– Люди, которых он лечил, совсем на него не жаловались…
Прокоп махнул рукой.
– Лечение лечением, а только он на здоровых смотрит больше, чем на больных. Я думал, что ты сам это увидишь и положишь этому конец, а ты их еще на какие-то вечеринки вместе посылаешь.
Вильчур заставил себя рассмеяться и похлопал Прокопа по плечу.
– А что же мне делать, старый друг? Они молоды, оба молодые, пусть натанцуются. Для нас с тобой беседа и теплая печь, а для них – гулянье. Вот и все в порядке.
Прокоп покрутил головой.
– Странные вещи говоришь. Я бы своей женщине, а особенно если бы она была молодой, не позволил бы этого.
– Своей?..- Вильчур махнул рукой.- Друг мой, а может ли быть своя женщина? Своей может быть изба, куртка, корова, но женщина?.. Ведь она тоже думает и чувствует так же, как и я, имеет те же права, что и я. Держать ее насильно? Так это же тюрьма. И какой же в том смысл, что она, вопреки своему сердцу, сидит с тобой, а думает только о том, как бы вырваться, и к тому же проклинает свою судьбу?
– Есть такое Божье право,- сурово сказал Прокоп.
– Эх, приятель, вот если бы этого права придерживались, то следовало бы хорошо подумать, прежде чем женщина свяжется с тобой по этому праву. Этот закон будет иметь силу лишь в том случае, когда подтвердит решение двух сердец.
Прокоп задумался и сказал:
– А я думал, что вы уже решили.
– Слава Богу, не было еще решения,- с грустью ответил Вильчур и перевел разговор на другую тему, давая тем самым понять Прокопу, что обсуждать затронутую тему больше не хочет.
Тем временем в гостеприимном доме семейства Павлицких сердечно и радушно встречали гостей. Люция не ошиблась: пан Юрковский действительно был поражен, что она приехала не с Вильчуром. Он внимательно присматривался к Кольскому, особенно в то время, когда Люция танцевала с ним. Сам пан Юрковский демонстративно не танцевал, зато часто навещал буфет, а затем вновь возвращался в гостиную и подпирал дверной косяк.
Чаще всего Люция танцевала с Кольским. Он был прекрасным партнером, а кроме того, в тот день еще более милым, чем обычно. Он совершенно избавился от своей задумчивости, был весел, доволен, более того – оставлял впечатление человека, который с трудом скрывает какую-то удивительно радостную тайну. Люция чувствовала себя превосходно. Ее не смутила даже случайно услышанная фраза какого-то пожилого человека, который, указывая своей знакомой даме на Люцию и Кольского, сказал, подумав, довольно громко:
– Посмотри, какая пара, как они подходят друг другу.
Вскоре после ужина пан Юрковский пригласил Люцию танцевать. У нее, разумеется, не было повода, чтобы отказать ему. Оказалось, однако, что поступила она необдуманно. Он уже прилично выпил, так как сразу же, не успев сделать и одного круга, с откровенным умыслом спросил:
– Ну, и как же там профессор Вильчур? Вы оставили его дома?
– Профессор чувствовал себя уставшим,- ответила она.- Он не любит шумных развлечений.
– Однако нашел для этих развлечений подходящего для себя заместителя…
Люция молча пропустила это замечание.
– И заместитель не чувствует себя, по крайней мере, озабоченным своей миссией. Профессор, может быть, не был бы этим доволен, как вы думаете?
В его голосе прозвучала откровенная ирония. Люция слегка пожала плечами и, желая сменить тему, сказала:
– Доктор Кольский – ученик и друг профессора. А почему вы не танцуете?
– О, я не танцую потому, что передо мной такое зрелище, которого я еще в жизни не видел. Я должен присматриваться, чтобы на будущее знать…
– Что знать?- удивилась Люция.
– Да знать, как выглядит влюбленная женщина. Вы же не сводите глаз с этого Кольского, а он смотрит на вас как кот на сало. Черт возьми! Глаз оторвать друг от друга не могут! И что же вы мне говорили о профессоре, когда вы влюблены в этого докторишку?
Люция чувствовала, что бледнеет. Слова Юрковского были настолько неожиданными и настолько поразили ее, что она даже не подумала о том, как далеко преступает Юрковский нормы приличия, вмешиваясь в ее личные дела.
– Вы ошибаетесь,- ответила она.- С доктором Кольским меня связывает работа и старая дружба и ничего более.
– О-ля-ля! Ничего себе коллеги! Вы же полыхаете рядом с ним, слепой бы заметил! Собственно, вы даже можете думать, что я говорю это из чувства ревности. Пусть и так. Я ревнивый, но ревность не может настолько заслонить мне глаза, чтобы я не заметил, что вы любите его. Не понимаю только, зачем вы меня тогда в Ковалеве обманули, говоря о профессоре? А может быть, профессор для брака, а этот молодой доктор для дружбы?.. Ничего себе, хорошенькая шуточка!
Люция пришла в себя.
– Вы пьяны. Будьте любезны, проводите меня на место.
– Разумеется, я провожу вас. Он там уже ждет, истосковавшийся… Как же можно отрывать вас настолько от любимого!
Он остановился возле Кольского и, галантно кланяясь Люции, добавил:
– Пожалуйста, возвращаю вам одолженное сокровище…
Кольский, совершенно не догадываясь, что произошло, ответил с улыбкой:
– Немного сегодня таких, кто так добросовестно возвращает взятые в долг сокровища. Так добросовестно и так быстро…
Юрковский снова с преувеличенной галантностью поклонился.
– Это решение самого сокровища, которое не могло уже больше выдержать без хозяина.
Сказав это, он повернулся и вышел из гостиной. Только сейчас Кольский обратил внимание на взволнованное лицо Люции.
– Что случилось, пани Люция? Что с вами? – спросил он обеспокоенно.
Она покачала головой.
– Да ничего, ничего. Здесь душно,- ответила она.- А в довершение этот пан был пьян и говорил глупости.
Кровь бросилась в лицо Кольскому.
– Но, я надеюсь, он не оскорбил вас?!
– Нет-нет, Боже упаси! Давайте выйдем отсюда.
Он поспешно согласился.
– Сейчас поищем комнату, где побольше воздуха. Вы так бледны…
В галерее они встретили Павлицкого, который их остановил.