Седьмой день первого месяца лета 41-го года со дня окончания Последней Войны, полдень.
Рев толпы оглушал и сбивал с толку, но, одновременно с этим, наполнял тело неясной силой, дарил надежду и позволял ощутить себя чем-то более значимым, нежели простой человек.
Ритон стоял на ступенях, ведущих в собор Отца, и смотрел на возвышающуюся громаду.
Четыре недели понадобилось на то, чтобы собрать в столице благороднейших, чьи голоса имели хоть какое-то значение. Четыре недели тягостного ожидания, наполненного необъяснимыми тревогами и страхами, выбравшимися из самых дальних уголков души. И вот, срок настал.
Венценосец помахал людям, пришедшим на церемонию. Тысячи и тысячи простых горожан и селян собрались сегодня в городе, заполонив главную площадь так, что яблоку не где было упасть. Все они — в этом отмеченный Сестрой не сомневался — жаждали одного: чтобы новый венценосец, победивший в кровавой войне, наконец-то занялся восстановлением разрушенного.
«И я займусь», — подумал он. — «Не избегу участи сей. Но действовать буду отнюдь не так, как вы — глупцы — полагаете. Этот жалкий огрызок Исиринатии нужно как следует встряхнуть, заставить работать в полном соответствии с новыми веяниями».
Черный Властелин наглядно продемонстрировал мощь золота, его сокрушительное воздействие на людские умы и сердца, показал также, как это самое золото можно грести буквально лопатой, не имея полей, лугов, золотых и серебряных рудников, портов и достаточного количества войск для организации прибыльных походов.
«Значит, и я буду действовать подобно врагу рода людского», — Ритон снисходительно улыбнулся и круто повернулся на каблуках, ощущая, как взметнулся плащ за спиной.
Весь его вид: обилие белого и пурпурного, тяжелые золотые украшения, плащ, подбитый мехом горностая, все было призвано демонстрировать достаток и уверенность. Оставалось добавить к картине один — последний — штрих, чтобы произведение оказалось законченным.
Ритон медленно и неторопливо поднимался по ступеням. Ровно триста тридцать три штуки. Древние, истертые десятками, нет, сотнями тысяч ног, они вели к самому большому храму на континенте. Выстроил его двоюродный прадед Ритона, и в те времена могущество Исиринатии не вызывало ни малейшего сомнения ни у кого и нигде.
«Эти времена еще вернутся», — подумал молодой правитель, делая очередной шаг. — «Рано или поздно, но вернутся».
Он замер на длинной площадке, оканчивающейся могучими дверьми, сейчас закрытыми.
Его ждали: Корн — новый настоятель ордена Отца, Аран — глава Академии, эльфийка, Мирол, еще несколько важных союзников. По краям замерли гвардейцы — элитные воины Ритона, до этого служившие в его личной страже.
— Благороднейший, — сухой и надтреснутый голос жреца больше походил на скрип пилы по металлу… или кости, — ты готов принять венец?
В голосе его не было ничего кроме всепоглощающей ненависти, однако выбора у настоятеля не имелось, а потому он, переступив через себя, произнес ритуальные слова, старые, как сама жизнь. Самые первые венценосцы слышали их, причем не от человеческих магов, а от звездорожденных. И ответ всегда оставался неизменен.
— Я готов принять его. Я понесу его гордо. Я не опорочу его.
— Так тому и быть, — отчеканил жрец, умолкая и бросая короткий взгляд на Найлиэну.
— Тогда прими сей ключ, — произнесла та, делая шаг вперед и передавая Ритону большой ключ, позеленевший от времени, — и отопри врата, ведущие к величию.
«Хорошо все-таки, что Черный Властелин перебил не всех звездорожденных», — подумал Ритон, подходя к запертым дверям. — «Народ может не понять, если ритуал будет проведен не в соответствии с правилами».
Ключ легко повернулся в хорошо смазанном замке и створки бесшумно растворились. Запахло ладаном и воском, и это воскресило в памяти Ритона старые воспоминания. Он присутствовал на прошлой церемонии принятия венца, правда, находился в толпе благороднейших, набившихся в храм, подобно сельдям в бочку. Память мало что сохранила из те давних событий, и все же, запах намертво засел в где-то в глубинах сознания.
Ритон криво улыбнулся и сделал шаг вперед.
По легенде, человек недостойный венца, будет сожжен очистительным светом в момент, когда переступит порог. Увы, реальность оказалась куда более прозаической. Убийцы, разбойники, насильники, садисты, вот неполный перечень тех, кто в прошлом получал символ высшей власти, и что-то ни одному даже не поплохело. Вот и Ритон — дядя и братоубийца — не ощутил ровным счетом ничего, проходя по каменным плитам, вперед, к алтарю, на котором лежала алая подушка с аккуратным золотым обручем.
Отмеченный Сестрой остановился, не дойдя до нее пять шагов. По правую руку замер Мирол, которому будущий правитель вручил перевязь с мечом, по левую — Найлиэна, принявшая ключ. Прямо перед ним встал жрец.
— Преклони колени, благороднейший, — проговорил он и Ритон повиновался.
Он закрыл глаза, слыша, как нарастает гул голосов.
«Дурацкий обычай. Почему нельзя было запустить всех заблаговременно? Каков смысл в полировании пола собственными коленями и ожидании заполнения сего треклятого собора до самой двери»?
Интересный вопрос, ответа на который не предвиделось.
Шептались люди, стучали каблуки, звенели мечи в ножнах — в собор на церемонию допускалось брать с собой оружие, и это слегка беспокоило Ритона. Он, коленопреклоненный, безоружный и с закрытыми глазами — просто идеальная цель для наемного убийцы.
Мысли глупые, отдающие паранойей, но события последних лет превратили Ритона в самого настоящего психа, боящегося даже собственной тени.
«Особенно, собственной тени».
Жрец начал говорить. Долго, напыщенно, нудно. Он болтал и болтал, а Ритон стоял на коленях, с трудом удерживаясь от желания приоткрыть глаза и подсмотреть. Удерживало его исключительно понимание того, что смотреть, по большому счету-то и не на что. Не одеждой же настоятеля наслаждаться, в самом деле.
Ритон не сомневался — всем присутствующим столь же невыносимо скучно, как и ему, но они хотя бы могут размять затекшие конечности и почесать нос!
Время тянулось нестерпимо медленно, и все-таки, церемония потихоньку, шаг за шагом, приближалась к своему логическому завершению. Наконец, на его голову лег прохладный, несмотря на духоту собора, обруч, и жрец проговорил:
— Поднимитесь, венценосец Ритон Первый Ириулэн.
Ритон открыл глаза, которые сразу же защипало, и осторожно, чтобы не причинить боль затёкшим конечностям, встал. Эльфийка подала ему ключ, Мирол опоясал.
Когда меч вернулся на положенное место, венценосцу стало заметно спокойнее и он, повинуясь, приказу жреца, оглядел всех собравшихся в соборе людей. Их было много, да. Самые хорошие места, как и полагалось, занимали благороднейшие, те, кто пережил войну с Империей и грызню за трон. За ними стояли многочисленные благородные, далее — маги и богатые торговцы. Еще дальше — возле самых дверей — разместились те из везучих простолюдинов, кто сумел прорваться внутрь собора, чтобы хоть краешком глаза увидеть церемонию возложения венца.
«Глупо, как все это глупо. Какой смысл тратить время на подобную показуху»? — подумал Ритон и тотчас же поймал себя на иной мысли. — «Раньше — до войны — я думал иначе. Проклятье, как же я изменился за прошедшие годы. Как мы все изменились»!
— Венец водружен, — провозгласил жрец. — Милостью Отца правитель Исиринатии явился!
Собор утонул в восторженном реве. Благородные исиринатийцы искренне радовались, они обнимали друг друга, улыбались и смеялись. Они и правда верили в него! Ну, или очень хорошо маскировали свои истинные чувства. Сейчас это не имело ни малейшего значения. Настало время закончить ритуал и все это знали.
Люди, стоявшие по пути к выходу, расступились, спрессовав прочих так, что, казалось, они сейчас превратятся в блины, и Ритон двинулся по этому коридору.
Он вышел на площадку перед собором. Казалось, внутри прошло от силы десять минут, однако солнце уже начало свой долгий путь к закату. Церемония продлилась почти четыре часа!
Гвардейцы все так же стояли по краям площадки, а многочисленные воины перегородили путь к ступеням, ведущим наверх, толпа на площади, кажется, даже стала больше. И над всем этим разлилась тишина. Что ж, настало время обратиться с речью.
Благороднейшие имели право войти внутрь и наблюдать за тем, как новый венценосец принимает свою судьбу. У простолюдинов же была иная привилегия — они могли услышать первый указ своего нового правителя.
Ритон замер за спинами воинов, глядя на человеческое море, застывшее в напряженном ожидании. Да, от его речи будет зависеть многое. Слова — это всего лишь сотрясание воздуха, однако они зажигают в людских сердцах неугасимое пламя, они даруют сторонников и превращают врагов в друзей. Все это при должном таланте можно грамотно использовать и Ритон верил в себя.
Он набрал полную грудь воздуха и заговорил.
— Подданные! Вы ждете нашего первого указа, и вы в своем праве. Вы, наверное, хотели бы услышать о королевском помиловании, о снижении налогов, о дарах из казны, о роскошном пире, либо о чем-то столь же приятном вашему сердцу и кошелю.
Люди начали энергично перешептываться и в голосах этих послышалась надежда. Да, они страстно жаждали снижения налогов, они хотели хотя бы каких-то послаблений в тяжелой и безрадостной жизни. Страшно было даже представить, насколько обеднели простые горожане за последние четыре года. И пускай Ритон прилагал все усилия для развития торговли и ремесел, пройдет еще немало времени, прежде чем ситуация наладится.
— Мы тоже хотели бы отдать подобный указ, — продолжил он, — но, увы, не можем.
Тишина, сопровождавшая эти слова, была мертвой и непроницаемой.
— Не можем, — продолжил новоиспеченный венценосец, стараясь говорить, как можно яснее, — потому как мы все несем на себе печать ошибок предыдущего венценосца. Он развязал войну, в которой Исиринатия потеряла большую часть земель. Он не выполнял свои обязанности должным образом, из-за чего Черный Властелин сумел восстановить нечестивые полчища, а его сын — наш кузен — вместо того, чтобы принять на себя ответственность, стал рушить даже то, что удалось спасти, не иначе, как сговорившись с врагами!
Бред и ложь настолько дикие и невообразимые, что в них с легкостью поверят. Ритон — человек, сговорившийся с Шахрионом и убивший дядю ради власти — попросту переложил всю вину на покойников. Это было удобно, это было полезно, это не возбранялось. Сейчас вряд ли нашелся бы хоть один самоубийца, пожелавший напомнить своему венценосцу некоторые не слишком приятные эпизоды его биографии.
Ритон понимал это, простолюдины — тоже понимали, а потому смотрели настороженно, ожидая худшего.
Венценосец чуть улыбнулся и проговорил, четко выделяя слова:
— Да, мы не можем снизить налоги, потому как страну следует восстанавливать. Мы не подготовим даров из казны и не закатим пира, потому что деньги эти будут пущены на другое, куда более нужное дело. Однако вы не останетесь без награды. Я подарю вам иное. Я подарю вам свободу! Первым указом мы, венценосец Исиринатии Ритон Первый Ириулэн объявляем свободу веры на землях Исиринатии: молитесь кому хотите, кроме, конечно, Матери Тишины; свободу торговли: никаких пошлин внутри нашей державы; свободу ремесел: каждый, кто захочет, сможет открыть свою мастерскую, не вступая в цех и казна поможет ему в этом. Такова наша воля!
Несколько секунд толпа молчала, переваривая услышанное, затем люди начали перешептываться, все громче, громче и громче и вот, наконец, оглушающий рев одобрения заполнил все вокруг. Простолюдины обнимались и плакали от счастья, восхваляя своего нового правителя.
Ритон глядел на своих подданных, улыбаясь. Они думают, что он сделал это по доброте душевной. Ну-ну, пусть считают так, пусть работают, торгуют, производят товары. И, конечно же, платят налоги.
«Чем богаче они будут, тем богаче стану я», — думал он. — «Так что, надеюсь, мои слова разожгут огонь в ваших сердцах, что будет пылать ярко и долго».
Мирол вышел из собора и занял положенное традицией место. Вслед за ним появилась и Найлиэна. Эльфийка смотрела на Ритона задумчиво — она не была посвящена в планы венценосца и теперь усиленно анализировала их.
«Пусть, остроухой будет полезно немного подумать», — подумал Ритон, делая знак своему наставнику и учителю.
— Нам пора возвращаться во дворец, дела не станут ждать.
Седьмой день первого месяца лета 41-го года со дня окончания Последней Войны, закат.
Приятный бриз разгонял дневную жару и трепал волосы Ритона. Он стоял на балконе своего дворца и любовался морем. Бескрайняя синяя гладь раскинулась внизу, волны с шумом наваливались на берег подобно несметной рати, не знающей покоя и усталости.
«Как армия Шахриона», — подумал венценосец. — «Такая же молчаливая, такая же исполнительная, такая же упорная. Что им сотня-другая лет? Куда спешить, если победа в итоге достанется стихии? И этот дворец, и этот город, все со временем поглотит океан».
От столь нерадостных мыслей его отвлекло тихое деловитое покашливание.
— Доброго здравия тебе, звездорожденная, — с легкой улыбкой проговорил венценосец, оборачиваясь.
Естественно, кто еще кроме эльфийки мог подойти к нему абсолютно бесшумно?
— Вам надоело празднование? — очаровательно улыбнулась та.
Найлиэна знала, как производить впечатление на мужчин: губы блестели алым, роскошное шелковое платье приманивало взгляд глубоким декольте, холеные пальцы украшались изящными кольцами, а на высокой груди лежало очаровательное золотое колье с большим изумрудом в оправе, гармонировавшим с цветом глаз зрящей. Ритон, даже несмотря на то, что ожидал чего-то подобного и готовился к этому, с большим трудом отвел взгляд от манящей ложбинки и, сглотнув тягучую слюну, посмотрел за спину своей собеседницы, в пиршественный зал, туда, где цвет Исиринатии сейчас напивался до скотского состояния.
Да, он сказал простолюдинам, что пира не будет, но, увы, тут венценосцу пришлось слукавить. Речь шла о пире для низших сословий. Отказать в угощении аристократам он не мог, именно поэтому за сегодняшний день было и еще будет сожрано и выпито столько, что хватило бы для снаряжения целой пехотной тысячи!
Но что поделать? В конце концов, как бы он ни хотел поскорее восстановить страну, сделать это будет в высшей степени непросто, особенно если настроить против себя сильных людей.
— Я не голоден, — осторожно ответил венценосец.
— Понимаю. После того, как вы озвучили свой первый указ, кусок в горло не лезет.
В этих словах, как ни странно, не было и намека на насмешку. Звездорожденная, кроме шуток, беспокоилась о нем!
«Кажется, я занимаю важное место в ее плане мести», — подумало Ритон. — «Остается только понять — какое».
— Как вы вообще смогли продавить такой закон?
— Это было непросто, — процедил Ритон сквозь зубы.
Воспоминания о том, как ему приходилось договариваться с каждым из значимых благородных и благороднейших, вызывали приступы головной боли даже сейчас. Ни один из этих напыщенных идиотов так до конца ничего и не понял. Ни один не желал принять тот простой факт, что перемены уже произошли и нужно идти в ногу со временем.
Кто-то польстился на золото, кого-то с горем пополам вышло убедить в личной выгоде от реформ, а остальных он попросту запугал. Именно потому и приходилось сейчас задабривать их на пиру. Ритон прекрасно понимал, что с этим болотом придется разбираться, причем быстро, иначе реформа, которая назрела и должна быть проведена в считанные месяцы, потонет в говорильне. Однако осознавал он и то, что сопротивляться сии достойные мужи продолжат еще долго. Как явно, так и тайно.
— Я помогу вам уговорить самых недовольных, — словно прочитав его мысли промолвила эльфийка. — Ваши нововведения, и правда, помогут Исиринатии вернуть хотя бы часть утраченных позиций. Но вы, я погляжу, внимательно следите за успехами Черного Властелина.
— Увы, у меня попросту не осталось никакого иного выхода из текущей в высшей степени неблагоприятной ситуации.
— Не страшно, тем более, его методы работают, — пожала плечами звездорожденная.
— Скажи, зрящая, — произнес Ритон, — какой будет плата за помощь? Кажется, ты некоторое время назад в высшей степени туманно обрисовала стоимость эльфийских услуг в деле устранения Черного Властелина.
Эльфийка улыбнулась.
— Как я и говорила, ничего невозможного.
Ритон вздернул брови, не произнеся ни единого слова, и Найлиэна тепло улыбнулась собеседнику.
— Хорошо. Слушайте: вы поможете мне прикончить Черного Властелина. Исиринатия станет домом для оставшихся в живых эльфов — выделите нам какой-нибудь свободный лес. Вы всячески станете избегать войн в ближайшие годы, по крайней мере, не получив на это мое одобрение.
«А может мне еще и регулярно в задницу тебя целовать»? — раздраженно подумал Ритон, однако на лице его не появилось и тени недовольства.
Помощь эльфов с их сверхъестественным умением проникать в защищенные места, добывать информацию и устраивать несчастные случаи, сейчас была нужна, как никогда. Свободное место он найти сумеет, а воевать Исиринатия будет не в состоянии еще долгие годы — на этот счет венценосец не питал никаких иллюзий. Собственно говоря, именно потому он и затеял реформу. Свобода вероисповедания привлечет в страну последователей всех богов, свобода торговли — наполнит его казну, свобода ремесел подарит возможность снарядить армию отличным вооружением… Возможно даже — об этом Ритон мог лишь мечтать — позволит конкурировать с Черным Властелином, чьи мануфактуры в последние годы росли, точно грибы и продавали все, начиная от гвоздей и заканчивая полными рыцарскими доспехами.
«Ну а потом, если что, всегда можно будет устроить сезон стрижки слишком длинных ушей», — подумал он, согласно кивая.
— Твои условия кажутся мне справедливыми, звездорожденная. Хотя другой венценосец мог бы и не принять их.
— Другой и не принял, — неожиданно прямо и честно ответила ему Найлиэна.
«Ага, стало быть идиот Гашиэн в свойственной ему манере отказался. Заносчивый болван. Мало ему было потерять Белый Город, видимо, хочет поделиться с соседями чем-нибудь еще».
— Стало быть, мы не имеем права говорить о гипотетической попытке восстановить Лигу, верно? — осторожно уточнил новоиспеченный венценосец. — А как обстоят дела в стане дварфов и прегиштанцев? Они понесли меньшие потери во время войны с Черным Властелином, нежели прочие участники конфликта, ведь воевали лишь друг с другом.
— Я бы не была столь категорична в суждениях, — эльфийка наморщилась, по-видимому, вспомнив нечто не слишком приятное. — Резня на юге унесла невообразимое количество жизней.
Она подтвердила опасения Ритона и тот сразу же озвучил вопрос, не дававший ему покоя с того самого дня, как объявилась звездорожденная.
— Мы не сумеем добиться союза с волками, прегиштанцы с дварфами обескровлены, от моего государства остался огрызок, от твоего — почти ничего. Каким образом мы свергнем Черного Властелина и, нет, не вернем все назад, я не столь наивен, но хотя бы сделаем ситуацию несколько благоприятной для дальнейшего существования?
Эльфийка одарила своего собеседника загадочной улыбкой, чарующей и внушающей страх одновременно.
— Ответ на этот вопрос лежит на поверхности, ваше величество, и вы не можете не знать его.
— Стало быть, предательство, — подытожил Ритон. — И когда же я смогу увидеть тех, кто рискнул отвернуться от всемогущего правителя Империи Тьмы?
— Всему свое время. Месть не терпит спешки, это блюдо подается холодным.
— Это так, — кивнул Ритон. — Но только постарайся не забыть, сколь коротка и быстротечна человеческая жизнь. Не хотелось бы, чтобы, к моменту, когда настанет время вкушать сие вкуснейшее из кушаний, оно не оказалось бы подле моего, еще более хладного, трупа.
Дочь Ратриолы рассмеялась — вежливо и аккуратно, согласно правилам этикета.
— Просто подождите чуть-чуть, очень скоро все будет готово, и мы приступим.
Произнеся это, она присела в изящном реверансе, и оставила венценосца наедине с его надеждами и страхами.