— Ты — лук с лицом морковки! — Гуан улыбнулся. — Видишь? Доказательство. Будь ты прав, клятва не дала бы мне это сказать.
Харуто пожал плечами, но не стал спорить.
— И это делает меня лучше, — продолжил Гуан. — В этом случае дело не в клятве, а в том, что она означает. Это доказательство, что я становлюсь лучше. И это делает меня лучше.
— Только это нужно, чтобы быть хорошей? — спросила Кира. — Хотеть этого?
Янмей покачала головой. Из них всех только ей не было холодно. Просто сидя рядом с ней, Харуто ощущал ее жар, словно сидел у остывающего камина.
— Желание — это начало, — сказала Янмей. — Но нужно и действовать. Пытаться. Иначе это лишь пустые обещания.
Кира нахмурилась и придвинулась ближе к Янмей.
— Ты используешь свою технику.
Янмей улыбнулась девушке.
— Холодно.
Харуто обвил себя руками, но ветер, который снова выл, все равно находили бреши в его кимоно. Шики забралась глубже, устроилась у его поясницы и щекотала шерстью.
— Небесная Лощина удивительно теплая, — крикнул он. — Шинтеи вырыли ее глубоко, получают тепло горы. И там есть купальня.
Гуан буркнул.
— Что такое шинтей? — спросила Кира. Ее глаза были огромными, она дрожала, сжимая ладони, как бледные когти, но все равно улыбалась.
— Воины, — сказал Харуто. — Элитные воины Ипии. Их учат быть едиными с мечом, и они клянутся хранить честь и идти по пути клятв.
— Путь клятв?
У девушки никогда не заканчивались вопросы.
— Когда шинтей дает клятву что-то сделать, он оставляет прядь волос тому, кому дал клятву. Когда шинтей завершает задание, получивший волосы сжигает их, чтобы боги и звезды знали, что клятва исполнена. Когда шинтей умирает, его успехи и поражения взвешивают. Если он вел хорошую жизнь, исполнял клятвы, он перерождается дальше. Если нет, его прогоняют на землю демоном. Тэнгу.
— Звучит поразительно, — Кира захлопала. — Я хочу дать клятву.
Харуто посмотрел на онрё. Она была порой искренней, порой — злобной, но сейчас казалась восхищенной идеей.
— Клятвы нужно принимать всерьез. В обещании есть сила, какую не опишешь словами. Они связывают наши души с целью, и поражение может рассечь человека надвое, как меч.
— А если это правильное дело?
Харуто заметил улыбку Янмей, она смотрела на ребенка.
— Тогда клятву стоит дать. Но нужно убедиться, что поступок правильный, — правильное часто могло оказаться неправильным в красивом наряде.
Они отдыхали еще несколько минут, а потом продолжили подъем.
Солнце стало спускаться к горизонту, они добрались до части склона, которая откололась, забрав с собой десять ступеней. Это было не так и много, другая сторона бреши была близко. Но это могло все оборвать.
Харуто стоял на краю и смотрел на пропасть.
— Нужно вернуться, — крикнул он поверх ветра. Обойти брешь не выйдет. Дыра тянулась до вершины за облаками.
— Я справлюсь, — Кира протиснулась мимо Гуана, чуть не столкнув его со ступеней. Она встала рядом с Харуто, прижалась между ним и склоном. — Я смогу, — сказала она увереннее. А потом опустилась на корточки, готовая прыгнуть.
Харуто сжал ее руку и оттащил от края. Она хмуро посмотрела на него, зеркальный кинжал вспыхнул в ее ладони. Он медленно отпустил ее руку.
— Никто не будет прыгать. Смотри, — он медленно вытянул руку над брешью. Ветер сдул рукав его кимоно, стал трепать ткань. — Ветер унесет тебя, едва ты прыгнешь, и больше мы тебя не увидим.
Кира надулась, кинжал в ее ладони разбился, мерцающие осколки унес ветер.
Харуто повернулся к Янмей и Гуану.
— Возвращаемся, пойдем к Небесную Лощину главным путем.
— Еще три дня? — спросил Гуан. — Я закоченею, старик.
Янмей покачала головой, ветер трепал ее волосы.
— У нас не хватит припасов. В такую погоду мы умрем от голода, но не дойдем до шинтеев.
Гуан что-то буркнул о коленях, повернул сумку и стал рыться внутри.
— И снова всех спасает поэт. Вы, чудесные воины, должны стыдиться. Не всегда нужно пронзать людей или биться с монстрами. Вот, — он протянул свою чернильницу Янмей. Она взяла ее с вопросом на лице. — Нагрей это для меня.
Янмей рассмеялась.
— Два старых бандита. Один поклялся биться только словами. Другая стала переносным костром.
Гуан обдумал это. А потом тоже рассмеялся.
— Лучшее использование для нас, — он взял свиток бумаги, крепко держал его, защищая от ветра, пока проходил мимо Янмей. Он сказал Кире отойти. Она встала с Янмей, а он — возле Харуто, посмотрел на пропасть. — Я упоминал, что ненавижу высоту?
Харуто улыбнулся и опустил ладонь на плечо Гуана, чтобы ветер не столкнул старого поэта.
— Я добавлю это в список, — сказал он.
— Не стоит использовать технику, — крикнула Кира, пока Янмей нагревала чернила.
— У меня нет выбора, — Янмей прислонилась к девушке. Харуто думал, что она выглядел утомленной, старой. Ее бой с холодом сказывался на ней. Она вручила чернильницу Гуану и прижалась к склону рядом с Кирой.
— Спасибо, — сказал Гуан. Он вдохнул, развернул бумагу перед собой. Ветер тут же попытался выхватить ее из рук Гуана, но старый поэт держал крепко, кисть носилась по пергаменту. Он написал одно слово, МОСТ, и бумага стала плоской и твердой, хотя ветер выл. Дальний конец коснулся ступеней напротив них, и он быстро опустил свой конец и встал на него, чтобы закрепить.
— Легко, — сказал Гуан, закрыл чернильницу. Он обвил кисть тканью и убрал все в сумку.