На часах было уже девять вечера. За окном по желтой выжженной земле бегал летний ветерок, поднимая пыль. В свете фонаря было хорошо видно, как зарождаются маленькие песчаные воронки, пытаясь тянутся все выше и выше не отрываясь от земли, подбирая с нее все что попадало под молодой вихрь, грозясь вырасти в безжалостный смерч, но вдруг резко растворялись попадая на широкую гравийную дорожку. Дым из сигареты Холофа, пытался угрожать подобно ветру, принимая разные угрожающие формы, но это совершенно не пугало мужчину, он курил уже больше тридцати лет и только получал удовольствие. Холоф перепробовал всё: сигары, трубки, папиросы заводские, папиросы самодельные; среди подарков на день рождение он получил больше десятка трубок. Ничего не прижилось, кроме добрых старых сигарет из табака, что выращивался в этом округе. Того табака, который он по молодости собирал на плантациях, потом отвозил на фабрику, а став постарше принял должность начальника производства на той же фабрике, и в итоге по выслуге лет вышел на заслуженный отдых. Его желтые от никотина пальцы, его желтые с прожилками зубы, золотая зажигалка с гравировкой от работников фабрики, все говорило о том, что этот человек будет курить до самой смерти. Притушив сигарету и оставив окурок в пепельнице, Холоф поднялся с кресла и заглянул в дом через окно веранды.
– Вики! Жена! Кто-нибудь покормил старика? – Он говорил голосом присуще дикторам на новостном телеканале произносящий свои дежурные фразы каждый вечер вот уже десяток лет.
– Да, я помню. Как раз готовлю поднос, – раздался голос из дома.
– То-то же! А то решили голодом заморить отца, – пробубнив под нос, Холод сел обратно. Его вечерний ритуал был соблюден.
– Хол, ты бы проверил всю проводку, а то в комнатах наверху тоже свет моргает, – снова раздался тот же голос из дома.
– Хорошо. Позови младшего бездельника. Надеюсь он уже набил свое брюхо. Пускай поможет, – Холоф немного повысил голос, глядя на новые песчаные воронки, что упорно пытались преодолеть подъездную дорожку, и ухмыльнулся.
Виктория передала наказ отца младшему сыну, и тот пулей полетел выполнять. По дороге причитая, «оставался бы в кампусе, с ребятами. Чего меня суда понесло на каникулы».
– Лара, будь добра, отнеси дедушке Голду ужин, – стучась в комнату к племяннице, попросила Виктория. – А то твоя мать в душе. Вряд ли мы ее скоро дождемся.
– Конечно, не дождемся, – улыбнулась девочка, подскакивая с кровати и бросая телефон на подушку. – Что на ужин? – она взглянула на поднос. – Его нужно кормить?
– Это каша. И мясо. И тыква. Есть он пока сам, просто надо напоминать ему, где он находится. А то бывает, отец ругает кухню, официантов, поваров. Ему как-то в городе подали не вкусный стэйк. Так он семь раз отправлял мальчишек на кухню, вспоминая этот случай. Но бывает, что приходилось его кормить.
– Понятно, – Лара пожала плечами и пошла на второй этаж.
Комната было закрыта. В помещении было душно, и пахло старостью. Лара держа одной рукой поднос, другой нащупала выключатель на стене, но он не сработал. Аккуратно пройдя в глубь комнаты в темноте, она вспомнила, что пару часов назад свет за ее спиной озаривший на секунду комнату, показал ее обстановку. На тумбочке за кроватью она видела настольную лампу с желтым абажуром. Лара делала аккуратные шаги, чтобы не дай бог не споткнутся, мягко шагая по застеленному ковром полу.
– Мари, – раздался шепот в тишине. Чей-то мужской голос прозвучал за спиной. Лара вздрогнула и замерла. Холодок пробежал по спине девочки. Посуда задрожала на подносе, звеня друг о друга. – Тетя Мари? – голос снова донесся из-за спины. – Вы чего тут в темноте? – Лара обернулась и увидела в проеме худощавого братца Люка.
Парень бодро зашагал в темноту, через всю комнату. Обогнул девушку с подносом и зажег яркую настольную лампу.
– А это ты! Привет! – поздоровался Люк.
– «А это ты?», – чуть ли не заикаясь повторила Лара. – Я чуть не умерла со страха! – шептала она.
– Можешь не шептать, дедуле все равно, – улыбнулся Люк.
– Очень рада этому факту. Ты чего пришел? Зачем тебе моя мама?
– Меня отец отправил проверить всю проводку в доме. И я вспомнил, что в этой комнате уже давно не горит свет. Лампочки все время выбивает. Где-то короткое замыкание наверное, – он пожал плечами. – И отец сказал, что мама отправила тетю Мари к дедушке. Вот.
– Понятно. И что? Ты сейчас собираешься чинить свет в комнате.
– Да, а что? Дед Голд все равно есть собирается. Давай поднос.
Люк поставил поднос на столик возле светильника. Лара впервые за долгие годы увидела лицо дедушки. В последний раз, когда мать брала ее с собой в гости к родным, ей было лет девять или десять, и дедушка был тогда бодрым пожилым мужчиной. Он подбрасывал девочку в воздух и ловил, кружа в теплых лучах весеннего солнца, он смеялся… Они смеялись. Лара вспомнила те дни отголосками смутного прошлого. Расплывчатые картинки появлялись будто под толщей воды. А сейчас она хорошо видела того родного старика из прошлого. Бледное морщинистое лицо, даже спящим оно казалось усталым. Поредевшие неопрятно приложенные черные волосы вперемешку с седыми. Они были коротко подстрижены и торчали в разные стороны, повторяя изгибы подушки. Глядя через эти семь-восемь лет, Лара не узнавал своего дедушку.
– Тут много работы, я схожу за инструментами, – сообщил Люк и скрылся за дверью.
Лара проводила его взглядом. В комнате на секунду стало тихо как прежде.
– Что сегодня на ужин, дочка? – старый Алаиз приоткрыл глаза и повел носом. – Мясо? Молоко? И зажаренный хлеб?
– Привет, дедушка! – Лара тут же обернулась к деду.
– Ты кто? – Голд обратился к своей гостьи. Он поднял подбородок и недоверчиво рассматривал девочку.
– Я думал, придет одна из моих дочерей. А прислали какую-то девчонку. Видать плохо я их воспитал, что даже в старости не могу на них надеяться. Ну, что же. За не имением лучшего… Бери стул, присаживайся. Как тебя зовут?
– Лара, – она снова опешила от такого поворота.
– Ла-ра, – дед сделал акцент на первый слог. – Что за странное имя у девочки. Твои родители ненавидят тебя с рождения? Я буду звать тебя… – старый Алаиз задумался. – Лаура. Так приятней звучит. Ты ни против?
– Нууу, – просипела девочка себе под нос, не решаясь ответить. В голосе дедули что-то изменилось. Лара заметила, что пару часов назад он говорил немного иначе. Нежнее что ли… Это сбило ее с толку и она замешкалась с ответом.
– Вот и замечательно. Давай, тогда угощай старика. Откуда ты говоришь, приехала? – дед довольно бодро протянул руки к еде.
Лара снова обратила внимание на реакцию старика. «И с чего все решили что он умирает?», подумала она но не решилась спросить вслух.
– Я не говорила, – ответила Лара.
– Ну, так самое время. Рассказывай.
– Я из Порта Филиока. Тот, что на восточном берегу.
– О, знаю, знаю. Там живет моя младшая дочь. Мария. Она вышла замуж и укатила со своим муженьком подальше от старика-отца. Городская она, прям как я был когда-то. Ты знаешь, я же не всю жизнь тут прожил. Я родился и вырос в Аджарджо, в самом центре полуострова. Я городской парень, девочка. И только после того как повстречал любовь всей моей жизни, я остался здесь, в этом захолустье. Но я не жалею, тут оказалось хорошо. Кто бы мог подумать, что я найду здесь себя. А? Никто не знал. И даже я сам. Просто прыгнул с головой. Была не была.
Дед замолчал не на долго, приступив к ужину. У старика Алаиза был отменный аппетит. «Врачи все таки приврали или преувеличили предсмертное состояние дедули», Лара молчала, но очень «громко» думала.
– Что ты сказала? – чавкая спросил старик Алаиз.
– Ничего. Я молчу, – испугалась вопроса Лара.
– Да? Ну, ладно. А ты чего здесь делаешь, Лаура? Зачем сюда приехала? Путь из Порта Филиока не близкий.
– Я тут родственников навещаю. Дедушку. Он у меня старенький. Мы с мамой приехали. Она тоже давно его не видела.
– А. Это правильно. Старикам вроде меня, нужно внимание родных. А то растишь, воспитываешь их, готовясь к дряхлой старости, а они и стакана воды не принесут. Кстати, где мой стакан воды? – возмутился старик.
– А воды не было, – растеряно произнесла Лара, шаря глазами по подносу и прикроватной тумбочке.
– Да не! Не пить. Мне после еды нужно куда-то челюсть положить свою. Верхние зубы на половину вставные. Видишь? – Старик открыл рот, предварительно проживав тыкву, показал как его верхняя челюсть выпала на язык и обратно.
Лара еще никогда не видела такого, щурясь она с интересом приглядывалась, желая разглядывать вставную челюсть. Но не разглядев не стала просить повторять такое.
– А где мои дочери? – Алаиз говорил не внятно, выравнивая языком искусственное нёбо.
– Они внизу. На первом этаже. Мама… Мария и Виктория, – оговорилась Лара, хотя уже не понимала почему скрывает свою личность.
– Мама? Чья мама? – Старик Голд перестал жевать. – А ты странная девочка.
– Мама. Моя мама, ее тоже зовут Мария, – немного испуганно ответила Лара.
– А, ну хорошо, – старик продолжил трапезу.
– Если вам, мистер Алаиз, больше ничего не нужно, я пойду.
– Голд, зови меня просто Голд. Я хоть и старик, но мистером Алаиз я привык слышать только на работе. А мы дома, – он обвел ложкой вокруг комнаты и раскрыл широко глаза. Лара увидела на одном глазу белое бельмо, похожее на катаракту и отпрянула.
Из скрипучего старческого горла, послышались металлические нотки, как в первую встречу.
– Дом, родной дом. Ладно, беги дитя. Тебе пора спать.
Лара собралась и вышла из спальни дедушки, шагая спиной к двери. Не успев, выйти за порог она столкнулась с Люком. Он налетел на нее, так же, не ожидая ее появления в дверях.
– Ой, извини. Ты чего спиной вперед ходишь? – воскликнул Люк.
– А ничего, ничего. Я пойду. А ты лампочки чинить, – Лара была немного растеряна.
– Ну как там дедушка?
– Поговорили немного, – Лара нахмурилась, ей захотелось прилечь. – Давно его не видела.
– Ну, да. Поговорили, – Люк скептически отнесся к словам сестры. – Ты его кормила, а он чавкал. Тебе бы поспать с дороги, ты выглядишь уставшая, вот и мерещиться всякое. Поговорили, – он снова ухмыльнулся.
– Завтра уже будешь пользоваться рабочим выключателем, обещаю! – Люк подмигнул сестре, вертя отверткой и плоскогубцами в руках. – Мама постелила тебе новое постельное белье. Я видел. Иди спать.
– А, хорошо. Спасибо, – Лара не поняла реакции брата.
Девочка пошла по коридору, к лестницы и вниз. Слышала, как Люк разговаривал с дедушкой, что-то весело насвистывал, а дед лишь, что-то отвечал набитым ртом, совсем не похожее на полноценное общение. Лара запомнила доносящуюся до нее мелодию и попыталась тоже ее насвистеть, но совсем тихо.
Она через силу приняла горячий душ, зашла в свою комнату и упала на кровать, будто к ней был привязан морской якорь, по рукам и ногам стягивающий и тянувший ее на дно темного водоема снов. Стоило ей только прикрыть глаза, как она уже не помнила себя. Вместо нее на воле очутилась новоиспеченная девушка Лаура. Прозвище так сильно въелась в подкорку, что сонная иллюзия легко подхватила мысли девочки о недавней встречи.