— Спасибо, — сказала Кира, поклонившись духу. Она повернулась и взглянула на Янмей, та улыбнулась ей, и Кира обрадовалась, что хоть раз поступила правильно.
Гуан присвистнул и пошел по пещере, глядя на стены, озаренные светом Шики. Пещера открывалась в длинный коридор с высоким потолком и стенами, покрытыми записями, и коридор пропадал во мраке в глубинах горы.
— Как далеко он тянется? — спросил поэт.
— Далеко, — сказал Харуто. — Вверх и вниз. Крепость сверху, на укрытом плато, но Небесная Лощина размером с небольшой город, — он покачал головой. — Там извилистые туннели и комнаты-пещеры. Не могу сказать, сколько раз я терялся в этом огромном муравейнике. Помню, раньше там было полно людей. Мы набивались в пещеры, как булочки в печи. Мастера вели классы с сотнями учеников, — он с тоской улыбнулся. — Как-то раз мы с Торо нарисовали на холсте валун. Выглядело ужасно, но в тусклых коридорах было похоже на правду, особенно, для учеников, которые всегда спешат. Мы пошли рано на урок к наставнику Шибе, повесили холст на входе в коридор. Когда остальные пришли, они сказали, что коридор заблокирован, и им пришлось искать другой путь. Весь класс опоздал, кроме меня и Торо. Мастер Шиба ненавидел опоздания, приказал всему классу бегать туда-сюда по ступеням, — он остановился и вздохнул, покачал головой. — Тут где-то должны быть факелы.
Янмей посмотрела на буквы на стене рядом с Кирой.
— Что за записи на стенах? Не могу прочесть.
— Это старый ипийский, — сказал Гуан, подойдя к ней. — Его уже толком не используют. Многие говорят и читают нынче на хосанском. Все принимают это как распространенный язык. Но пару сотен лет назад ипианцы говорили на своем языке, а жители Нэш… хмыкали и ругались, в основном.
— Это предупреждения, — сказал Харуто. — Истории о шинтеях, которые заблудились или нарушили клятвы. Часть долгой традиции записывать поражения ордена на стенах. Они наносили записи тут, на пути к ступеням, потому что ученики постоянно тут ходили, так что им постоянно напоминали бы о поражениях других, и как нельзя себя вести шинтеям. Вот, — он нашел петлю на стене, в которой висели забытые холодные факелы. Он взял их и несколько мгновений зажигал кремнем Гуана, а потом вручил один Гуану, а другой — Янмей. Он не дал факел Кире, словно не доверял ей огонь. Она хотела сказать что-то оммедзи, но не стала, Шики стала нормального размера, ее свет угас, она упала на пол. Она схватилась ручкой за кимоно Киры. Кира подняла маленького духа, и она забралась на ее плечо.
— Эй, старик, — Гуан указал на запись на стене. — Ты видел это?
Харуто подошел к старому поэту и застонал.
— Что там? — спросила Кира. Она присоединилась к ним, встала на носочки, чтобы посмотреть поверх плеча Гуана. Слова на стене почти имели смысл для нее. Она словно когда-то знала, что они значили, но забыла.
Гуан рассмеялся и взглянул на Харуто.
— Где все? — спросил Харуто, отвернулся от стены и пошел прочь. — Тут должны быть люди. Ученики, шинтеи, мастера. Мы должны был уже их слышать.
Гуан не отошел от стены, и Кира тоже осталась там, смотрела поверх его плеча, думая, что, может, слова обретут смысл. Янмей подошла к ним. Она устала от подъёма, лицо осунулось, было в морщинах. Кира обняла ее, могла утешить только так, и Янмей улыбнулась и обняла ее в ответе.
Харуто перестал идти и оглянулся на них.
Гуан приподнял брови.
Харуто пожал плечами.
— Ладно. Но ты уже знаешь это, так что рассказывай, пока мы идем.
* * *
Давным-давно, сотни лет назад, был юноша, которого звали Ночной Песнью. Ему было четырнадцать, но он уже заслужил себе титул героя. Гений с мечом, он снова и снова бился с местными бандитами, прогонял их из своего города. Люди любили его. И никого не удивило, что, когда он подрос, родители отослали его в Небесную Лощину, чтобы он стал шинтеем. В Ипии не было чести больше для семьи, чем отдать ребенка шинтеям.
Уже известный воин, Ночная Песнь был создан для величия. Он показал такой уровень умений, что император Ипии прибыл в Небесную Лощину, чтобы увидеть его тренировку. Это было неслыханно, и устроили большой праздник с пиром и состязаниями меча и поэзии. Император Исэ смотрел, как Ночная Песнь побеждает товарищей-учеников в дуэлях. Никто не мог выстоять против него, и император смотрел только на него.
Против Ночной Песни вышел биться темноволосый юноша по имени Тошинака Хейру. Он был в Небесной Лощине дольше Ночной Песни. Он тренировался усерднее, терпел тяжелый график, чтобы стать сильнее. Никто из учеников не старался так, как Тошинака, никто не бился так яростно. Но Ночная Песнь легко одолел его. Три раза Тошинака нападал на Ночную Песнь в их дуэли, и три раза Ночная Песнь наносил удар, который стал бы фатальным в настоящем бою. Тошинака хотел биться дальше, но мастера увели его. Он вскоре был забыт в тени Ночной Песни.
Император Исэ был так впечатлен, что дал Ночной Песни землю и владения раньше, чем он стал шинтеем. Император даже отдал ему в жены далекую кузину, Исо Изуми, соединив Ночную Песнь и его подвиги с троном. Еще никто такого скромного происхождения не получал такую честь… и так больше никогда не рисковали.
Через годы после визита императора Ночная Песнь стал шинтеем. Он дал клятвы, получил мечи. Орден шинтеев, уже известный, стал популярнее, и Небесная Лощина получила больше учеников, чем обычно. Юноши хотели того, что показал им Ночная Песнь: силу, власть, богатство, славу, близость к правящей семье.
Ночная Песнь дал пару клятв, выполнил их. Его звали непобедимым, воином, какому не было равных, величайшим шинтеем. Но — конечно, было но — он бился только в тех сражениях, которые он выбирал, решая, что там победит. Он не рисковал, предпочитая купаться в роскоши своей славы.
Вспомним Тошинаку Хейру. Его жизнь сильно отличалась от Ночной Песни. Ему не дали привилегий, особых наград. Он трудился за каждую победу, даже против товарищей. Во времена героев он был забыт. Его сделали шинтеем, но не за его величие. Но у него было то, чего не было у Ночной Песни, горящее желание преуспеть, стать сильнее.
Покинув Небесную Лощину, Тошинака бродил по Ипии, сражался везде, где мон. Он редко побеждал. В Хицу он подрался в таверне с бандитами, чтобы защитить хозяина. Он разобрался с двумя, но другие прыгнули на него, и Тошинака упал на пол среди бури кулаков. Хозяина таверны тоже побили, и прядь волос Тошинаки не была сожжена, он не выполнил клятву.
Возле Акаро Тошинака сразился в дуэли против лорда бандитов, Горестного Копья. Он был в меньшинстве с самого начала, но он дал клятву, и народ Акаро полагался на него. Тошинака получил такую страшную рану, что звезды звали его, и только его упрямая воля не дала ему умереть. Народ Акаро пострадал из-за его поражения, проклял его имя, и еще одна клятва Тошинаки осталась незавершенной.
На Горящих Пиках, где рассвет поджигать камни, его лишил сознания Змей Джун. В Сансо он один бился с убийцей Теневым Жаворонком, за это получил отравленным ножом в спину. Лорд, которого он обещал защитить, был убит, а Тошинака смотрел, парализованный. Деревня Йоконора сгорела, ведь Тошинака не смог ее защитить. Покрытый кровью, он смотрел, как огонь поглощал деревню, оставляя только дымящиеся тела. Больше незавершенных клятв. Больше несожженных волос.
Но Тошинака не переставал биться. Он брал любую клятву. Бился во всех боях, какие мог найти. Он бился в дуэли со всеми, у кого был меч и известное имя. Он не останавливался.
Годы спустя Тошинака увидел славу и богатство Ночной Песни и ощутил в себе ненависть. Ненависть к такому умелому мужчине, который так мало сделал. Мужчина звал себя непобедимым, но его никогда не проверяли. Тошинака понял, что всегда ненавидел Ночную Песнь, а с каждым поражением, каждой раной и невыполненной клятвой ненависть росла.
Раз в пятьдесят лет в Ипии проходил традиционный великий турнир, Проявление Чемпионов. Победитель мог выбрать одну награду, в разумных пределах, конечно, и император давал ее. Ночная Песнь не участвовал. Ему не нужно было проявлять себя, все знали, что его навыки были несравненными, воину не было равных. Но другие собрались сотнями, и один среди них выделялся. Великан с острым подбородком, носом, как клюв попугая, распушенными черными волосами, не собранными в косу воина. Годы изменили Тошинаку, и никто, кто знал его в Небесной Лощине, не узнал бы его теперь.
Участники турнира были яростными, многие герои погибли. Но Тошинака уцелел. Поражения сделали его сильнее. Как только его последний противник пал, Тошинака прошел вперед и потребовал награду у императора — дуэль с величайшим героем Ипии, с Ночной Песнью, чтобы доказать, кто лучше. Император согласился и приказал Ночной Песни выйти на поле.
Два воина бились. Два шинтея, обученных в Небесной Лощине, проживших разные жизни. Они сталкивались снова и снова, катаны высекали искры в свете луны, и каждый раз Ночную Песнь отталкивали. Тошинака был в ярости, избивал Ночную Песнь большей силой, лучшими навыками и опытом того, кто бился, проигрывал и снова бился. Ночная Песнь стал ленивым, и Тошинака уничтожил его на глазах императора и всей Ипии.
Ночная Песнь лежал, избитый, в крови на полу арены, его семья и друзья, как и император Ипии не могли понять, как такое было возможно. Как чемпион смог победить лучшего? Как его мог одолеть тот, кто уже устал от множества боев? Неужели мастера Небесной Лощины выбрали не того?
Тошинака вонзил меч в землю рядом с головой Ночной Песни. Он отвернулся и ушел. Он не объяснял свою ненависть к Ночной Песни, и как он смог победить того, кто когда-то был намного сильнее него, который должен быть сильнее всех. Но шинтеи, которые смотрели, знали.
Ночная Песнь проиграл, потому что он выбирал биться только с теми, кого мог одолеть. Он научился побеждать, а не биться.
* * *
— Ну как, старик? — спросил Гуан.
Харуто пожал плечами.
— Ты растянул историю.
— Поэту можно.
Кира хотела больше. Стены, мимо которых они шли, были покрыты похожими записями, и она гадала, сколько интересных историй тут скрывалось.
— И, — продолжил Харуто, голос был острым, как клинок. — Каждый раз, когда я слышу Историю о Ночной Песни, остальной истории не хватает. Ее всегда выдают как предупреждение не почивать на лаврах, не лениться. Ночную Песнь изображают дураком, а Тошинаку — трудолюбивым героем, — он фыркнул. — Расскажи остальное. Расскажи, как Ночная Песнь хотел жить мирно вдали от жестокости постоянных боев. Расскажи, как Тошинака сделал его врагом, думал о гневе. Расскажи им. И как Тошинака не смог отпустить свою ненависть. Как унизительного разгрома для Ночной Песни не хватило. Как Ночная Песнь вернулся домой, оправившись, и увидел, что его дом сгорел, а жену убили, — Харуто остановился и ударил ладонью по стене. — Они всегда упускают эту часть истории Ночной Песни и Тошинаки.
Харуто звучал печально, и Кира хотела помочь ему, но ни Янмей, ни Гуан ничего не сказали. Они, наверное, знали лучше. Они понимали людей лучше, чем она. Но ему было больно, и она не хотела, чтобы он страдал. Янмей говорила, что хорошие помогали другим, даже если они не понимали, что нуждались в помощи.
Кира ускорилась и зашагала рядом с Харуто. Она выждала, и он посмотрел на нее. Она улыбнулась.
— Мне жаль, что так случилось с твоей женой.
— Видимо, я сам открылся, — сказал он. Его боль будто ускользнула. Он ответил ей пустой улыбкой. — Я хочу, чтобы история Ночной Песни заканчивалась, как на стене, но это не все. Есть куда больше.
Все притихли, и Кира искала, что сказать.