- Я не понимаю, - сказала она. - Я не понимаю по-итальянски.
- Я говорю по-английски, - сказал я. - Нужно устроить меня куда-нибудь.
- Ни одна палата не готова. Мы еще никого не ждали.
Она старалась подобрать волосы и близоруко щурилась на меня.
- Покажите, куда меня положить.
- Не знаю, - сказала она. - Мы никого не ждали. Я не могу положить вас куда попало.
- Все равно куда, - сказал я. - Затем швейцару по-итальянски: - Найдите свободную комнату.
- Они все свободны, - сказал швейцар. - Вы здесь первый раненый. - Он держал фуражку в руке и смотрел на пожилую сестру.
- Да положите вы меня куда-нибудь, ради бога! - Боль в согнутых ногах все усиливалась, и я чувствовал, как она насквозь пронизывает кость. Швейцар скрылся за дверью вместе с седой сестрой и быстро вернулся.
- Идите за мной, - сказал он. Меня понесли длинным коридором и внесли в комнату со спущенными шторами. В ней пахло новой мебелью. У стены стояла кровать, в углу - большой зеркальный шкаф. Меня положили на кровать.
- Я не могу дать простынь, - сказала женщина, - простыни все заперты.
Я не стал разговаривать с ней.
- У меня в кармане деньги, - сказал я швейцару. - В том, который застегнут на пуговицу.
Швейцар достал деньги. Оба санитара стояли у постели с шапками в руках.
- Дайте им обоим по пять лир и пять лир возьмите себе. Мои бумаги в другом кармане. Можете отдать их сестре.
Санитары взяли под козырек и сказали спасибо.
- До свидания, - сказал я. - Вам тоже большое спасибо.
Они еще раз взяли под козырек и вышли.
- Вот, - сказал я сестре, - это моя карточка и история болезни.
Женщина взяла бумаги и посмотрела на них сквозь очки. Бумаг было три, и они были сложены.
- Я не знаю, что делать, - сказала она. - Я не умею читать по-итальянски. Я ничего не могу сделать без распоряжения врача. - Она расплакалась и сунула бумаги в карман передника. - Вы американец? - спросила она сквозь слезы.
- Да. Положите, пожалуйста, бумаги на столик у кровати.
В комнате было полутемно и прохладно. С кровати мне было видно большое зеркало в шкафу, но не было видно, что в нем отражалось. Швейцар стоял в ногах кровати. У него было славное лицо, и он казался мне добрым.
- Вы можете идти, - сказал я ему. - И вы тоже, - сказал я сестре. - Как вас зовут?
- Миссис Уокер.
- Идите, миссис Уокер. Я попытаюсь уснуть.
Я остался один в комнате. В ней было прохладно и не пахло больницей. Матрац был тугой и удобный, и я лежал не двигаясь, почти не дыша, радуясь, что боль утихает. Немного погодя мне захотелось пить, и я нашел у изголовья грушу звонка и позвонил, но никто не явился. Я заснул.
Проснувшись, я огляделся по сторонам. Сквозь ставни проникал солнечный свет. Я увидел большой гардероб, голые стены и два стула. Мои ноги в грязных бинтах, как палки, торчали на кровати. Я старался не шевелить ими. Мне хотелось пить, и я потянулся к звонку и нажал кнопку. Я услышал, как отворилась дверь, и оглянулся, и увидел сестру, не вчерашнюю, а другую. Она показалась мне молодой и хорошенькой.
- Доброе утро, - сказал я.
- Доброе утро, - сказала она и подошла к кровати. - Нам не удалось вызвать доктора. Он уехал на Комо. Мы не знали, что сегодня привезут кого-нибудь. А что у вас?
- Я ранен. Оба колена и ступни, и голова тоже задета.
- Как вас зовут?
- Генри, Фредерик Генри.
- Я сейчас вас умою. Но повязок мы не можем трогать до прихода доктора.
- Скажите, мисс Баркли здесь?
- Нет. У нас такой нет.
- Что это за женщина, которая плакала, когда меня привезли?
Сестра рассмеялась.
- Это миссис Уокер. Она дежурила ночью и заснула. Она не думала, что кого-нибудь привезут.
Разговаривая, она раздевала меня, и когда сняла все, кроме повязок, то стала меня умывать, очень легко и ловко. Умывание меня очень освежило. Голова моя была забинтована, но она обмыла везде вокруг бинта.
- Где вы получили ранение?
- На Изонцо, к северу от Плавы.
- Где это?
- К северу от Гориции.
Я видел, что все эти названия ничего не говорят ей.
- Вам очень больно?
Она вложила мне градусник в рот.
- Итальянцы ставят под мышку, - сказал я.
- Не разговаривайте.