…
Когда по телефону передавали координаты объекта, где находились абиссинские повстанцы, кто-то случайно спутал одну цифру…
Мы двигались колонной в километре от объекта…
Первый же снаряд угодил в наш бронетранспортер…
У меня никакой войны не было…
Я единственный, кто уцелел из всех…
Хотя слово «уцелел» здесь уже не при чем…
Меня нашли случайно, в обломках…
Больше ничего не помню…
Когда я очнулся в госпитале, то вспомнил, что видел во тьме только одну ту запятую, которая разделяла два мира. Зрячий и слепой…
Когда я окончательно пришел в себя, за меня ИЗВИНИЛИСЬ…
Теперь я здесь…
Я сижу здесь и все…
Слушаю радио…
Теперь по этому радио ИЗВИНИЛИСЬ ЗА НАС ВСЕХ СКОПОМ…
Сказали, что все это было зря…
Если кто-нибудь еще раз за меня извинится, я покончу с собой…
Не понимаю, на чем я держусь. Но точно чувствую, что извинения убивают это…
Фома, выключи, пожалуйста, радио. Сейчас будет передача, в которой очень часто извиняются…
Ну, ладно, иди к Варваре, она тебя ждет, выключи радио и иди…
Я ушел.
Я нес в мозгу одну стремительную мысль мощностью в несколько киловатт: неужели в штатном расписании Бога пункт о защите Николая Акинфиева отсутствует?
Я получил еще одну прививку Неверия.
Теперь это — мое несметное богатство.
(……………………..)
Я знал твердо, что сюда вернусь.
Человеком, Богом, злым духом — мне все равно (…)
Из-за близости руки температура шампанского приблизилась к температуре тела, и я обглодал ногтями все стебли цветов.
Сделав новый налет на цифру «28», где-то между четвертым и шестым этажами на лестнице, я приметил лежащий бактерицидный пластырь.
«Единственная ценность ума состоит в том, что он устанавливает цепь случайностей». Альфред Розенберг.
«Логика начинается, когда кончается идеология». X. И. Либер, X. Бютов.
«Культ является системой знаков, при помощи которых вера передается дальше, и собранием средств, при помощи которых она периодически производится и воспроизводится».
Багрово-напалмовый закат сочился сквозь окна, когда я коснулся устами лавандового запаха узкой руки Варвары. И мне показалось, что все небо терпеливо прижалось мягкими краями к моему кипящему лбу.
Сердцу не прикажешь…
…потому что это просто насос.
Я смотрю на восхитительное лицо, точно вписавшееся в мой интеллигибельный канон красоты. Длинные картинно вьющиеся волосы. Глаза будто просыпанная голубая пудра. Замысловатое одеяние в сочной гамме красных, черных и малахитовых лоскутьев легкой дорогой ткани мастерски хранит очертания декольте и математически безупречную линию ноги. У ведьмы бронзовый век, судя по ее многочисленным украшениям. Разумеется, к ним я буду присматриваться позже.
— Примите цветы из скалистых ущелий моего аскетизма!
— Спасибо, надеюсь, собирая их, вы не поранились о выступы камней?
— Нет, что вы. Ну, а с этой бутылью шампанского, полагаю, ваша морозильная камера справится быстро.
Тряхнув бриолином, я проследовал внутрь квартиры. Розы опустили израненные стебли в черную вазу. Слабое освещение преподнесло взору гравюрообразную вневременную дамскую обстановку. Однако, к моему беспредельному удивлению в мешанине дьявольского имущества я приметил новейший нумидийский компьютер со множеством периферийной техники, включая цветной лазерный принтер, ксерокс, телефакс, дигитайзер, автоматический сканер и даже плотер формата A3. Но окончательно добило меня наличие цифрового спиритоскопа и лазерного психографа византийского производства, о существовании коих я знал лишь из технических каталогов. Тем не менее, никакого ошеломления не вызвали доисторический кинетоскоп, фонограф и планшетка с зеркалом для наблюдения феноменов ясновидения с приспособлением для пишущего медиума, а также экстрасенсорный тренажер. А в кожаном кресле лежал затертый хрустальный шар с одетой на него легкомысленной шляпкой. Трехдюймовые дискетки лежали вперемежку с дорогой косметикой из Эпира, восковыми фигурками с воткнутыми в них иглами проклятия, а чубук слоновой кости с резьбой в виде фаллических символов соседствовал с учебником по прикладной пневматологии и кодами цифровой порчи, выписанными на упаковочный лист от колготок. На книжном шкафу красного дерева стояло блюдце с подкрашенной водой, а внутри, рядом с книгами по демонологической телеметрии и Большой библиотекой компьютерных вирусов, я увидел сентиментальное дамское чтиво в мягких обложках, указатели по алхимии, астрологии, оккультной ботанике, герметической медицине, гипнотизму, магии, а также два модных журнала. Присмотрелся внимательнее: трактаты Христиана Баумейстера, Джона Пордеджа, Аврелия Филиппа Теофраста Парацельса, Станислава де-Гуэты, многочисленные журналы и отчеты обществ с характерными названиями «Оттуда», «Смелые мысли», «Ментализм», «Голос всеобщей любви», «Вестник оккультизма», «Вестник магнетизма», «Вопросы психизма» и невесть что еще.
На ломберном столике был виден пасьянс, застывший во всей многоцветной красоте. На стене висит астрологическая карта хозяйки, испещренная диковинными пометками, отчего уподобляется карте военных действий. А под ней, выглядывая из хитроумного тела, содержащего несколько взаимопереплетенных сосудов, бодрствует воскурение, которое распускает всюду полупрозрачные кудри фиолетового мистического благовония. На стенах прельстительные миниатюры всех времен и народов, и на каждой из них присутствовала растрепанная женщина.
— Сатанинствовать — так в ногу со временем, — смеется Варвара в такт кольцам вздымающихся благовоний и, подхватив мой локоть, усаживает меня в кресло.
— Поразительно, что ты не держишь в доме никакой живности, скажем, кота, попугая или обезьянки.
— «Живности» здесь и так предостаточно: сюда являются духи умерших мистиков, пророков, царей и святых.
— Странно, что все помещаются, — заметил я, аккуратно подергивая бахрому рубиново-бархатной скатерти на огромном столе, подвешенном к потолку на черных заскорузлых цепях.