27791.fb2
- Некому взрывать, - сказал Пиани. - Все ушли.
- Он, вероятно, минирован, - сказал Бонелло. - Идите вы первый, tenente.
- Каков анархист, а? - сказал Аймо. - Пусть он сам идет первый.
- Я пойду, - сказал я. - Вряд ли он так минирован, чтобы взорваться от шагов одного человека.
- Видишь, - сказал Пиани. - Вот что значит умный человек. Не то что ты, анархист.
- Был бы я умный, так не был бы здесь, - сказал Бонелло.
- А ведь неплохо сказано, tenente, - сказал Аймо.
- Неплохо, - сказал я. Мы были уже у самого моста. Небо опять заволокло тучами, и накрапывал дождь. Мост казался очень длинным и прочным. Мы вскарабкались на железнодорожную насыпь.
- Давайте по одному, - сказал я и вступил на мост. Я оглядывал шпалы и рельсы, ища проволочных силков или признаков мины, но ничего не мог заметить. Внизу, в просветах между шпалами, видна была река, грязная и быстрая. Впереди, за мокрыми полями, можно было разглядеть под дождем Удине. Перейдя мост, я огляделся. Чуть выше по течению на реке был еще мост. Пока я стоял и смотрел, по этому мосту проехала желтая, забрызганная грязью легковая машина. Парапет был высокий, и кузов машины, как только она въехала на мост, скрылся из виду. Но я видел головы шофера, человека, который сидел рядом с ним, и еще двоих на заднем сиденье. Все четверо были в немецких касках. Машина достигла берега и скрылась из виду за деревьями и транспортом, брошенным на дороге. Я оглянулся на Аймо, который в это время переходил, и сделал ему и остальным знак двигаться быстрее. Я спустился вниз и присел под железнодорожной насыпью. Аймо спустился вслед sa мной.
- Вы видели машину? - спросил я.
- Нет. Мы смотрели на вас.
- Немецкая штабная машина проехала по верхнему мосту.
- Штабная машина?
- Да.
- Пресвятая дева!
Подошли остальные, и мы все присели в грязи под насыпью, глядя поверх нее на ряды деревьев, канаву и дорогу.
- Вы думаете, мы отрезаны, tenente?
- Не знаю. Я знаю только, что немецкая штабная машина поехала по этой дороге.
- Вы вполне здоровы, tenente? У вас не кружится голова?
- Не острите, Бонелло.
- А не выпить ли нам? - спросил Пиани. - Если уж мы отрезаны, так хотя бы выпьем. - Он отцепил свою фляжку от пояса и отвинтил пробку.
- Смотрите! Смотрите! - сказал Аймо, указывая на дорогу. Над каменным парапетом моста двигались немецкие каски. Они были наклонены вперед и подвигались плавно, с почти сверхъестественной быстротой. Когда они достигли берега, мы увидели тех, на ком они были надеты. Это была велосипедная рота. Я хорошо разглядел двух передовых. У них были здоровые, обветренные лица. Их каски низко спускались на лоб и закрывали часть щек. Карабины были пристегнуты к раме велосипеда. Ручные гранаты ручкой вниз висели у них на поясе. Их каски и серые мундиры были мокры, и они ехали неторопливо, глядя вперед и по сторонам. Впереди ехало двое, потом четверо в ряд, потом двое, потом сразу десять или двенадцать, потом снова десять, потом один, отдельно. Они не разговаривали, но мы бы их и не услышали из-за шума реки. Они скрылись из виду на дороге.
- Пресвятая дева! - сказал Аймо.
- Это немцы, - сказал Пиани. - Это не австрийцы.
- Почему здесь некому остановить их? - сказал я. - Почему этот мост не взорван? Почему вдоль насыпи нет пулеметов?
- Это вы нам скажите, tenente, - сказал Бонелло.
Я был вне себя от злости.
- С ума все посходили. Там, внизу, взрывают маленький мостик. Здесь, на самом шоссе, мост оставляют. Куда все девались? Что ж, так их и не попытаются остановить?
- Это вы нам скажите, tenente, - повторил Бонелло.
Я замолчал. Меня это не касалось; мое дело было добраться до Порденоне с тремя санитарными машинами. Мне это не удалось. Теперь мое дело просто добраться до Порденоне. Но я, видно, не доберусь даже до Удине. Ну и черт с ним! Главное, это сохранить спокойствие и не угодить под пулю или в плен.
- Вы, кажется, открывали фляжку? - спросил я Пиани. Он протянул мне ее. Я отпил порядочный глоток. - Можно идти, - сказал я. - Спешить, впрочем, некуда. Хотите поесть?
- Тут не место останавливаться, - сказал Бонелло.
- Хорошо. Идем.
- Будем держаться здесь, под прикрытием?
- Лучше идти по верху. Они могут пройти и этим мостом. Гораздо хуже будет, если они очутятся у нас над головой, прежде чем мы их увидим.
Мы пошли по железнодорожному полотну. По обе стороны от нас тянулась мокрая равнина. Впереди за равниной был холм, и за ним Удине. Крыши расступались вокруг крепости на холме. Видна была колокольня и башенные часы. В полях было много тутовых деревьев. В одном месте впереди путь был разобран. Шпалы тоже были вырыты и сброшены под насыпь.
- Вниз, вниз! - сказал Аймо.
Мы бросились вниз, под насыпь. Новый отряд велосипедистов проезжал по дороге. Я выглянул из-за края насыпи и увидел, что они проехали мимо.
- Они нас видели и не остановились, - сказал Аймо.
- Перебьют нас здесь, tenente, - сказал Аймо.
- Мы им не нужны, - сказал я. - Они гонятся за кем-то другим. Для нас опаснее, если они наткнутся на нас неожиданно.
- Я бы охотнее шел здесь, под прикрытием, - сказал Бонелло.
- Идите. Мы пойдем по полотну.
- Вы думаете, нам удастся пройти? - спросил Аймо.
- Конечно. Их еще не так много. Мы пройдем, когда стемнеет.
- Что эта штабная машина тут делала?
- Черт ее знает, - сказал я. Мы шли по полотну. Бонелло устал шагать по грязи и присоединился к нам. Линия отклонилась теперь к югу, в сторону от шоссе, и мы не видели, что делается на дороге. Мостик через канал оказался взорванным, но мы перебрались по остаткам свай. Впереди слышны были выстрелы.
За каналом мы опять вышли на линию. Она вела к городу прямиком, среди полей. Впереди виднелась другая линия. На севере проходило шоссе, на котором мы видели велосипедистов; к югу ответвлялась неширокая дорога, густо обсаженная деревьями. Я решил, что нам лучше всего повернуть к югу и, обогнув таким образом город, идти проселком на Кампоформио и Тальяментское шоссе. Мы могли оставить главный путь отступления в стороне, выбирая боковые дороги. Мне помнилось, что через равнину ведет много проселочных дорог. Я стал спускаться с насыпи.
- Идем, - сказал я. Я решил выбраться на проселок и с южной стороны обогнуть город. Мы все спускались с насыпи. Навстречу нам с проселочной дороги грянул выстрел. Пуля врезалась в грязь насыпи.