— Не думаю, — Харуто вздохнул, склонился и вскочил на ноги. — Лучше покончить с этим, пока благословения не рассеялись.
Он подошел к барьеру.
— Оморецу, — сказал он, произнося имя своего покровителя-шинигами. — Я служу от твоего имени. Я служу вместо тебя. С твоим благословением я несу покой умершим.
Харуто глубоко вдохнул.
— Будет больно, — он прошел сквозь барьер в клетку хассяку.
Ёкай бросился к нему, и Харуто прошел без оружия к нему. Ёкай врезался, впился когтями в его плоть, в его грудь. Дух кричал так громко, что кровь текла из ушей Харуто. Харуто стиснул зубы, зарычал и прижал ладонь ко лбу хассяку, а другую — над его сердцем. А потом прокричал в лицо духа:
— Я именую тебя Тян Мен.
Хассяку запнулся, убрал когти из плоти Харуто и опустил руки по бокам. Он все еще кричал, открыв рот невозможно широко, из губ текла кровь, зубы торчали изо рта.
— Я именую тебя Тян Мен, — повторил Харуто, шипя от боли. — Сын Гуан Мена. Учитель в академии Хэйва, — он закашлялся, ощутил кровь. — Я именую тебя Тян Мен, горюющий, убитый, — он вдохнул и закричал в пасть воющего духа. — Я именую тебя Тян Мен!
Крик утих, рот хассяку медленно закрылся. Он отшатнулся на шаг, и Харуто рухнул на колено перед хассяку. Его кимоно было изорвано, в крови. Ему было плохо от боли, но он встал на ноги и повернулся к ёкаю. Глаза хассяку медленно прояснились, тьма сменилась темно-карими, как у Гуана, глазами человека.
Тян медленно поднял ладони, посмотрел на черные когти. Он коснулся своего пострадавшего рта, жутких зубов, торчащих из десен. Он посмотрел на кровоточащие раны на своей груди, раны, которые убили его. А потом посмотрел на Харуто.
— Знаю, — сказал Харуто. Он шагнул вперед и опустил ладонь на сердце Тяна. — Больно, знаю. Желание мести — горящий хлыст, который гонит тебя к жестокости. Отпусти его. Я понесу его. Я возьму твою боль, понесу бремя твоего горя. Отдай его мне, Тян, и я понесу твою месть к ее источнику. Отпусти ее, я понесу ее за тебя. Прошу, прими покой.
Тян пошатнулся. Глаза снова затуманились тьмой на миг, снова прояснились, и он открыл рот. Его кривые зубы вонзались в потрескавшиеся губы, раненый язык скользнул по ним, оставил кровь, но он смог произнести одно слово:
— Онрё.
Харуто ощутил, как гнев затопил его, стер и утопил. Жажда мести была такой сильной, что затмила мысли, сделала небо маленьким, а солнце — холодным. Он принял это, и месть опустилась в его живот, обвила его сердце. Еще одна боль, которую придется нести.
Он был на коленях, но не помнил, как упал. Он охнул, встал и осмотрел на Тяна.
— Я понесу это за тебя, — сказал Харуто. — А ты можешь отдыхать. Именем Оморецу я дарую тебе покой, Тян Мен, — хассяку чуть склонил голову.
Харуто вытащил катану, направил ее в сторону.
— Шики, — дух спрыгнул с его тела в меч с хлопком, и клинок стал алым. — Отдыхай, — Харуто сжал Шики обеими руками и вонзил ее в сердце Тяна.
Глава 3
Ослепительный свет нового утра появился на востоке, когда Харуто вышел из обгоревших обломков академии Хэйва. Он нес тело Тяна, оторвал кусок своего кимоно, чтобы накрыть голову мужчины. Он не хотел, чтобы Гуан видел, как лицо его сына стало чудовищной маской хассяку. Старый поэт ждал, укутавшись в плащ, огонь трещал, отгоняя снег и холод. Он молчал, пока Харуто приближался, но глаза были красными и опухшими.
Харуто опустил тело на снег у костра, прошел вперед и рухнул у огня. Шики покачивалась на его плече, темная шерсть щекотала его щеку. Она свистела, прыгнула в огонь с хлопком, захватила пламя. Харуто хотел бы ощутить ее радость от такого простого действия, но знал лишь гнев и горе Тяна. Буря эмоций в нем терзала его, и он обещал себе не срываться на горюющем отце. Они сидели в тишине пару минут, никто не хотел говорить первым.
— Было больно, — сказал Гуан. Он взял кусок доски с земли и ткнул им костер. Глаза Шики в огне стали большими, и огонь поймал доску и забрал из рук Гуана.
Харуто рассмеялся.
— Мне нужно новое кимоно, — он потянул за изорванную ткань в крови. Кимоно едва держалось на плече, неровное и рваное, кровь засыхала. И от него начинало вонять.
Старый поэт улыбнулся от этого.
— Ты меняешь их быстрее куртизанки.
— Думаю, им веселее.
Они погрузились в неловкую тишину, а потом Гуан спросил:
— Как раны?
Харуто пожал плечами.
— Какие раны? — он сдвинул обрывки кимоно, показал гладкую кожу без ран. Только засохшая кровь показывала, что прошел бой. — Они быстро зажили. Ёкай не был достаточно старым, чтобы проклясть раны. Так могут редкие.
Они молчали, и Харуто стал искать трубку. Он похлопал по кимоно, проверил землю у костра, но не нашел ее. Он посмотрел на небо.
— Как не стыдно, Нацуко, — укорил он богиню потерянных вещей. — Четвертая за год.
Гуан улыбнулся и стал рыться в сумке.
— Еще одну потерял? — он вытащил трубку, покрутил ее и отдал Харуто. — Я спрятал эту, но… видимо, для этого момента.
Трубка была красивой. Белое дерево, вырезанная из одной ветки. Она была короче, чем любил Харуто, но чаша была вырезана с узором из когтя дракона. Он провел пальцем по чешуе и когтю. Изысканная трубка, было даже почти обидно использовать ее. Почти.
— Это будет стоить мне состояние, — сказал Харуто, стал набивать трубку листьями.
Гуан рассмеялся.
— Уверяю тебя, твои деньги были хорошо потрачены.
Гуан сидел в тишине, пока Харуто курил. Они не хотели начинать разговор, но оба знали, что это должно было произойти. Харуто взглянул на Гуана, увидел, что он глядел на огонь, а белые глаза Шики смотрели на него. Старый поэт поднял взгляд, и Харуто быстро отвернулся к участку снега. Когда он повернул голову, Гуан все еще смотрел. Они оба рассмеялись, но сдавленно.
— Хорошо, хватит уклоняться, старик, — сказал Гуан. — Ты это сделал?
— Да, — Харуто выдохнул дым. — Тян свободен. Я забрал его бремя и отправил его в Оморецу.
Гуан хмыкнул, рассеянно ковырял пальцем холодную землю, а потом сказал:
— Хорошо. Хорошо, — он встал и обошел костер. Когда он дошел до трупа Тяна, он склонился над ним и застонал. Сотни мелких ран покрывали его грудь, каждая застыла от крови. Черные вены тянулись по шее и плечу, по щеке. Плечи Гуана дрожали, слезы катились по щекам, капали на грудь Тяна. Харуто отвернулся и выдохнул дым.
— Месть, да? — спросил сдавленно Гуан.
Харуто бросил еще обломок доски в огонь, смотрел, как Шики бросилась на него, как волк на добычу.
— Да.
— Сколько у тебя времени?