Кто-то постучал в дверь.
– Войдите, – неохотно бросил Кольский.
В кабинет вошла Нина.
Он вскочил и потянулся к пиджаку, висевшему на спинке стула. Нина была неотразимой. Она смело смотрела ему в глаза. Лицо ее было величественно спокойным. Она медленно открыла сумочку, вынула из нее письмо Кольского и спросила почти надменно:
– Что это значит?
Он взглянул на письмо, точно увидел его впервые в жизни. Она держала его так, будто это было что-то омерзительное, ужасное, грязное, что берут в руки лишь для того, чтобы тотчас же выбросить. Он нахмурился и отвернулся.
– Я спрашиваю: что означает это непонятное для меня письмо?
Кольский посмотрел на нее с ненавистью: он понял, что эта женщина хочет воспользоваться тем, что у него нет никаких доказательств ее измены. Он тихо сказал:
– Я думаю, что у нас нет поводов для дискуссии.
Она пожала плечами.
– Я не собираюсь дискутировать и не для этого пришла. Я бы хотела получить объяснения.
Кольский молчал.
– Я полагаю, что у меня есть на это право. Чтобы послать мне такое письмо, у тебя должны были быть какие-то доказательства.
– Разумеется, были.
– Можно ли мне узнать их?
Он закусил губу.
– Ты знаешь их гораздо лучше меня. Никакая комедия здесь уже не поможет, потому что мое решение окончательное.
Она смерила его холодным взглядом и не без иронии спросила:
– А откуда тебе известно, что я хочу повлиять на твое решение? Почему ты в этом так уверен?
Кольский растерялся.
– Тем лучше, лучше для нас обоих, – буркнул он.
– Возможно, мой дорогой. Однако же ты понимаешь, что твое письмо меня оскорбило, и что я просто желаю удовлетворения в форме твоего объяснения, в котором ты не можешь мне отказать.
– Я к твоим услугам, – ответил Кольский, не глядя на нее.
– Если позволишь, я присяду?
Он подвинул ей стул и сказал:
– Ты изменяешь мне. Со вчерашнего дня у меня на этот счет нет никаких сомнений.
– Никаких сомнений? – повторила она удивленно. – Ну-ну, слушаю тебя!..
– Да, – взорвался он, изменяешь. Когда я позвонил, чтобы узнать, почему ты опаздываешь, служанка ответила, что ты дома.
– Так и сказала?
– Сказала что-то равносильное этому. Она сказала, что сейчас пригласит тебя к телефону, а вернулась с сообщением, что ты уехала. Если бы ты действительно уехала, она не могла бы об этом не знать. Ты была дома и не одна.
– Разумеется, – спокойно призналась Нина, – а в довершение всего была настолько наивна, что не предупредила службу об этом в случае твоего звонка.
Он иронично рассмеялся.
– О нет, ты не была наивной. Только ты не ожидала, что я позвоню, потому что была уверена в том, что я вовремя получил твое письмо. К сожалению, наиболее продуманные махинации иногда проваливаются: какая-то незначительная помеха – и все выходит наружу.
Лицо ее не отражало даже следа обеспокоенности.
Она спросила ровным тоном:
– И что же вышло наружу?
С выражением безразличия он сказал:
– Зачем нам затрагивать эти неприятные дела? Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь. Сегодня я уже не вправе делать это, так зачем?
– Так что же вышло наружу? – чеканя каждое свое слово, повторила она.
Он поднял голову и, не глядя на нее, сказал совершенно безразличным тоном:
– Если только непременно хочешь… Выяснилось то, что ты любовница ротмистра Корсака. Это он был у тебя вчера.
Кольский говорил это не только с убежденностью, но и с какой-то ожесточенностью. Самым неожиданным на свете было для него в этот момент то, что Нина взорвалась долгим раскатистым смехом.
– Ах, Янек, Янек! Мне должна льстить твоя ревность. К сожалению, в данном случае она совершенно беспредметна. Я думаю, что Корсак без большого сопротивления согласился бы на роль, которую ты ему приписываешь и, по крайней мере, на то, чтобы вообще быть в Варшаве, вместо того, чтобы мучиться на маневрах под Станиславом.
Кольский покачал головой.
– К сожалению, твой смех меня не убедил по той простой причине, что пан Корсак вообще не мучится на маневрах, а самым спокойным образом пребывает в Варшаве. Во второй половине дня вчера он был у тебя, а вечером – в собственной квартире, что я и проверил по телефону.
На лице Нины отразилось искреннее удивление.
– Но это же невозможно! Только позавчера я получила от него сообщение, где он пишет, что вернется не ранее чем через месяц. Это какое-то недоразумение.
– Здесь нет никакого недоразумения, – возмутился Кольский. – Я не собираюсь скрывать это от тебя. После двенадцати я позвонил ему на квартиру и спросил, могу ли я поговорить с паном ротмистром. Я услышал ответ, что он у аппарата и возмущен, что ему ночью не дают спать.
Нина усмехнулась.