Вильчур покачал головой.
– Не смеюсь. Я остаюсь с вами, если только вы примете.
– Боже правый! – воскликнула Зоня.
– Вот так штука! – с удивлением потряс рыжим чубом работник Виталис.
Одна лишь Наталка нисколько не удивилась. Радостно пискнула и бросилась ему на шею.
– Оставайся, оставайся!
Прокоп почесал затылок, погладил бороду, недоверчиво посмотрел на Вильчура и заговорил:
– Бог свидетель, что я тебе рад, что мы все тебе рады, но у меня в голове не умещается, что ты хочешь к нам вернуться. Что мы, бедные, темные люди, для тебя?.. Ты же большой пан. У тебя там каменные дома и виллы. Как же мы тебя тут примем, где посадим, где спать поло жим, чем кормить будем?.. Никак я этого понять не могу…
– Если вы только рады мне, – ответил Вильчур, – то и не о чем беспокоиться, потому что и я рад, что, наконец, здесь с вами. Не дома и виллы мне нужны, а сердечность, которой там, в свете, я не нашел, доброта, которой мне там не дали. Злые там люди, в городе… жадные, завистливые… Тяжело мне было среди них, а как стало настолько тяжело, что выдержать дольше уже не смог, я и подумал, что вы примете меня здесь по-прежнему сердечно, что у вас я по-прежнему угол найду, что местным людям пригожусь. Там, в городе, много врачей, может быть, и лучше, может быть, и умнее, да и моложе меня. Я там не нужен. Вот я и решил: вернусь к вам. И вернулся.
Зоня расплакалась и, всхлипывая, ладонью вытирала глаза. А Василь, не сумев скрыть переполнявшей его радости, воскликнул:
– Вот уж счастливый день наступил! Для всей округи будет новость!
Прокоп понял, что Вильчур говорит серьезно, что он действительно решил поселиться на его мельнице.
– Значит, останешься? – спросил он.
– Останусь, – кивнул головой Вильчур.
– И будешь людей лечить? – Наталка потянула его за рукав.
– Буду.
– Так и пристройку надо заново привести в порядок, – заметил Виталис.
– Там выбиты два стекла, – вставила Ольга, – может, я сбегаю за стекольщиком в городок?
– Иди ты со своим стекольщиком! – возмутился Василь. – Не в пристройке же он будет жить, а в комнате.
– И правда, – подтвердила Ольга.
Вильчур улыбнулся.
– Нет, я не хочу. Буду жить только в пристройке, я к ней так привык, мне было там так хорошо. Лучшего жилья мне не нужно, а вообще-то у меня большие планы, ого-го, какие планы… У меня осталось немного денег, и я думаю поблизости построить домик, оборудовать в нем амбулаторию, поставить две-три кровати для тех больных, которых сразу после операции на телегу положить нельзя…
– Это как бы больница, – отозвалась Наталка.
– Да, как бы, – подтвердил Вильчур. – Только маленькая, для местных нужд.
Этот проект удивил и обрадовал всех. После долгого молчания Прокоп сказал:
– Бог подсказал мне принять тебя тогда на работу. Я уже даже не знаю, не могу подсчитать всего того добра, которое ты для меня сделал…
– Какое там добро, – перебил его Вильчур.
– Не отрицай, не отрицай – с уважением продолжал мельник. – До конца дней своих не расплачусь с тобой за то, что не оставил его инвалидом, что спас его, что, не искушая Божью милость, я могу теперь спокойно в гроб лечь, зная, кому нажитое за всю свою жизнь оставить. Но для меня важно не только то добро, которое я получил от тебя, важно и то, что соседям объяснил, не имея от этого никакой выгоды. Это благодаря тебе люди уже не смотрят косо на мой дом, а кто с тракта оглянется, тот и скажет: тут жил тот знахарь, тут людей лечил… А сейчас я слышу, что ты хочешь бросить город и большие заработки, чтобы вернуться сюда. Удивительный ты человек, святой человек. Не один гость тут так говорил…
– Не говори лишь бы что, Прокоп, – весело прервал его Вильчур. – Много таких людей, как я. Вот и пример есть. Со мной приехала одна девушка-доктор. Она хотя и молодая, и не знала вас, и не было у нее моей привязанности к вам, но как только узнала, что я сюда еду, хочу остаться здесь, сама согласилась помогать мне.
– А где она? – вскочил Василь, выглядывая в окно.
– Она осталась в Радолишках, в гостинице.
Зоня пожала плечами и несмело, но с явным недовольством заметила:
– А раньше тебе никакой докторши не нужно было… Моей помощи или Наталкиной достаточно было.
Вильчур рассмеялся.
– Ну, сейчас все будет иначе, не то, что раньше. Организуем здесь и маленькую аптечку, и инструменты есть у меня, и аппаратура медицинская, какая мне раньше и не снилась. Сейчас лечение пойдет иначе, спасем не одного такого, которому раньше я не смог бы помочь…
Вдруг Прокоп опомнился:
– Что это вы, бабы, ошалели! – прикрикнул он. Болтаете без умолку, а человека не угощаете, голодом хотите заморить. Так двигайтесь же!
Женщины подхватились все сразу и стали подвигать Вильчуру тарелки, наливать чай и наперебой просить, чтобы не отказывал, чтобы ел и пил. Прокоп выпил за здоровье гостя стаканчик рябиновки и в порядке исключения позволил сыну.
– Ну, ладно уж, – проворчал, – когда такой гость в доме, выпей и ты, хотя сегодня не праздник.
Снова посыпались возгласы, вопросы и ответы.
– Расскажите мне, что у вас слышно? – спросил Вильчур, когда немного успокоились.
– А, все по-старому, – махнул рукой Прокоп. – Живем, работаем с Божьей помощью.
Вильчур посмотрел на Ольгу и Зоню.
– Я думал, что вы уже давно вышли замуж.
Зоня покраснела и нетерпеливо покачала своими широкими бедрами.
– Мне так не в голове была женитьба, а Ольга за эти три года успела второй раз выйти замуж и стать вдовой.
– Стать вдовой? Не может быть?
– Правда, правда, – подтвердил Прокоп. Вышла за одного тут железнодорожника и полгода с ним не прожила. Не везет ей на мужей.
– Сейчас уже, наверное, никто на мне не женится, – сказала Ольга.