Восьмой день второго месяца весны 4-го года со дня Реставрации (по имперскому летоисчислению), полдень.
Тронный зал изрядно обновился за последние четыре года. Новая мебель, новые ковры на полу, новые гобелены на стенах, новый мрамор облицовки, новые люди. Много, очень много новых людей: советники, наместники, купцы, владельцы мануфактур.
Почти пять лет прошло с момента гибели зрящего Ратриолы. То был последний год старой эпохи. Год, когда изменилось все, в первую очередь — Империя Тьмы. Впрочем, как выяснилось, это стало лишь началом.
За прошедшее время страна преобразилась так сильно, что глаза отказывались верить увиденному. Шахрион, откровенно говоря, даже не рассчитывал на столь быстрые и значительные перемены. Он полагал, что, облегчив налоговый гнет, связав все уголки внезапно разросшейся державы новыми дорогами, а также обеспечив льготы всем, кто желал строить мануфактуры, он сумеет добиться положительных, пускай и скромных результатов, но реальность превосходила самые смелые ожидания.
Товары порождали деньги, а те — новые товары, которые с пугающей скоростью распространялось среди простолюдинов, внезапно обзаведшихся звонкой монетой. Раны, нанесенные короткой, но жестокой войной заросли, точно их никогда и не было, а все соседи, замерев от ужаса, наблюдали за изменениями, происходившими в, казалось бы, навсегда разрушенной и побежденной стране.
«Да, многое изменилось», — подумал Шахрион. — «В первую очередь — я».
Он оглядел заполненный людьми зал, затем перевел взгляд на Тартионну, восседавшую на соседнем троне. Его советница, его королева, мать его сына. Его Госпожа.
Тартионна перехватила взгляд мужа и ободряюще улыбнулась.
«Без ее поддержки и любви Паштиона я не протянул бы так долго», — подумал император, взмахом руки приказывая собравшимся подняться с колен.
Этот бессмысленный, набивший оскомину церемониал! Как же проще было, когда они впятером собиралась в маленькой комнате без окон и обсуждали насущные проблемы. Черный Властелин и помыслить не мог, что будет скучать по тем страшным, но восхитительным временам. Однако сейчас Шахрион — император, владыка сильнейшего государства на континенте, а потому просто обязан демонстрировать свою мощь всем, в первую очередь — новым подданным.
О да, они должны лицезреть непогрешимого, беспощадного, но справедливого владыку, чей вид вызывает трепет, а сила — уважение.
И если с первым у Шахриона всегда имелись проблемы — начинающий лысеть невысокий полноватый мужчина вряд ли испугает хоть кого-нибудь, то вот со вторым, как ни странно, все обстояло превосходно.
За годы, прошедшие с ночи, когда Безымянное заклинание обрекло на гибель десятки тысяч невинных, его сила настолько увеличилась, что придворные лизоблюды, начавшие сразу после войны сравнивать Шахриона с Первым Некромантом, в общем-то, оказались недалеки от истины.
«Жаль, что плата за могущество столь ужасна», — подумал Черный Властелин, ощущая начинавшееся подниматься откуда-то из глубин раздражение.
Непонятная, глупая и внезапная злость с каждым годом становилась все сильнее, и контролировать ее получалось хуже и хуже. Причем в последние месяцы процесс, кажется, начал приобретать лавинообразный характер. И, как будто этого мало, редкие сперва приступы головной боли усиливались с каждым днем, превратившись практически в непрерывную пытку. Вот уже почти два года Шахрион просыпался и засыпал, ощущая, как раскаленные иглы ввинчиваются в мозг. Иногда боль почти проходила, иногда, напротив, укладывала его на день-другой в постель. Но неизменным оставалось одно: она, как и Тень, стали вечными спутницами Черного Властелина.
Однако пока что некромант держался. Терпел, глотал пилюли, когда не помогало — выл от муки, но запрещал себе сдаваться.
«А раз я еще могу бороться, значит — буду», — решил император, в пол уха слушая витиеватый доклад наместника Ларнисии, которому выпала честь выступать первым. Ничего особо интересного тот не сказал: в провинции все хорошо, весна вступила в свои полные права и скоро можно будет собирать озимые — урожай должен быть отменным.
В тон ему распинался и благороднейший Корф Тифираэль, управлявший от имени императора Саргилией — житницей сперва Империи, затем — Исиринатии, и вот, опять Империи. Этот вещал, надувшись от осознания собственной важности, точно индюк, и согласно докладу выходило, что еще немного, и на землю ступить сама Мать Тишины, дабы похвалить своих верных детей за великолепно проделанную работу, так прекрасно шли дела в провинции.
«Так, хватит», — оборвал себя Шахрион, благосклонно внимая наместнику и прикидывая, каким образом получится истратить средства, полученные от продажи излишков зерна.
Сразу же вырисовалось несколько интересных вариантов, что заметно улучшило настроение императора.
«Быть может, в этом году все-таки сможем открыть школу для детей простых сословий», — рассеянно подумал Шахрион, слушая очередного сановника, — «очень не хватает образованных людей».
Время шло, один наместник за другим докладывал о событиях в провинции, император скучал.
Наконец, пришел черед Китариона. Кареглазый кольценосец, в награду за верную службу получивший Марейнию, незадолго до своего приезда отправил императору радостное послание с обещанием приятного сюрприза.
— Владыка, — Китарион упал на одно колено.
Пять лет никоим образом не изменили высокого сильного мужчину. Ни унции лишнего жира, ни единого следа праздного образа жизни, которые моментально появляются на лицах и телах воинов, прекращающих ежедневные упражнения. Все такой же целеустремленный жесткий взгляд, все такая же собачья преданность.
Однако, как выяснилось, таланты Китариона распространялись далеко за военную сферу — он проявил себя как прекрасный организатор и управленец, за несколько лет возродив край, исконные жители которого были либо убиты, либо переселены в иные области Империи. Получив в свое распоряжение немногочисленные ресурсы и ораву колонистов, услышавших о раздаче бесплатных наделов для распашки и — что куда важнее — выпаса, он каким-то чудом сумел не только наладить их быт, но уже к концу третьего года начал платить налоги! Пускай и чисто символические.
«И все же… Мне не хватает его в столице», — с грустью подумал Шахрион.
Китарион был — наряду с Иритионом — одним из немногих людей, которым император мог доверять, как себе, а его советы всегда отличались мудростью… Но удерживать товарища силой Черный Властелин не решился, а тот, откровенно говоря, начал тяготиться жизнью в столице — раны, нанесенные его душе войной, оказались глубже, чем хотелось. Именно поэтому Шахрион позволил Китариону выйти в отставку. Все равно, если потребуется, того можно будет вернуть ко двору, а раз так — то пускай занимается тем, что нравится.
— Встань, Китарион, — распорядился Шахрион. — Я слушаю тебя.
— Владыка, — кольценосец поднялся, и широкая улыбка озарила его лицо. — Как тебе известно, в пламени минувших битв сгорело большинство знаменитых марейнийских табунов…
Шахрион кивнул. Это было правдой. Никто не желал подобного, однако поголовье лошадей Марйении за несколько месяцев войны сократилось до предела. Многих животных убили, многие разбежались и умерли от голода или клыков диких зверей, многих погубил отвратительный уход. Лошади — эти крайне капризные и прихотливые твари — мерли, точно мухи, и, прежде чем в Черной Цитадели успели опомниться, огромные, казалось, стада испарились, точно вода на солнце.
— Но мы не сдавались, и я с гордостью могу доложить, что уже в этом году первая сотня чистокровных марейнийских дестриэ наконец-то появится в имперской армии! А лично тебе, владыка, у меня приготовлен небольшой подарок: жеребец, трехлетка, быстрый, как ветер.
Шахрион улыбнулся, мягко и аккуратно, чтобы скрыть переполнявшую его радость — ежегодно на приобретение прегиштанских лошадей приходилось тратить баснословные суммы денег!
А покупать приходилось, потому как армия, лишенная конницы, не в состоянии выполнять серьезные боевые задачи. Всю свою жизнь — а в последние пять лет особенно — Император уделял колоссальное внимание военной мощи страны, многократно увеличив численность войск. Саму суть баталий, в которых копьеносцами служили живые мертвецы, а стрелками — солдаты-арбалетчики, Черный Властелин менять не планировал. Пройдет немало времени, прежде чем государства бывшей Лиги Света сумеют найти достойный ответ этой тактике, однако, отсутствие конницы угнетало.
Всадники — это не только таранный удар. Для пробивания вражеских рядов вполне можно использовать все ту же нежить, да и на присоединенных провинциях имелось немалое количество благородных и благороднейших, которые в обмен на землю приезжали в армию на собственных конях и приводили конных слуг. Нет, Шахрион давно обдумывал вариант принципиально нового использования всадников, да вот только лошадей остро не хватало и для более важных дел, какие уж тут эксперименты. Что ж, теперь можно будет попробовать кое-что перспективное.
«Надо будет обновить списки обедневших благородных», — подумал император. — «Через год, получу первые результаты. Может, ничего и не выйдет, но пока не сделаешь — не узнаешь».
Мысли о том, что к следующей весне его может уже не оказаться на этом свете чародей старательно гнал прочь — они и так стали его постоянными спутницами.
— Это превосходно, Китарион. Я знал, что ты не подведешь, прими мою благодарность. Награда не заставит себя ждать.
— Мне ничего не нужно для себя, владыка. Любой же дар я постараюсь обратить на нужды провинции.
«И это я знаю, мой дорогой Китарион, превосходно знаю».
— Хорошо, я обдумаю твои слова и отвечу позже. Можешь занять свое место.
Китарион коротко поклонился и вернулся в строй. Там он — одетый в простые черные одежды, лишенный украшений, выделялся, точно ворон среди голубей.
Следующим слово взял Иритион.
Старый полководец, получивший за заслуги титул маршала, немного сдал за прошедшие годы, однако все еще держался молодцом. И пускай он не хватал звезд с неба, но обладал просто колоссальным опытом. Именно поэтому Шахрион не просто поставил Иритиона командовать имперской армией, но и назначил наместником в Белом Городе — столице одной из самых важных провинций возродившейся Империи.
Именно Иритион следил за тем, чтобы на землях, отнятых у Радении, не начался мятеж, и чтобы северные соседи не решили внезапным наскоком отбить свою бывшую столицу.
— Владыка, — старый воитель опустился на одно колено.
— Встань и говори.
— На границах спокойно, но…
— Но? — Шахрион нахмурился.
— Что-то не в так, как должно быть, владыка. Не знаю, что, но мне это не нравится.
Император кивнул. Он был достаточно умен для того, чтобы не отмахиваться от опасений, пускай даже и высказанных в виде домыслов. Более того, он и сам разделял подозрения маршала. Радения так и не успела до конца оправиться от поражения, однако венценосец Гашиэн Третий делал все возможно и невозможное для того, чтобы превратить реванш из мечты в реальность. Он плел интриги и, к огорчению своему, Шахрион не знал, что именно задумал северный сосед.
В зале зашушукались. Да, другие придворные тоже не родились идиотами и прекрасно понимали, что маршал имеет в виду.
— Завтра же направлю в наши северные провинции нескольких надежных людей — пусть все проверят.
«А кроме того сам удостоверюсь кое в чем, но уже без этой показухи».
Шахрион специально сказал то, что сказал, вслух, отправляя его величеству Гашиэну послание: не стоит даже и пытаться затевать что-нибудь против Империи.
— Благодарю, владыка.
— Не за что. Докладывай дальше.
Иритион четко и быстро обрисовал ситуацию, правда, слегка путаясь в количестве собранных налогов, числе новых мануфактур, открывшихся за зиму и прочих вещах, далеких от сражений.
К сожалению, маршал — превосходный тактик и неплохой стратег — был начисто лишен понимания того, что война есть лишь продолжение политики и, что более важно, экономики. Он не осознавал, что миром правят деньги, а победа в любом более-менее серьезном противостоянии куется не на поле брани, а в золотых и серебряных шахтах, в мануфактурах и мастерских, на полях, засеянных пшеницей, и лугах, по которым бродят стада овец.
«Он и не поймет. Никто из них не поймет», — с легкой грустью подумал Шахрион, отпуская Иритиона. — «Многие все еще живут прошлым. Они разбились на «истинных» — старых — кольценосцев и «скороспелых» — новых владельцев колец. Они интригуют, грызутся, думая, что знают все, и ведут себя как дети… как глупые дети».
Головная боль усилилась, а вместе с нею вновь вернулся мерзкий шепот и излишне ехидные напоминания. Стиснув зубы, Шахрион приготовился слушать очередного докладчика.
Этот вычурный и нудный ритуал — еще одна возрожденная традиция, избежать которой не представлялось возможности — длился, и длился, и длился. Один за другим наместники, городские головы, жрецы, хозяева мануфактур, купцы и ростовщики падали на одно колено, лебезили, признавались в вечной верности и докладывали, докладывали, докладывали.
Запомнить все не смог бы ни один человек, да этого и не требовалось — каждый доклад уже к вечеру будет лежать на его столе, и ближайшие сутки Шахриону придется потратить на личную проверку каждого документа. Все странные, непонятные и неоднозначные будут переданы Тартионне, которая, в свою очередь, направит их одному из своих многочисленных неприметных клерков в мышиного цвета одежде. Серые, как их называли за глаза, с каждым годом играли все большую и большую роль в Империи, пугая людей куда сильнее, нежели даже некроманты или живые мертвецы.
И опасаться их следовало! Во власти этих людей, ответственных за обеспечение благосостояния Империи Тьмы, было натравить вышеуказанных зомби и некромантов на наглецов, осмелившихся утаивать налоги, плевать на распоряжения Черного Властелина, интриговать и плести заговоры.
«Как же все изменилось… Как же мы все изменились… Как же я изменил их всех»…
Наконец, настал черед Гартиана говорить.
Кошмарный лич выступил вперед, оглядел собравшихся — от его пронзительного взора люди непроизвольно вздрагивали, а те, кто потрусливее даже подавались назад, — и заговорил, не кланяясь:
— Владыка, у меня тоже есть радостная весть. Стоградье наконец-то очищено от остатков неуправляемой нежити. Точнее, та его часть, что принадлежит Империи.
Это, и правда, было приятной новостью. С самого конца войны Империя Тьмы освобождала от нежити ту часть провинции, что осталась под ее контролем. Живых мертвецов, нападавших на все, что шевелится, осталось чудовищно много. Более того, любой человек, умерший в этом проклятом месте, почти мгновенно пополнял армию неупокоенных. Именно поэтому Стоградье указом Шахриона было выведено из-под действия обычных законов Империи и отдано на откуп некромантам.
И те шаг за шагом отвоевывали заброшенные города и деревни этого некогда густонаселенной провинции, оттачивая свои навыки. Конечно же, без мощного войска у них не было ни единого шанса на успех, а потому целых пять легионов размещались в Стоградье, еще два — в Саргилии, на случай если потребуются подкрепления.
«Что ж, можно будет начать переброску поселенцев. Работа им предстоит сложная и непростая, но, полагаю, уже в этом году Стоградье станет заполняться людьми… Надо же, пока все идет так, как я и планировал, не ожидал. Это утешает, однако нужно смотреть правде в глаза: долго такое счастье длиться не сможет».
— А что с новыми студентами Академии некромантии?
— Превосходно, — этим достижением лич был особенно доволен. — Улов составил почти полтора десятка человек. Просто замечательно!
Да, Гартиан мог собой гордиться. Лич так наладил поиск потенциальных магов, что даже Шахриону временами становилось завидно. Слуги верховного некроманта мелкой гребенкой просеивали каждый город, деревню, хутор и дом на отшибе. Они не пропускали ничего и никого, и любой ребенок, способный в будущем поднять хотя бы одного скелета или создать хотя бы один огненный шар был обязан отправиться на учебу.
При этом ходячий скелет, который, кажется, смирился с тем, что все выпускники станут осваивать также и стихийную магию, проявил нетипичную для себя доброту и заботу, разрешив детям три месяца каждого года проводить с родными и близкими. Более того, он предложил Шахриону платить будущим имперским чародеям жалование в день зачисления, что также способствовало притоку свежей крови.
Император согласился со всеми этими новшествами без разговоров. Постоянное наращивание числа магов было жизненно необходимо Империи Тьмы. Да, Лига разгромлена, Исиринатия вот уже пятый год не выходит из состояния гражданской войны, Прегиштания все еще истекает кровью в безумной резне против дварфов, Радения, потеряв изрядную долю своих земель, затаилась, да и Орден так и не сумел оправиться после уничтожения своего главного замка в негасимом змеином пламени, но это ничего не значило. Шахрион слишком хорошо знал, как победа оборачивается своей полной противоположностью.
Он сам продемонстрировал это правителям Лиги!
А потому, почти третья часть всего ежегодного дохода казны уходила на прокорм армии и магов. Пятнадцать полнокровных легионов, если, конечно, слово «полнокровный» применимо к десяткам тысяч замерших — усовершенствованных живых мертвецов, способных выполнять простейшие команды и держать строй; тяжелая конница, составленная из рыцарей смерти — высшей нежити; огромное количество стрелков — императорский эдикт обязал всех взрослых дееспособных горожан с доходом выше определенной суммы хранить дома арбалет с запасом болтов и регулярно тренироваться; и маги, маги, маги… Ах да, и, конечно же, укрепления. Число крепостей, подлежавших ремонту, либо доработке, поражало воображение, однако никуда от этого Шахрион деться не мог. Крепости — это то, что не позволит его рыхлой державе развалиться в трудный час. То, что задержит врага и даст время перегруппироваться, то, что, наконец, сломает шеи особо ретивым, но не слишком умным генералам. И на них золота, естественно, не жалели.
«К слову о крепостях», — подумал Шахрион, — «а вот и могучий Раст Айлиэн начинает говорить».
Этот исиринатиец еще четыре года назад — буквально спустя месяц после провозглашения императором эпохи Реставрации — разобрался в быстро меняющейся ситуации и предложил Черному Властелину свои услуги. Человеком он был, прямо скажем, выдающимся и непонятым — венценосцы неохотно выделяли деньги на его дорогостоящие проекты, а вот Шахриону чародей понравился сразу.
Одаренный Дочерью фанатик, ценивший только одну вещь в жизни — камень — мог заставить людей выполнить работу, на которую уходил год, в половину этого срока. Он буквально заражал окружающих своим безумием и те, вкалывая как проклятые, возводили укрепления с такой скоростью, что глаза отказывались в это поверить. К тому же Раст, являясь могучим магом земли, лично зачаровывал свои башни, стены и бастионы.
Естественно, полного доверия к нему Шахрион не испытывал, и перепроверял каждый объект, зачастую — самостоятельно, но исиринатиец до сих пор не дал ему ни единого повода усомниться в собственной лояльности, за что и был награжден местом в Малом Совете.
После него выступили еще полтора десятка человек, и, наконец-то, затянувшаяся церемония начала подходить к концу. Осталось всего несколько человек, после чего, как велела традиция, финальное слово скажет Тартионна. Госпожа обязана обращаться к своему Властелину последней.
«А жаль, она принесла самые важные вести», — подумал Шахрион, вглядываясь в ряды. — «Ну и кто там у нас? А-а-а, благороднейший Арлиан».
Правитель Кинории вышел вперед и поклонился.
Нельзя сказать, чтобы Шахрион сильно любил этого человека, но уважать — уважал. Арлиан — единственный из кольценосцев — был связан с Империей лишь вассальной клятвой, и не подчинялся Шахриону, как своему владыке и хозяину.
Переход Кинории на сторону Империи во время войны Реставрации во многом предопределил победу в Радении и стал поистине неприятным сюрпризом для его величества Гашиэна, а Шахрион, давший тогда Арлиану гарантии неприкосновенности, от своих слов не отказался. И дело тут было не только в излишней принципиальности Черного Властелина — ради дела тот был готов поступиться многим, и такая чепуха, как «честь», его особо не волновала. Все обстояло куда проще: правитель, не выполняющий своих обещаний, должен быть готов к тому, что и подданные не выполнят свои. Конечно, если выгода от нарушенного слова перевешивает издержки, на подобные мелочи никто не станет обращать внимания… вот только в данном случае относительно слабая зависимость Кинории от Империи Таараш была вполне приемлемой ценой.
Император отчаянно нуждался в весе и влиянии благороднейшего Арлиана, в силе его полков — а тот мог выставить на поле боя до двадцати тысяч человек — и, конечно же, в его золоте.
Одну вещь Черный Властелин усвоил очень давно: денег никогда не бывает слишком много. Даже если твоя казна трещит от набитых сундуков, составленных один на другой в три ряда, лучше пристрой сарайчик, чтобы складывать туда новые поступления. Сегодняшнее изобилие с легкостью превратится в завтрашнюю нужду, но звонкую монету взять уже будет неоткуда.
А благороднейший не только поддерживал своего сюзерена во всех его начинаниях, но и вкладывал значительные средства в создание мануфактур, содержал несколько больниц и вообще — всячески демонстрировал лояльность.
— Владыка, — пожилой мужчина, напоминавший чем-то вековой дуб, опустился на одно колено, — дозволь обрадовать тебя добрыми вестями.
— Дозволяю, — чуть устало ответил Шахрион.
Арлиан поднялся и, спрятав ладони за спину, начал свой доклад.
Выходило, что в Кинории, постепенно привыкающей к единству — до войны Реставрации она была разделена между Исиринатией и Раденией — дела идут на лад. Народ пережил зиму без каких бы то ни было серьезных проблем, последние недовольные, злоумышлявшие против владыки болтаются в петлях, зловредные раденийцы вот уже год как не пытаются придумать что-нибудь этакое.
Когда речь благороднейшего подошла к концу, тот, замявшись на миг, произнес:
— Владыка, я хотел бы опросить тебя о небольшом одолжении. Дозволено ли будет мне сделать это?
Шахрион насторожился. Обычно об одолжениях его просили в куда более приватной обстановке, и уж точно не на глазах всего двора. Император пристально воззрился на Арлиана, который — вот неожиданность — и не подумал отводить взгляд.
«Какую же игру ты ведешь, хитрая лисица»? — подумал он, но вслух ничего не сказал. — «Ладно, давай, узнаем».
— Как я могу отказать столь верному слуге? — с легкой улыбкой ответил он. — Слушаю.
— Я хочу просить не для себя, а для дочери, — удивил его Арлиан. Он полуобернулся и махнул рукой кому-то, стоявшему в плотном кольце придворных.
Люди, как по команде, расступились, и к возвышению, на котором стоял Черный Трон, не вышла — выплыла — девушка, облаченная в длинный черный плащ с капюшоном. Каким образом Арлиан умудрился протащить ее в подобном одеянии на расстояние в десяток футов от императора — понять было решительно невозможно.
«Судя по всему, денег на этот спектакль он потратил изрядно», — меланхолично отметил Шахрион. — «У Империи появилось много золота, а вместе с ними сей же час расцвело и мздоимство. Иронично».
Впрочем, расслабляться Черный Властелин и не собирался, равно как и его личные стражи. Десять рыцарей смерти, замерших у подножия трона, как по команде положили ладони в металлических перчатках на рукояти своих длинных мечей, и в этот миг девушка отработанным движением развязала тесемки, держащие плащ. Шелк заструился по телу, падая на пол и открывая взору собравшихся изящный стан.
Даже у Шахриона — человека весьма далекого от плотских желаний — на миг сперло дыхание, когда он рассмотрел дочь благороднейшего.
«А ведь я видел ее десятилетней соплячкой», — неожиданно вспомнил Черный Властелин. — «Как же быстро девчонка выросла».
И правда, назвать эту ослепительную красавицу ребенком, мог бы только абсолютный безумец. Высокая, статная, с волосами, свободно струящимися до середины бедер, облаченная в облегающее платье с глубоким декольте, открывавшим взору немалую часть роскошной груди, девушка эта могла привлечь внимание кого угодно.
Шахриону показалось, что он услышал какое-то сдавленное кряхтение, и, покосившись, проверил, не Тартионна ли издала странный звук. Нет, его жена сидела все так же ровно, со спокойным выражением лица, но вот ее глаза метали громы и молнии — ей явно не понравилась наследница Арлиана.
Кольценосица, меж тем, как и полагалось пред ликом Черного Властелина, опустилась на одно колено.
— Мое имя — Дарлионна, о владыка, дозволь говорить.
— Поднимись и говори, — разрешил Шахрион.
Та повиновалась, и когда изумрудные глаза остановились на нем, императору пришлось призвать все самообладание, дабы ни единым жестом, ни единым звуком не выдать тот факт, что чары красавицы действуют и на него тоже. Конечно, слабее, чем на остальных, но все же, все же…
— Я прошу права остаться при дворе и служить вам в меру моих скромных сил и возможностей, — потупившись, проворковала девушка.
«По-нят-но», — мысленно отчеканил Шахрион.
Судя по всему, Арлиан, решивший, что при дворе у него недостаточно веса, решил испробовать проверенный и надежный способ — отправить туда красивую девушку, а по совместительству — свою единственную наследницу. Там она отыщет друзей, возможно, сумеет заручиться покровительством влиятельных чиновников, а если повезет, то и отхватит себе какого-нибудь молодого кольценосца вроде того же Китариона.
«Весьма честолюбиво, благороднейший, не могу не одобрить ни способ, ни исполнителя».
Отказать не получится, значит, придется соглашаться.
— Извечный Арлиан, я с радостью приму твою прекрасную дочь к своему двору. Уверен, что ее ум поможет решить не одну государственную задачу, а красота — усладит взор множества людей.
Отец и дочь склонились в одинаково глубоких поклонах и заняли свои места в рядах знати, а Шахрион перевел взгляд на Тартионну. Как его жена, а также — первая советница, та обладала рядом привилегий, например, могла закрывать этот балаган. Но перед этим, опять же, согласно традиции, Госпожа имела право представить на суд Черного Властелина просьбу. Любую.
Шахрион знал, о чем пойдет речь, и ждал этого.
Тартионна медленно и торжественно поднялась со своего трона и плавно — она что, пытается покачивать бедрами? — спустилась вниз, заняв положенное место.
— О мой владыка, — склонила она голову, — сегодня я хотела бы пригласить к подножию Черного Трона посла славного халифа Шшиира Великого. У него есть важная просьба и я молю о том, чтобы ты выслушал ее.
Шахрион кивнул.
— Дозвольте послу предстать пред Черным Троном, — распорядился он.
Тотчас же стражники открыли двери, в которые и вошли несколько ящеров. Они были одеты традиционно богато: шелка и драгоценные камни, золото и серебро… Всего этого было так много, что неискушенному человеку обязательно показалось бы, что он имеет дело с ходячей и говорящей кучей тряпья, стоимостью в десяток комплектов доспехов. Но Шахрион знал — лиоссцы просто не могут иначе. Для них посол — ящер, говорящий от лица своего владыки, — просто не имеет право выглядеть бедно, ведь таким образом он унижает хозяина, а такой позор смывается исключительно кровью. А уж если вспомнить, кого именно халиф отправил в Империю для переговоров…
Послы подошли к Тартионне и как по команде униженно бухнулись на колени, вытянув вперед лапы ладонями вниз, и едва не касаясь лбами красного ковра. Подобное поведение — весьма нетипичное для этого народа — означало не просьбу, а мольбу.
— Поднимитесь и говорите, — приказал Шахрион.
В общих чертах он знал, о чем хотят попросить послы, более того, собирался частично удовлетворить их просьбу.
— О великий, — шипящим тихим голосом начал первый из них. — Я — Харшшаан Могучий сын Шшиира.
Говорил он на всеобщем великолепно, почти не растягивая слова, как часто делали ящеры, переходя на язык людей, и, не видя лица, Харшшаана можно было бы принять за прегиштанца с самого юга континента — у тех был похожий выговор. Кто бы ни учил сына халифа, свое дело он знал, ну а молодой наследник оказался талантливым юношей.
— В годы тяжкой нужды, — продолжал меж тем посол, — он, как мог, поддержал Империю Тьмы.
«За хорошие деньги и некоторые обещания».
— Быть может, помощь моего отца и не была большой, но и ее вес лег на чашу весов.
«Увы, это приходится признать».
— И теперь, когда Империя возродилась и блистает во всем своем великолепии, для нас, напротив, настали тяжкие и горькие дни. Самопровозглашённый халиф Гайшшар Бич Пустыни сын Ишшаррисса, да будет проклято имя его, подчинил себе уже почти половину халифата, и не планирует останавливаться на достигнутом. Его армия велика, убийцы опытны, а честь подобна куску льда, оставленному посреди пустыни.
«Другими словами, он — моя копия».
— Этот презренный и бесчестный червь осмелился бросить вызов отцу и нанес его армии поражение, оправиться от которого будет непросто даже столь могучему правителю, как Шшиир Великий!
«Велик твой отец, разве что, размерами, потому и потерпел уже несколько поражений от Бича Пустыни».
— Грустно слышать об этом, — вслух проговорил Черный Властелин. — Халиф Шшиир — верный и надежный союзник. Скажи, юный Харшшаан, чем я могу помочь?
Ящер моргнул, отчего его вертикальные зрачки на миг укрылись за тонкой пленкой век.
— Мой отец не надеется на военный союз, это было бы излишне грубым с его стороны, — ответил посол. — Он не просит и армий, хотя сам несколько лет назад предоставил один полк для защиты Зантриана…
«Потому что все же не дурак и знает, что получить можно, а что — нельзя», — подумал Шахрион, ободряюще кивая послу.
Тот, чувствуя, что Черный Властелин настроен дружески, продолжил уже более уверенным тоном.
— Отец молит помочь деньгами и вашими знаменитыми стрелометами, слава о которых идет по всему миру.
Разумная и крайне взвешенная просьба. Золото позволит купить часть союзников Бича Пустыни и отряды наемников, коих на востоке водится так же много, как и песка — бесконечная война всех против всех породила изрядное количество ящеров, зарабатывающих на жизнь продажей клинков. Шахрион во время подготовки к войне Реставрации и сам подумывал воспользоваться их услугами, но в последний момент отказался.
У наемников, при всей их выучке и мастерстве, есть одна крайне неприятная особенность — они не любят воевать за тех, кто, по их мнению, проигрывает. И меньше всего Шахриону в тот период требовалась измена. Но у халифа ситуация другая. Да, этот странный соперник, выскочивший так неожиданно, что даже Черный Властелин удивился, обладал изрядным влиянием, которое с каждым месяцем продолжало расти, но…
«Но оно крайне эфемерно, прямо как у меня. Должно пройти время, чтобы те, кто склонил головы, смирились со своей судьбой, а до этого хватит небольшого поражения, и вчерашние союзники переменят сторону, а вассалы, клявшиеся в верности, разбегутся».
Это справедливо и людей и для лиоссцев.
Поэтому несколько десятков тысяч воинов, купленных на золото Империи, а также — пара тысяч арбалетов, которыми можно будет снабдить самых верных и преданных сторонников, действительно в состоянии изменить расстановку сил на востоке. Нет, они не позволят халифу победить, но этого Шахриону и не требовалось.
Резня в пустыне должна длиться десятилетиями. Меньше всего Черному Властелину хотелось заполучить на восточных рубежах молодое и агрессивное государство, ведомое фанатичным правителем, готовым на все, что угодно. Правителем, похожим на него самого.
Именно поэтому Шахрион даже не пытался заключить союз с Бичом Пустыни, хотя и отправил к нему послов с дарами, когда стало ясно, что новый вожак ящеров становится реальной силой.
— Я не привык бросать союзников в беде. Конечно же твой отец получит золото, оружие, доспехи, а также — магов и опытных офицеров, — торжественно провозгласил Шахрион. — Детали мы обсудим позже, но вот мое слово: я — верный друг халифа и самозванец узнает об этом.
«Конечно же узнает, ведь у него есть несколько шпионов при лиосском дворе. А что потом? Потом, как я надеюсь, этот Бич Пустыни немного успокоится. Если же нет»…
Перспектива отправки войск на восток не слишком привлекала императора, однако у него оставалось не так много союзников, пускай и столь ненадежных, и переменчивых, как халиф Шшиир, чтобы попусту разбрасываться ими. А потому Империя передаст халифу арбалеты, доспехи, и людей, которые обучат ящеров всем этим пользоваться. Она направит нескольких опытных чародеев, чтобы те укрепили оборону столицы. Ну а золоту, пожалуй, халиф и сам найдет хорошее применение. Вот только всего этого не хватит для победы.
Молодой посол скорее всего не понимал этого, и счел благосклонность императора результатом своих талантов. Впрочем, его радость была искренней и неподдельной — ящер вновь бухнулся на колени.
— Благодарю, о владыка! Да снизойдет на тебя благословение Великих Древних, да будет ваша Мать Тишины добра к столь славному и столь щедрому правителю…
Да будет проклят он во веки веков…
Знакомый глумливый голос едва не заставил Шахриона вздрогнуть, и он плотнее сжал зубы. Тень, его спутница, его проклятье, его плата за содеянное, наконец-то показала свою мерзкую рожу.
Рожу? У меня ее нет, маленький император. А вот ты что-то выглядишь не очень здоровым…
Шахрион набрал полную грудь воздуха, прикладывая титанические усилия для того, чтобы не обращать внимания на сущность, материализовавшуюся за правым плечом и нашептывающую в ухо всякие глупости.
«Да: глупости, глупости, глупости»!
Черный Властелин и сам не понимал, отчего так быстро теряет спокойствие, стоит только Тени проявить себя, подозревал, что она каким-то образом воздействует на его разум. Понять бы еще — каким?
Хуже другое — он уже чувствовал приближение приступа. А это было по-настоящему неприятно. Никто — ни единая живая или мертвая душа не должна видеть его в момент слабости. Он просто не имеет право на это…
Смешок… и неожиданно Черному Властелину полегчало.
«Нет, это ловушка, она и раньше делала вид, что уходила лишь для того, чтобы атаковать меня в самый неподходящий момент».
Из-за появления Тени император пропустил пару минут, но, к счастью, все это время посол ящеров упражнялся в славословии, а поэтому ничего страшного не произошло. Терпя и мысленно ругая Харшшаана Могучего за цветистость выражений, он с трудом дождался, пока тот наконец закончит, и только после этого махнул рукой, давая понять, что аудиенция закончена.
Послы вышли, а вслед за ними, после того как гвардеец ударил в ритуальный гонг, начали рассасываться и придворные. Торжественная часть закончилась, и гостей ждал пир. Не слишком роскошный — Шахрион, за годы подготовки приучившийся экономить каждый медяк, не очень жаловал пустую трату денег на яства — но достаточно богатый. Подобающий императору…
«Как же мы все изменились за эти четыре года», — вновь думал Шахрион, глядя на выходящих из зала для аудиенций дворян. — «Как разительно, невообразимо мы изменились»…
Он смотрел на них и ощущал накатывающую волну дурноты, волну безумия, готовую вот-вот прорвать платину здравого смысла и рассудка.
«Я должен уйти отсюда… Нужно увидеть сына»!
Император резко поднялся и, не дожидаясь жены, направился к второму выходу из зала — небольшой двери, расположенной позади трона.
«Нужно… побыть… с ним…на пиру… без меня… справятся»…