Обе девушки влезли внутрь и уселись в уголке. Они как будто и не слыхали выстрелов. Я оглянулся назад. Сержант лежал на дороге в грязной фуфайке с длинными рукавами. Я сел рядом с Пиани, и мы тронулись. Мы хотели проехать через поле. Когда машины свернули на поле, я слез и пошел вперед. Если б нам удалось проехать через поле, мы бы выехали на дорогу. Нам не удалось проехать. Земля была слишком рыхлая и топкая. Когда машины застряли окончательно и безнадежно, наполовину уйдя колесами в грязь, мы бросили их среди поля и пошли к Удине пешком.
Когда мы вышли на дорогу, которая вела назад, к главному шоссе, я указал на нее девушкам.
- Идите туда, - сказал я. - Там люди.
Они смотрели на меня. Я вынул бумажник и дал каждой по десять лир.
- Идите туда, - сказал я, указывая пальцем. - Там друзья! Родные!
Они не поняли, но крепко зажали в руке деньги и пошли по дороге. Они оглядывались, словно боясь, что я отниму у них деньги. Я смотрел, как они шли по дороге, плотно закутавшись в шали, боязливо оглядываясь на нас. Все три шофера смеялись.
- Сколько вы дадите мне, если я пойду в ту сторону, tenente? - спросил Бонелло.
- Если уж они попадутся, так пусть лучше в толпе, чем одни, - сказал я.
- Дайте мне две сотни лир, и я пойду назад, прямо в Австрию, - сказал Бонелло.
- Там их у тебя отберут, - сказал Пиани.
- Может быть, война кончится, - сказал Аймо.
Мы шли по дороге так быстро, как только могли. Солнце пробивалось сквозь тучи. Вдоль дороги росли тутовые деревья. Из-за деревьев мне видны были наши машины, точно два больших мебельных фургона, торчавшие среди поля. Пиани тоже оглянулся.
- Придется построить дорогу, чтоб вытащить их оттуда, - сказал он.
- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Бонелло.
- В Америке ездят на велосипедах? - спросил Аймо.
- Прежде ездили.
- Хорошая вещь, - сказал Аймо. - Прекрасная вещь велосипед.
- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Еонелло. - Я плохой ходок.
- Что это, стреляют? - спросил я. Мне показалось, что я слышу выстрелы где-то вдалеке.
- Не знаю, - сказал Аймо. Он прислушался.
- Кажется, да, - сказал я.
- Раньше всего мы увидим кавалерию, - сказал Пиани.
- По-моему, у них нет кавалерии.
- Тем лучше, черт возьми, - сказал Бонелло. - Я вовсе не желаю, чтобы какая-нибудь кавалерийская сволочь проткнула меня пикой.
- Ловко вы того сержанта прихлопнули, tenente, - сказал Пиани. Мы шли очень быстро.
- Я его застрелил, - сказал Бонелло. - Я за эту войну еще никого не застрелил, и я всю жизнь мечтал застрелить сержанта.
- Застрелил курицу на насесте, - сказал Пиани. - Не очень-то быстро он летел, когда ты в него стрелял.
- Все равно. Я теперь всегда буду помнить об этом. Я убил эту сволочь, сержанта.
- А что ты скажешь на исповеди? - спросил Аймо.
- Скажу так: благословите меня, отец мой, я убил сержанта.
Все трое засмеялись.
- Он анархист, - сказал Пиани. - Он не ходит в церковь.
- Пиани тоже анархист, - сказал Бонелло.
- Вы действительно анархисты? - спросил я.
- Нет, tenente. Мы социалисты. Мы все из Имолы.
- Вы там никогда не бывали?
- Нет.
- Эх, черт! Славное это местечко, tenente. Приезжайте туда к нам после войны, там есть что посмотреть.
- И там все социалисты?
- Все до единого.
- Это хороший город?
- Еще бы. Вы такого и не видели.
- Как вы стали социалистами?
- Мы все социалисты. Там все до единого - социалисты. Мы всегда были социалистами.
- Приезжайте, tenente. Мы из вас тоже социалиста сделаем.
Впереди дорога сворачивала влево и взбиралась на невысокий холм мимо фруктового сада, обнесенного каменной стеной. Когда дорога пошла в гору, они перестали разговаривать. Мы шли все четверо в ряд, стараясь не замедлять шага.
Глава тридцатая
Позднее мы вышли на дорогу, которая вела к реке. Длинная вереница брошенных грузовиков и повозок тянулась по дороге до самого моста. Никого не было видно. Вода в реке стояла высоко, и мост был взорван посередине; каменный свод провалился в реку, и бурая вода текла над ним. Мы пошли по берегу, выискивая место для переправы. Я знал, что немного дальше есть железнодорожный мост, и я думал, что, может быть, нам удастся переправиться там. Тропинка была мокрая и грязная. Людей не было видно, только брошенное имущество и машины. На самом берегу не было никого и ничего, кроме мокрого кустарника и грязной земли. Мы шли вдоль берега и наконец увидели железнодорожный мост.
- Какой красивый мост! - сказал Аймо. Это был длинный железный мост через реку, которая обычно высыхала до дна.