- Я выпью вина, - сказала Кэтрин. - Ничего мне от этого не будет. Может быть, тут есть наше белое капри.
- Наверно, есть, - сказал я. - В таком отеле всегда бывают итальянские вина.
Кельнер постучал в дверь. Он принес виски в стакане со льдом и на том же подносе маленькую бутылку содовой.
- Спасибо, - сказал я. - Поставьте здесь. Будьте добры, принесите сюда обед на две персоны и две бутылки сухого белого капри во льду.
- Прикажете на первое - суп?
- Ты хочешь суп, Кэт?
- Да, пожалуйста.
- Один суп.
- Слушаю, сэр.
Он вышел и затворил двери. Я вернулся к газетам и к войне в газетах и медленно лил содовую в стакан со льдом и виски. Надо было сказать, чтобы не клали лед в виски. Принесли бы лед отдельно. Тогда можно определить, сколько в стакане виски, и оно не окажется вдруг слишком слабым от содовой. Надо будет купить бутылку виски и сказать, чтобы принесли только лед и содовую. Это лучше всего. Хорошее виски - приятная вещь. Одно из самых приятных явлений жизни.
- О чем ты думаешь, милый?
- О виски.
- А о чем именно?
- О том, какая славная вещь виски.
Кэтрин сделала гримасу.
- Ладно, - сказала она.
Мы прожили в этом отеле три недели. Там было недурно: ресторан обычно пустовал, и мы очень часто обедали у себя в номере. Мы гуляли по городу, и ездили трамваем в Уши, и гуляли над озером. Погода стояла совсем теплая, и было похоже на весну. Мы жалели, что уехали из своего шале в горах, но весенняя погода продолжалась всего несколько дней, и потом опять наступила холодная сырость переходного времени.
Кэтрин закупала все необходимое для ребенка. Я ходил в гимнастический зал боксировать для моциона. Обычно я ходил туда утром, пока Кэтрин еще лежала в постели. В мнимовесенние дни очень приятно было после бокса и душа пройтись по улице, вдыхая весенний воздух, зайти в кафе посидеть и посмотреть на людей, и прочесть газету, и выпить вермуту; а потом вернуться в отель и позавтракать с Кэтрин. Преподаватель бокса в гимнастическом зале носил усы, у него были очень точные и короткие движения, и он страшно пугался, когда станешь нападать на него. Но в гимнастическом зале было очень приятно. Там было много воздуха и света, и я трудился на совесть, прыгал через веревку, и тренировался в различных приемах бокса, и делал упражнения для мышц живота, лежа на полу в полосе солнечного света, падавшей из раскрытого окна, и порой пугал преподавателя, боксируя с ним. Сначала я не мог тренироваться перед длинным узким зеркалом, потому что так странно было видеть боксера с бородой. Но под конец меня это просто смешило. Я хотел сбрить бороду, как только начал заниматься боксом, но Кэтрин не позволила мне.
Иногда мы с Кэтрин ездили в экипаже по окрестностям. В хорошую погоду ездить было приятно, и мы нашли два славных местечка, куда можно было заехать пообедать. Кэтрин уже не могла много ходить, и я с удовольствием ездил с ней вместе по деревенским дорогам.
Если день был хороший, мы чудесно проводили время, и ни разу мы не провели время плохо. Мы знали, что ребенок уже совсем близко, и от этого у нас обоих было такое чувство, как будто что-то подгоняет нас и нельзя терять ни одного часа, который мы можем быть вместе.
Глава сорок первая
Как-то я проснулся около трех часов утра и услышал, что Кэтрин ворочается на постели.
- Тебе нездоровится, Кэт?
- У меня как будто схватки, милый.
- Регулярно?
- Нет, не совеем.
- Если пойдут регулярно, нужно ехать в больницу. Мне очень хотелось спать, и я заснул. Вскоре я проснулся снова.
- Ты, может, позвонишь доктору, - сказала Кэтрин. - Может, это уже начинается.
Я подошел к телефону и позвонил доктору.
- Как часто повторяются схватки? - спросил ОН..
- Как часто, Кэт?
- Примерно каждые пятнадцать минут.
- Тогда поезжайте в больницу, - сказал доктор. - Я сейчас оденусь и тоже приеду туда.
Я повесил трубку и потом позвонил в привокзальный гараж, чтобы вызвать такси. Долгое время никто не подходил к телефону. Наконец я добился какого-то человека, который обещал сейчас же выслать машину. Кэтрин одевалась. В ее чемодане было уже сложено все необходимое для больницы и детские вещи. Мы вышли в коридор, и я позвонил лифтеру. Ответа не было. Я сошел вниз. Внизу никого не было, кроме ночного швейцара. Я сам поднялся в лифте наверх, внес в кабину чемодан Кэтрин, она вошла, и мы спустились вниз. Ночной швейцар открыл нам дверь, и мы сели на каменные тумбы у ступенек парадного крыльца и стали ждать такси. Ночь была ясная, и на небе были звезды. Кэтрин была очень возбуждена.
- Я так рада, что уже началось, - сказала она. - Теперь скоро все будет позади.
- Ты молодец.
- Я не боюсь. Только бы вот такси скорее приехало.
Мы услышали шум машины на улице и увидели свет от фар. Такси подъехало к крыльцу, и я помог Кэтрин сесть, а шофер поставил чемодан на переднее сиденье.
- В больницу, - сказал я.
Мы выехали на мостовую и стали подниматься в гору.
Когда мы подъехали к больнице, я взял чемодан, и мы вошли. Внизу за конторкой сидела женщина, которая записала в книгу имя и фамилию Кэтрин, возраст, адрес, сведения о родственниках и о религии. Кэтрин сказала, что у нее нет никакой религии, и женщина поставила против этого слова в книге черточку. Кэтрин сказала, что ее фамилия Генри.
- Я отведу вас в палату, - сказала женщина.
Мы поднялись на лифте. Женщина остановила лифт, и мы вышли и пошли за ней по коридору. Кэтрин крепко держалась за мою руку.
- Вот это ваша палата, - сказала женщина. - Пожалуйста, раздевайтесь и ложитесь в постель. Вот вам ночная сорочка.
- У меня есть ночная сорочка, - сказала Кэтрин.
- Вам удобнее будет в этой, - сказала женщина.
Я вышел и сел на стул в коридоре.
- Теперь можете войти, - сказала сестра, стоя в дверях.
Кэтрин лежала на узкой кровати, в простой ночной сорочке с квадратным вырезом, сделанной" казалось, из простого холста. Она улыбнулась мне.