Ее звали Маргарет, Марго, Марг. У нее были темно-каштановые волосы: мягкие скулы, орехового цвета глаза, яркие губы, переливающаяся насмешка на щеках и в легком, как у бегунов, оскале рта. И длинные красивые ноги. Осенью Марго любила ходить в черном коротком пальто. Стоял октябрь. Она училась в Бостонской консерватории, мечтала стать знаменитой пианисткой.
Его звали Кристофер, Крис. В минуты нежности она называла его Кристи. Друзья называли его Скальд. Он писал стихи. Крис был рыжеволосый крепыш. Рыжие кудри спускались на плечи, мышцы которых перевивались под футболкой или джемпером, как тугие канаты парусников.
Когда они говорили о политике, Марго затаенно усмехалась, словно, оценив сущность происходящего, принимала за данность забавное несовершенство человеческого общества, даже если общество состоит всего из двоих индивидуумов. Крис же откровенно хохотал и над либералами, и над консерваторами, потому что больше всего ценил в человеке и человечестве необычайные до смешного его черты. У политиков черты забавности или экстравагантности особенно выпирали с телеэкрана — в речах и в жестах. Особенно ему нравился пожилой крепко скроенный негр, член Конгресса, который в дискуссиях все экономические и политические проблемы пытался объяснить комбинациями яблок с апельсинами. Эта наивная абсурдность была мила Крису. Он ужасно не любил и даже избегал правильных людей, которые ложатся спать вовремя, просыпаются с будильником, платят вовремя по счетам и трясутся над общепринятой моралью. К условиям быта он был нетребовательным. Казалось, Крис сросся со своей брезентовой курткой. На спине красовалась выведенная масляной краской цитата из барда-диссидента Леонарда Коэна: First we take Manhattan, and then we take Berlin!
Кристофер был из рабочей среды. Много лет отец его, выходец из ирландско-норвежской семьи эмигрантов, и мать, привезенная в детстве родителями из послевоенной Польши, трудились по-черному, в полном соответствии с метафорой тяжелого физического труда. Отец Криса двадцать лет провалялся под автомобилями или бегал от машины к машине, ожидающих заправки. Наконец, около сорока лет отроду, отец с матерью накопили достаточно денег, чтобы внести в банк первоначальные десять процентов от стоимости бензозаправки Шелл, продававшейся по умеренной цене. Отец перешел в класс предпринимателей. Это нисколько не изменило его образа жизни. Он продолжал заниматься ремонтом, разве что реже мотался между машинами, вставляя в баки пистолеты бензонасосов, получая у клиентов наличные или прокатывая кредитные карточки. Заправкой занимался негритянский парень-филолог, недоучившийся до диплома, но гордившийся знанием нескольких пушкинских строчек. Например, «… Под небом Африки моей…».
Несмотря на убийственные ежемесячные платежи, назначенные банком за покупку бензозаправки, отец послал Криса в Бостонский колледж, надеясь, что в их роду появится первый дипломированный адвокат.