Зазвенел звонок, человек поднялся с кровати и щёлкнул выключателем. Жёлтый свет мутной электрической лампочки залил серое пространство комнаты без окон. Настенные часы показывали ровно семь. Встал, умылся и почистил зубы у железной раковины возле кровати, а затем по привычке заварил кашу из странно пахнущего порошка, о происхождении которого задумываться не хотелось. Похожий на мясо кусок твёрдой субстанции дополнил скромный завтрак. Это приходилось есть утром, в обед и вечером — другую пищу рабочий низшего звена позволить себе не мог. Порой каша отличалась цветом или запахом, но эти мелочи уже не имели значения, и поглощение питательной массы не доставляло никакого удовольствия.
Работник N459S17 привык к своему порядковому номеру, цифры были набит на рукавах серых рубашек, которые ему полагалось носить, и на бейджике с фотографией — неотъемлемой части повседневного костюма, по которой каждый мог узнать, каким номером человек числится, где и на какой должности работает.
Выйдя из похожей на гроб каморки, N459S17 оказался в железном коридоре и влился в оживлённый людской поток. Мужчины и женщины в одинаковых серых рубашках с цифрами на рукавах и бейджиками на груди выглядел все на одно лицо, и N459S17 полагал, что и сам стал, как они: так же ходил, так же разговаривал, так же прятал глаза в пол. И так же вместе со всеми он каждый день тащился по железному коридору на работу.
Это было большое мусороперерабатывающее предприятие; N459S17 работал в одном из цехов, управлял огромным прессом для пластика. Как и полагалось, без пятнадцати восемь, он уже находился на рабочем месте. Предыдущая смена закончилась, и люди отправлялись спать в свои комнатушки. Понятия ночи и дня здесь были относительными: день начинался, когда ты приходил на работу, а когда возвращался, для тебя наступала ночь. Поздоровавшись с коллегами, N459S17 надел фартук, перчатки и респиратор и встал за пульт. По конвейеру поползли горы использованного пластика, источая неприятный запах. Воняло здесь ужасно, но работники привыкали, привык и N459S17 — давно не обращал на это внимание. Соседним прессом управлял молодой парень Q231S8, такой же обычный, как и все здесь. Иногда N459S17 с ним перекидывался парой слов, но чаще работали молча: разговаривать было не о чем. С другими сотрудниками N459S17 виделся редко, в основном на обеденном перерыве.
Вонючий, шумный угол в сером помещении, занятым тушами прессов, окрашенных едкой красной краской, стал для N459S17 домом, где проходил каждый его день, где был сосредоточен весь смысл его однообразного, расписанного по часам, существования.
— Вчера у нас в коридоре прорвало трубу, — сообщил сегодня коллеге Q231S8.
— Такое часто случается, — ответил N459S17.
— Да, но теперь опять всё в порядке. Починили.
— Это хорошо.
Они вновь замолчали. Механизм прессовал поступающий по конвейеру хлам в ровные кубы, что уходили в плавильни, а затем на фабрики. Каждый день мимо работника проползали тонны отживших своё вещей, использованных и выброшенных — они мелькали перед глазами нескончаемой чередой и исчезали в железной утробе фабрики, где им будет дана новая жизнь. N459S17 в очередной раз подумал о том, что и он когда-нибудь превратится в мусор и тело его отправится на переработку, где переродится то ли в удобрение, то ли в питательный порошок. Во что точно он не знал — рассказывали разное.
N459S17 не помнил, кто он и откуда. Всё, что было до того, как он попал сюда, вылетело из памяти. Прошлая жизнь казалась сном, который ушёл, оставив только смутные ощущения. Но предаваться им было некогда: всего себя приходилось отдавать работе, а об остальном стоило забыть. Ведь если потерять работу, нечем станет оплачивать комнату, и тогда он превратится в бездомного, которого выкинут вон. Конечно, некоторые, даже потеряв работу и жильё, умудрялись прятаться от службы безопасности, но рано или поздно их всё равно находили и выкидывали. А что было там, куда их выкидывали, никто не знал: то ли абсолютная пустота, то ли выжженная земля — предполагали разное. Так или иначе, жизни там не было, а потому все боялись вылететь отсюда. Впрочем, большинство даже забыло, чего они боялись, и продолжали трудиться просто потому, что иную жизнь себе не представляли. N459S17 поначалу пытался понять, зачем он здесь, в чём смысл происходящего, и что ждёт впереди, но потом перестал. Теперь он знал, что всё, ради чего он трудится — это перерождение. Он полагал, что сие есть великая цель, поставленная кем-то наверху, возможно Главным, хотя Главный сам об этом никому не говорил, и знание это помогало избежать дискомфорта, вызванного ощущением бессмысленности, а так же поднимало его в собственных глазах. А ещё была цель, правда более мелкого порядка: дослужиться до начальника отдела, а потом до заведующего цехом. Поговаривали, что начальство живёт в просторных комнатах на верхних этажах и хорошо питается. По крайней мере, заведующий ходил не, как все рабочие, в серой рубашке, а в белой, имел зелёную нашивку на лацкане пиджака и сидел в помещении, где его никто не видел, и куда не доносилась мусорная вонь. А начальник участка всегда говорил, что главное — хорошо трудиться, поскольку счастье каждого в его руках, и работая усердно, любой может продвинуться на руководящую должность или хотя бы стабильно получать премию.
Но N459S17 не сильно надеялся на повышение, гораздо больше он ждал перевода на другую работу, ведь когда-то давно он владел некой специальностью, но ему сказали, что вначале надо получить стаж, а потом руководство посмотрит. Поначалу N459S17 пытался расспрашивать парня за соседним прессом о том, как тот сюда попал, но, оказалось, он тоже не помнил прошлую жизнь, впрочем, как и остальные сотрудники.
— Опять респиратор испортился, — сказал Q231S8, — придётся идти менять на обеде.
Насколько плохими здесь были респираторы, N459S17 знал не понаслышке: самому бракованные попадались регулярно. Впрочем, тут всё было плохим: оборудование постоянно ломалось, а форменная одежда расходилась по швам. Энтропия довлела над вещами и людьми, всё шло к своей кончине ускоренными темпами. Люди тоже часто ломались и помирали прямо на рабочем месте, то ли от старости, то ли от чего-то ещё — кто умер, уже не мог этого рассказать. С тех пор, как N459S17 попал на фабрику, скончались и отправились на переработку более десятка сотрудников.
Двадцать минут обеденного перерыва прошли незаметно, и вот N459S17 снова стоял за пультом пресса.
— Не поменяли респиратор, — пожаловался Q231S8, — говорят, положен один в неделю.
— Гады, — поддержал его N459S17, — неужели жалко?
— Ничего не поделаешь, у них всё распланировано.
И тут конвейер встал. В соседнем цехе завыла сирена, сообщая о неисправности. Поломки случались часто, и чинились обычно быстро, но сегодня всё получилось иначе. Прошло десять минут, двадцать, полчаса, а конвейер не запускался. N459S17 сидел в углу и ждал. От нечего делать он погрузился в собственные мысли. Стал представлять, что будет, если однажды все механизмы сломаются и больше никогда не запустятся, какой хаос тогда начнётся, и куда податься в этом случае. Подумал о том, на какую работу он хотел бы устроиться, если б мог выбирать, и пришёл к выводу, что здесь он желает находиться меньше всего. Захотелось покинуть свой вонючий угол. Конвейеры не запускались, и N459S17 решил прогуляться, подумав, что его вряд ли кто-то хватится. Снял фартук, перчатки и респиратор, и вышел из цеха.
Первым делом он попал в коридор фабрики, выкрашенный в зелёный цвет. Свет лампы дрожал, и в глазах неприятно рябило, а под потолком гудела труба вентиляции, будто дикий зверь, запертый в тесную жестяную конструкцию. Тут были и другие люди, они сновали туда-сюда, занятые важными делами, и не обращали на N459S17 ни капли внимания. Из зелёного коридора попал в общий. Огромное помещение с серыми стенами наполнял грохот работающих механизмов, наперебой звучали голоса людей. Вагончики, забитые рабочими в серых рубашках, ползли по рельсам в нескольких метрах над головами пешеходов, дополняя общую какофонию лязгом сцеплений и стуком колёс. N459S17 захотел уединиться, спрятаться от электрического света и производственного шума, но было некуда.
Минут пятнадцать побродив по округе, N459S17 вернулся в цех и с удивлением обнаружил, что его тут уже ждали начальник участка и сотрудник службы безопасности.
— В чём дело N459S17? Почему вы самовольно покинули рабочее место? — спросил руководитель.
— Так ведь конвейер встал, что тут делать? — стал оправдываться N459S17.
— В любом случае, вы не имели права покидать рабочее место без согласования с заведующим цехом и отметки о выходе, — суровой тон начальника подавлял железной непреклонностью.
N459S17 смотрел на руководителя и не знал, что ответить. Обычно ему становилось совестно, если по нелепому недоразумению случалось нарушить режим, но сейчас N459S17 стыда не чувствовал, не смотря на то, что начальник формально был прав. Более того, претензии представлялись совершенно необоснованными: ведь в его отсутствие ничего не случилось, и даже конвейеры не заработали.
— Вот что, — подытожил начальник, — можете не рассчитывать на премию в этом квартале. Пишите объяснительную, а там посмотрим: возможно, удастся избежать штрафа, хотя сомневаюсь.
Вскоре запустили конвейер, и работа продолжилась.
— Зря ты ушёл, — сказал Q 231S8, — штраф — это паршиво.
N459S17 кивнул в ответ: будто он и сам не знал. Штраф означал, что либо придётся хуже питаться, либо в шумном, вонючем цехе стоять у пресса лишние часы. Стало досадно.
— А ты не помнишь, как тебя звали раньше? — спросил N459S17 у молодого коллеги.
— Нет.
— А мне почему-то захотелось вспомнить, а не получается. Раньше всё было иначе. Я тогда что-то хотел в жизни, к чему-то стремился… вот только к чему?
— Какая разница? Надо о будущем думать, — отрезал Q 231S8, у которого тема не вызвал энтузиазма.
— А какое тут будущее? — недовольно проговорил N459S17. — Наше будущее — это сдохнуть и отправиться на переработку. Какой смысл о нём думать?
Q 231S8 посмотрел на коллегу непонимающим взглядом, но N459S17 продолжал:
— Мы биомусор, и наша единственная цель: переродиться в продукты из вторсырья. А прошлое — это наша суть, это опыт, который сделал нас такими, какие мы есть, сформировал наш характер и индивидуальность. А их вместе с воспоминаниями отняла эта штуковина. Ты хоть знаешь, где мы находимся?
— Нет, — покачал головой молодой человек, — не задумывался. Работать надо.
Посмотрев в пустые глаза коллеги и не найдя в них понимания, N459S17 снова уткнулся в пульт управления.
Остаток дня прошёл без происшествий, вот только N459S17 глодали мрачные мысли, и в этих думах он вернулся к себе в комнату. Его внезапно перестала удовлетворять высшая цель, которую он когда-то для себя обнаружил, и которую без сомнения поставил сам Главный. Теперь перерождение представлялось лишь бессмысленной нелепостью, злой шуткой безличного механизма. Он чувствовал ужасный разлад внутри и долго ворочался на скрипучей кровати, не в состоянии уснуть.
А наутро N459S17 совсем забыл, о чём думал вчера. Он только помнил, что приходили важные мысли, но какие именно — совершенно вылетело из памяти. Захотелось их вернуть. Промотав в голове события прошедшего дня, N459S17 сделал вывод, что появление мыслей связано с несанкционированным уходом с рабочего места. Полдня он стоял за прессом, лелея надежду, что конвейер снова встанет, и он повторит вчерашнее, но поломки так и не случилось.
Когда же наступило время обеда, N459S17 стало настолько невмоготу, что он плюнул на распорядок и покинул цех, не спросив разрешения и не отметившись. Он понимал, что за проступок могут уволить, но по необъяснимой для себя причине, N459S17 уходил всё дальше от фабрики, плутая в железных кишках коридоров, и думал. За стенами гудели механизмы и ревели машины. Они что-то перерабатывали, прессовали и делали товары, которые текли в многочисленные магазины, чтобы местные обитатели могли тратить заработанное. N459S17 стало тошно от этого места, снова пришло ощущение нелепости происходящего. Ему уже было не страшно вылететь вон — такой итог жизни ни чем не отличался от будущего, что ждало здесь.
Внезапно внимание N459S17 привлёк мужчина средних лет. Одет он был в старый растянутый свитер и поношенные джинсы, а потому резко выделялся на фоне местных обитателей. N459S17 удивлённо глазел на необычного прохожего, не понимая, кто он и как тут оказался.
— Чего уставился? — весело окликнул его незнакомец, проходя мимо.
— Ты одет по-другому, — сказал N459S17. — Это странно.
— Странно, что ты вообще меня заметил. Обычно не замечают.
— Это почему?
— Всё тебе расскажи и покажи? — прищурился мужчина. — Ну да ладно, раз ты меня видишь, то и скрывать бессмысленно. Короче, я уволился.
— Как так?
— Очень просто, взял и уволился.
N459S17 почесал затылок, пытаясь найти логику в словах собеседника.
— А ты чего такой хмурый бродишь? — спросил странный человек.
— Я из цеха самовольно ушёл, теперь не знаю, что делать.
— Ах, вон оно как, а я, почему-то так и подумал. Меня, кстати, Максим зовут, а тебя?
— N459S17. Имя не помню.
— Бывает, я тоже не сразу вспомнил. Что ж, будем знакомы.
— А тебя, выходит совсем никто не видит? Даже эсбешники? — удивился N459S17.
— Никто. Я для них не существую.
— И тебя не могут выкинуть вон?
— Абсолютно верно.
— И это потому, что ты уволился? А если я уволюсь, меня тоже не вышвырнут?
Максим развёл руками:
— Выходит так.
— А где ты живёшь?
— Да тут недалеко. Показать?
N459S17 кивнул, и они пошли.
Убежище Максима располагалось в глубине служебных помещений, и чтобы туда попасть пришлось пролезть через заслонку в стене, протиснуться между связками кабелей, а затем пройти по техническим коридорам в плохо освещённую комнату с трубами и вентилями. Тут было душно и сыро, от клапанов валил пар и веяло жаром, а ржавчина толстым слоем покрывала железные стены и пол. За трубопроводом находился закуток, использующийся, судя по всему, для хранения старых запчастей, и там, в дальнем углу, среди стеллажей и хлама, пристроилась кушетка. Рядом стояли стол и пара стульев, а над ними на стене висел шкафчик, на полках которого N459S17 обнаружил керамические кружки и чашки. К розетке, которую Максим собственноручно врезал в общую сеть, были подключены электроплитка и чайник, а под кушеткой хранились кастрюли и сковородки.
— Неслабо ты обустроился! — N459S17 с нескрываемым любопытством осмотрел тайное жилище нового знакомого.
— Это верно, — улыбнулся Максим, — правда, пришлось потрудиться, чтоб затащить сюда всё это.
Включив чайник, он присел на кушетку:
— Тут не так уж и плохо, если подумать. Обычно таких, как я, называют бездомными, и в этом есть доля истины. Но если говорить по-существу, то тут все бездомные, ведь попав сюда, они лишились всего, в том числе своих родных жилищ.
— И давно ты тут обитаешь? — N459S17 присел на табурет.
— Почти год, — Максим насыпал в маленький фарфоровый чайничек заварку и залил кипятком. — Надо, чтоб настоялся. Наверное, уже не помнишь, что такое настоящий чай? Если, конечно, можно назвать настоящим то, что растёт в местных парниках.
— Никак не возьму в толк, — подумав, сказал N459S17, — обычно тех, кого уволили, выкидывают вон. Почему же тебя не выкинули?
— Ты разницу не уловил. Если тебя уволили, ты продолжаешь находиться в рамках системы и жить по её правилам. Когда же сам выходишь из игры, для системы ты перестаёшь существовать, как бы оказываешься в другой плоскости, в ином измерении, и перестаёшь быть видимым для всех, кто пляшет под её дудку.
— Но почему тогда все не уволятся? И почему я тебя вижу?
— По-разному бывает: кто-то привык так жить, и не представляет, что делать со свободой, а кто-то просто боится. Они-то не знают правды и уверены, что их выкинут вон. По поводу второго вопроса, я вот что думаю. Ты же говорил, что без разрешения покинул рабочее место, так? Видимо, когда ты пошёл против правил, система частично утратила власть над тобой. Но пока не полностью. А вот если уволишься, то совсем выйдешь из-под контроля, вспомнишь прошлое и станешь для всех невидимым, как я.
Максим вынул из шкафчика две кружки и налил в них чай. Забытый аромат приятно защекотал ноздри, а горячий напиток, разлившись по пищеводу, воскресил отблески прошлого, давно залёгшего на дно разума.
— Так ты, наверное, знаешь и про то место, куда всех выкидывают? — N459S17 отпил и поставил кружку на стол.
— К сожалению, нет, — покачал головой Максим, — ведь оттуда никто никогда не возвращался. Многие привыкли считать, что там пустота, Ничто, но так ли это на самом деле, остаётся гадать. Я не верю в Ничто, что-то там обязательно должно быть, но и проверять не хочется, ведь кто знает…
— Никто не знает, даже о том, где мы находимся, — заметил N459S17.
— Пойдём, — сказал Максим, встал с кушетки и направился к трубам. N459S17 последовал за ним. На огромном жёлтом вентиле красовалась штампованная надпись.
— Читай, — ткнул в неё пальцем Максим.
— «Пожиратель-275», — прочитал N459S17, — что-то знакомое.
— Это место, где мы находимся.
— И что он пожирает?
— Да всё подряд: города, природу, мир, нас, в конце конов.
— Какая странная штука… — N459S17 задумался, в голове толпилась куча вопросов.
— Кстати, советую поторопиться, чтобы уволиться раньше, чем они сами это с тобой сделают, — заметил Максим. — Только в цех не иди, беги сразу в контору, понял? Будут отговаривать или угрожать — не обращай внимания. Отказать они не в праве.
N459S17 вспомнил, что уже давно ушёл из цеха. Наверняка его спохватились и в любую минуту могли отправить в главный офис сигнал. Чуть ли ни бегом он бросился к выходу.
Управление мусороперерабатывающего завода находилось десятью этажами выше. N459S17 редко тут бывал, но расположение конторы помнил. На верхних уровнях люди выглядели совсем по-другому: они носили белые рубашки, а лица их были светлее и опрятнее, чем у рабочих внизу, хоть и такие же одинаковые. Иногда здесь встречались руководители. Одетые в костюмы с разноцветными нашивками на лацканах пиджаков, они гордо расхаживали среди рядовых конторщиков, посматривая на них сверху вниз.
В офисное помещение N459S17 вломился впопыхах, вызвав оторопь у девушки на ресепшене.
— Хочу уволиться, — с ходу огорошил её N459S17, и сотрудница уставилась на рабочего так, будто перед ней разверзлась мировая бездна, в её серых безучастных глазах сквозил ужас.
— Простите, что? — переспросила она.
— Я хочу уволиться! — отчеканил N459S17. — Ещё раз повторить?
— Э… ладно… я сейчас, — растерянно залепетала девушка и куда-то убежала.
Очень скоро она вернулась. Следом шагал мужчина в костюме, на лацканах его пиджака красовались синие нашивки — знак отличия руководителя среднего звена.
— Что вы хотели? — спросил он.
— Уволиться. Бумаги дайте, где расписаться.
Тот помялся, поводил бровями, а потом проговорил:
— Но позвольте, что вы собираетесь делать дальше? Вы ведь знаете, что не сможете устроиться на другую работу без рекомендации с предыдущего места, а уволенным мы рекомендации не даём. Вы осознаёте, к чему ведёт столь опрометчивый шаг?
— Да знаю я, к чему ведёт, не задерживайте, некогда мне, — поторопил его N459S17
— Вам стоит очень хорошо подумать, — строго произнёс начальник, подняв палец вверх. — Очень-очень хорошо! Я просто обязан вас предупредить о всей серьёзности последствий. Ваш случай, скажем так… не совсем стандартный, и мы…
— Вы мне отказываете?
— Нет, что вы, ни в коем случае, вы вольны делать всё, что пожелаете. Я сейчас же запрошу бумаги, вы подпишете их, и можете быть… свободны, — последнее слово начальник произнёс как-то странно. «Наверное, он в курсе», — подумал N459S17.
Вскоре перед N459S17 лежала кипа бумаг. Свою подпись он вспомнил легко, стоило взглянуть на документ, где он расписывался при приёме на работу. Посмотрел на дату: это было три года назад.
Но только N459S17 начал подписывать бумаги, как к руководителю подбежал служащий в белой рубашке и что-то сообщил.
— Погодите, — начальник попытался остановить N459S17, — выяснилось, что сегодня вы во время обеденного перерыва самовольно покинули рабочее место, и отсутствовали в течение часа. Мы должны пересмотреть условия вашего увольнения.
— Поздно спохватились, — мрачно произнёс N459S17, не отрываясь от своего занятия.
— Остановитесь! Вы не можете уволиться до выяснения обстоятельств! — начальник шагнул к рабочему и уже хотел забрать документы, но тот вскочил с места:
— Только попробуй подойти, я тебе эту ручку в глаз воткну.
Начальник отпрянул.
— Срочно вызовите службу безопасности! — приказал он девушке на ресепшене, и та судорожно начала куда-то звонить и объяснять ситуацию.
А N459S17 продолжал ставить подписи, и кипа бумаги уменьшалась на глазах. Он видел, как дверь открылась, и в помещение ворвались два коротко стриженных молодых человека в чёрном, как они направились к нему, желая схватить. Но теперь перед N459S17 лежал последний документ, и быстрым движением руки он поставил подпись перед самым носом эсбешников.
— Где он? — спросил один из них.
Начальник, секретарша и два парня стояли, удивлённо оглядываясь по сторонам и не находя только что сидевшего тут рабочего.
— Что? Съели, придурки? — воскликнул N459S17, встав из-за стола и показав средний палец всем четверым. Он спокойно прошёл сквозь них и с триумфом покинул контору, ощущая, как с плеч свалился камень, который приходилось таскать последние три года. Теперь N459S17 дышал полной грудью и с усмешкой посматривал на прохожих, что по-прежнему находились в плену системы.
N459S17 вернулся в арендуемую каморку, чтобы забрать вещи. Теперь тут всё вызывало отвращение: пластиковая посуда, дешёвая мебель, сломанный телевизор, шкаф с комплектом серой повседневной формы. Он выдвинул из-под кровати ящик. В старом пластмассовом контейнере лежала одежда: толстовка, куртка, джинсы и ботинки с отбитыми носами и отстающей подошвой. От вещей несло затхлостью, и вместе с тем пахло чем-то знакомым: в голове всплыли забытые картины осеннего леса и городских улиц. Рассеявшийся сон прошлого воскресал, вновь обретая краски и форму.
N459S17 переоделся и вышел. Он шагал мимо одинаковых штампованных дверей, желая навсегда покинуть это место, как вдруг за одной из них услышал всхлипы. Остановился, хотел пройти мимо, но передумал. Осторожно постучался. Всхлипы прекратился, но никто не открыл, он постучался настойчивее.
Дверь скрипнула, и из полумрака комнаты на N459S17 уставилось испуганное женское лицо.
— Уже на выход? — спросила жительница дрожащим голосом. — Ещё же пять дней до конца месяца.
Она почему-то видела гостя, хоть и не должна была.
— Нет, я не из этих, — успокоил её N459S17. — Просто услышал плач, хотел спросит, что случилось?
— Понятно, — женщина тяжело вздохнула, — а что может случиться: уволили сегодня.
— Паршиво. И меня тоже… точнее я сам уволился, так что мы, считайте, в одной лодке. Пойдёмте, я покажу убежище.
Женщина недоверчиво посмотрела на человека в дверях:
— Вы не шутите? Меня там не найдут?
— Пока не знаю, но место тихое. Думаю, не должны.
— Да, да, хорошо, — она торопливо скрылась в комнате, и вскоре вышла с сумкой. — Я готова, ведите.
Они шли по железному коридору, освещённому отвратительными жёлтыми лампами с заляпанными плафонами, и разговаривали.
— За что тебя уволили? — спросил N459S17.
— Да вот, партия бракованная оказалась, а меня обвинили, — посетовала женщина. — Они постоянно виновных ищут и выкидывают вон. Четыре года назад мужа выкинули за нарушение распорядка, теперь — меня. Им плевать на людей, мы не стоим даже копеек, затраченных на испорченный материал. Мы ничто. Народу каждый день приходит столько, что его совсем не жалко. Как можно так поступать с нами?
— Это механизм, — рассудил N459S17, — а механизму неведома жалость. Если деталь ломается, её выкидывают.
— Но мы не детали!
— Руководство считает по-другому. Они нам дают работу, они и правила устанавливают. Тут мы бессильны.
Знакомой дорогой N459S17 довёл женщину до входа в жилище Максима. Оглянувшись и убедившись, что рядом никого нет, отодвинул заслонку, и они проникли в технический коридор.
— Человек один тут живёт, тоже уволенный, — объяснил N459S17.
Максим лежал на кушетке и читал непонятно откуда взявшуюся бумажную книгу в твёрдом переплёте. N459S17 только слышал о таких, но сам в руках не держал. Увидев, что рабочий пришёл не один, Максим заволновался.
— Зачем ты её привёл? Её же найдут! — он вскочил с лежанки. — Таким, как она, нельзя тут долго прятаться.
Женщина растерянно переводила взгляд то на одного, то на другого.
— Неужели ничего нельзя сделать! — удивился N459S17. — Надо помочь человеку.
Максим выглядел расстроенным, он сел на кушетку и задумался:
— Я просто не знаю других путей стать невидимым. К несчастью, но мы бессильны.
— Пусть она поживёт здесь, тут же никого нет.
— Ремонтники, бывает, заходят. Иногда они не докладывают о бездомных, жалеют, но не все, особенно, если приходит проверка. Остаётся надеяться на везенье. Впрочем… — Максим задумался, а потом внезапно оживился, — кажется, у меня есть идея. Что если попробовать удалить личное дело? Надо всего лишь пробраться в архив «Пожирателя» и с одного из компьютеров зайти в базу данных. Нам это будет не сложно. И если сработает…
— Если это сработает, — перебил N459S17, — мы сможем освободить всех!
— Могу представить, что тогда начнётся, — усмехнулся Максим.