— Хороши вопросы.
Кира поджала губы и шагала, подпрыгивая, рядом с Гуаном.
— Почему не дать клятву, что ты не можешь использовать оружие, чтобы навредить кому-то?
— Потому что он — старый дурак, — сказал Харуто.
Гуан хмыкнул.
— Не старее тебя, — он повернулся к Кире. — Это выбор. Чтобы показать свою решимость.
— Потому ты всегда хлебаешь еду из миски? — спросила Кира.
Гуан кивнул.
— Я не против. Так быстрее есть. И, как бандит, я умею есть быстро, чтобы другой не съел за тебя.
— Что будет, если ты нарушишь клятву? — Кира тряхнула запястье, зеркальный кинжал появился в ее ладони. Она бросила его Гуану, и он отскочил. Кинжал упал в снег и разбился на сотню мерцающих осколков.
— Кира! — закричала Янмей.
Девушка застыла с огромными глазами.
— Простите. Это было плохо, да? Плохо? — она посмотрела на Гуана, потом на Янмей. Харуто понял, что она не просто извинялась, но и просила ответ. Она не знала, что сделала не так.
— Да, — спокойно сказала Янмей. — Гуан сделал выбор. Неправильно заставлять его брать оружие, ели он отказался. Неправильно заставлять его делать то, чего он не хочет. Он — друг, он заслуживает уважения.
— Ты слышишь это, старик? — сказал Гуан. — Заслуживаю уважения!
Харуто пожал плечами.
Кира поклонилась.
— Мне очень жаль, Гуан! Прошу, прости меня.
Гуан только рассмеялся.
— Ха, я не обижаюсь. Ты не смогла бы меня заставить. Только я могу нарушить свои клятвы. Никто другой не может нарушить их за меня. Тут не за что просить прощения.
Кира не поднимала головы.
— Ох, ты прощена, — сказал Гуан.
Она подпрыгнула, хлопнув в ладоши, и обняла старого поэта.
— Какие у тебя еще клятвы? — спросила она, они пошли дальше.
— Не использовать никогда свою старую технику, — сказал Гуан. — И никогда не убивать.
— Хм, — Кира подпрыгивала рядом с Гуаном, потирая подбородок, как делал поэт, когда думал, хотя у нее не было бороды, чтобы чесать ее. Ей нравилось копировать людей. — Из-за этой клятвы ты не можешь использовать технику?
Гуан покачал головой.
— Даже если бы я хотел, я не стал бы. А я не хочу. Та старая техника принесла только боль и смерть. Лучше ее забыть.
Кира повернулась к Янмей.
— Ты можешь дать такую же клятву?
Янмей улыбнулась.
— Все не так просто, Кира. Клятвы — серьезное дело. В них нужно верить сердцем и душой. Кровавый Танцор…
Гуан зарычал.
— Прости, — сказала Янмей. — Клятвы Гуана показывают его желание измениться. Они уникальны для него, потому что он в них верит.
Кира нахмурилась, сжала кулаки.
— Но твоя техника убивает тебя. Почему бы тебе не поверить в такую клятву, если она может спасти твою жизнь?
Янмей молчала какое-то время. Харуто быстро понял, что она говорила, обдумав все. Она во всем действовала размеренно.
— Моя техника вредит мне, да, — сказала она сухо. — Но я должна платить эту цену, — она споткнулась в снегу и удержалась на ногах с помощью нагинаты. — Правда в том, Кира, что Гуан и я делали то, что нельзя простить. Мы искупаем грехи по-своему. Он — воздержанием, клятвами быть лучше, запечатав ту часть себя, которая принесла такой вред. Я — страдая за свои поступки. Боль, причиненная моей техникой, постоянное напоминание о том, что я сделала. Постоянное напоминание, что нужно быть лучше.
— Мне тоже нужно искупить грехи? — спросила Кира. — Я причиняла людям боль. Когда я была в зеркале, я была ёкаем. Я…
— Нет! — рявкнула Янмей. — Кира, ты была ужасным ёкаем. Я знаю это, потому что ты была все еще ёкаем, когда я нашла тебя. Если бы ты убила кого-то, пока была в зеркале, ты уже была бы свободна. Но ты была заточена. Ты только напугала несколько человек. Я тебя выпустила. Я убила, чтобы выпустить тебя. Тебе нечего искупать.
— Но ты могла бы перестать постоянно пугать меня отражениями, — сказал Гуан, но старый поэт улыбался.
Кира вздохнула.
— Быть хорошей так сложно.
Харуто рассмеялся.
— И не говори.
* * *
Гушон был нынче больше, чем сто лет назад, но остальное был таким, как помнил Харуто. Так что людей было много, как в борделе, и пахло так же неприятно. Дым висел в воздухе, резко контрастировал с чистым и свежим воздухом Небесной Лощины. Огонь горел, дым развевался. Куда ни смотрел Харуто, катились телеги с камнем и углем, мужчины в пыли плелись за ними. Он гадал, как глубоко теперь тянулись туннели в постоянном поиске угля.
Группы солдат приглядывали за рабочими, движущимися из шахт в город. Солдаты носили копья и дубины, у каждого на левом запястье висел деревянный значок — они были на службе у местного лорда. Когда Харуто хорошо знал это место, три семьи аристократов владели шахтами и землей. Они постоянно ссорились, драки происходили на улицах. Небесная Лощина посылала шинтеев помогать на улицах и следить за порядком, но он не знал, делали ли так и поныне. Солдаты с опаской смотрели на прибывших, но никто не мешал им идти. Многие были заняты, глядя на другие группы солдат с иными деревянными значками, как петухи, бьющиеся за одну курицу.
Шики выбралась из кимоно Харуто, села на его плече, глядя глазами, которые не уступали по размеру глазам Киры. Маленький дух уже видел большие города, но ее всегда потрясали места, где собирались тысячи людей. Многие духи были одиночками, но Шики свистела и щебетала постоянным потоком, описывая все вокруг себя, словно Харуто не видел сам.