Движение на улице стало. Наверху продолжали беззаботно порхать счастливые обладатели авиеток, а здесь, на тверди, завязли друг в друге машины. Разумное движение вперёд сменилось мучительными судорогами на одном месте. Ну да, следовало предвидеть неурядицу и получше провешить маршрут, но я замечтался и рванул наугад. Не угадал.
Я оглядел мельком соседей по неприятности. Справа человеческое семейство недовольно надувало губы. Папенька, маменька и девочка-подросток. Хорошо одетые в дорогой просторной машине, сердитые тем, что у других идиотов тоже имеется транспорт, который мешает проехать венцу творения. Слева оборотень, застыл скульптурой за рулём. Старый, битый жизнью и седой уже, так что не определишь сходу, волчара он или какой-нибудь крупный кот.
Мы с ним обменялись неприязненными взглядами и на этом успокоились. Мир и дружба же теперь. Толерантность. Только не для всех.
Человечек-мужчина, закончив возмущённую тираду по элитной верхней связи, снисходительно глянул на мою машину, затем на меня и прикипел презрительным взором к предосудительной причёске, губы брезгливо оттопырились. Женщина посмотрела надменно, но не без смутного интереса. Девчонка откровенно пялилась, дёргаясь под музыку в наушниках.
Это были современные люди: сытые и гладкие. Унылый продукт урбанизированного человечества. Я сделал вид, что не замечаю ни презрения самца, ни хищного интереса самок. Всё равно мне, или как теперь говорят: пофигу.
Хотя признаться, горло саднило от тайной грусти. В былые времена, когда я ездил в собственной карете, не приходилось терпеть соседство непонятно кого и уныло стоять на дороге, дожидаясь возможности двинуться дальше. Злые кони несли меня к замку, и чернь убиралась с пути, роняя шапки. Вампиры были хозяевами в собственных землях, а люди служили нам и неплохо устраивались под покровительством бессмертных.
Однажды, правда, они сочли, что могут справиться сами, начали вращать колёса этого самого прогресса, который и довёл мир до забитых расплодившимся человечеством городов. Раньше крупные поселения служили узлами дорог, помогали связывать провинции, теперь они превратились в самодовольные и почти самодостаточные коросты на честном теле земли.
Я строго смотрел прямо перед собой, чтобы люди отвяли, не беспокоили ни себя, ни меня, ни других, но их любопытство, подогретое бездельем, простёрлось до разговора, точнее, обмена мнениями. Приглушить голоса они не пытались, хотя я различил бы и шёпот.
«Какой надменный вампир, ездит на ржавой калоше, а смотрит на всех как будто он тут главный» — «Много им воли дали, пусть спасибо скажут, что не в резервации живут!» — «Худой вон, не идёт видно в пользу кровушка человечья» — «Бесполезные они, зачем только Правитель их вообще терпит?»
И так далее. До боли знакомая, многократно повторяемая песня. Женщина поддакивала своему самцу, но я ощущал на себе скорее голодный, чем презрительный взгляд. Девчонка пялилась молча, хотя в её возрасте щебечут обычно без передышки. Не иначе считала предков малоподходящей для изъявления чувств аудиторией.
Я делал вид, что ничего не слышу, но у оборотней уши почти такие же чуткие, как наши, а все три машины стояли едва не вплотную. Седой кривовато ухмыльнулся, не показывая клыков. А потом древним знаковым жестом провёл кончиками пальцев по щеке. Тупые короткие когти не прятались в подушечки, значит, волк. Я ответно, раскрыв ладонь наружу, коснулся тыльной стороной губ.
Мы поняли друг друга и отчасти оценили. Когда-то в давние времена оборотни были самыми непримиримыми нашими врагами. Собачились мы с ними почти непрерывно, то выясняя какие-то противоречия, то оттяпывая друг у друга крайние земли. Враг и волк были синонимами. Странно, что по наступлении человеческой эры, именно псовые полулюди взяли нашу сторону и не позволили остальным расам расправиться с теми, кто имел такое же право на жизнь, как и все прочие.
Вполне возможно, что когда-то мы сходились с этим седым на поле непримиримой брани, но сейчас он выразил солидарность мне, а не людям. Более того, наверняка заметив, что я взволнован, он дал шанс выбраться из неприятной ситуации.
Вся колонна немного сдвинулась, причём люди, зазевавшись на меня, отстали, схлопотав возмущённый вой других водителей. Слева открылся гостеприимный зев двора, и волк тотчас свернул туда. Его старенький, но солидный автомобиль занимал как раз столько места в строю, чтобы моё микро смогло изловчиться и скользнуть следом. Я с большим облегчением въехал за оборотнем в тесное пространство между домами.
Мы припарковались рядом возле решётки унылого садика, и я выскочил на вольный воздух.
— Спасибо, волк! Рад бы испробовать твою силу в честном поединке, но очень спешу.
— Да понял, — ухмыльнулся он. — Наперегонки?
— Мне в чиновничий дом.
— А мне в другую сторону. Ещё встретимся, вампир!
— Непременно!
И я пустился бегом. Не то чтобы опаздывал, но время поджимало. К счастью оборотень торопился в иные пределы, а то пришлось бы мне сдерживать шаг, чтобы не задеть его седин.
У этого народа верхом неучтивости считается признавать соплеменника старым и дряхлым, потому предложить единоборство — значит проявить уважение. Ветеран, конечно откажется, шутливо помянув, что не дело матёрому валандаться с малышнёй, но учтивость оценит. Мы, вампиры, хорошо знали обычаи старых врагов, не иначе поэтому и помириться с ними удалось довольно быстро. Два народа издавна понимали нужды друг друга, умели как качественно оскорбить, так и отвесить положенную долю почтения.
Пробиваясь к цели большей частью дворами и прочими малолюдными местами, я развил приличную скорость, только попадая в уличные потоки притормаживал, чтобы не слишком выделяться среди прочих жителей теперь уже не нашего государства.
Вампир, в принципе, может выглядеть совершенно как человек. Мы умеем полностью себя контролировать, втягивать клыки и когти, ходить с людской неуклюжестью, многие так и поступали, избегая осуждающих взглядов, но мне не то гордыня мешала, не то спесь — маленькое такое упрямство, и я не скрывал ни природы, ни породы.
Семья наша была из знатных и, хотя на мою долю титула не хватило, поскольку был младшим, четвёртым по счёту, сыном, но дворянства за это не лишают. Отец, отпуская меня в самостоятельную жизнь, выделить смог немного, но я справлялся, стараясь рачительно распорядиться полученным добром и преумножил его в течении немногих лет. Земли до сих пор мне принадлежали, но поскольку доход с них примерно равнялся налогу, которым давила нас чужая власть, то приносили больше проблем, чем прибыли.
Когда люди берутся распространять по миру свой прогресс, сидеть в замке дело грустное, да и не сытое. Пришлось мне отправиться в город — искать работу.
Обрести желаемое оказалось не так-то просто: мало кто стремился взять на службу кровососа. Поначалу я довольствовался тяжёлым физическим трудом, которого в ту пору хватало ещё с избытком, а потом попал в театр. Слегка сумасшедшие обитатели этого странного места меньше других заморачивались моей породой. Обнаружилось, что я с лёгкостью могу завести публику. На дамочек глубокий рокочущий баритон действовал вообще неотразимо. Я мог по надобности петь, танцевать, и соглашался играть любую роль, лишь бы только её давали.
Внешность моя опять же пришлась как никогда ко двору. Высокий рост, наработанные мечами плечи в иных амплуа смотрелись выгодно. Я не отличался современной упитанностью, был по-старому поджар и жилист, но переплетение исключительно функциональных, а не показушных мышц легко маскировалось одеждой. Кроме того, я часто играл злодеев, и для этих ролей моя худощавость приходилась кстати.
Иногда я пел в концертах, случалось приглашали на закрытые вечеринки для избранной публики, я снялся в нескольких небольших ролях в кино, но продвинуться в этом бизнесе достаточно далеко вампиру не грозило. Меня пользовали как экзотику, но от настоящего успеха отодвигали. Я привык и не обижался. Достатка на жизнь хватало, да и поклонниками обзавёлся, а значит, бесплатной кормёжкой. Что ещё вампиру надо? О блистательном прошлом давно следовало забыть, назад партию жизни не отыграешь.
Это раньше я убивал, когда сам ощущал настоятельную потребность, а теперь вот спешил, страшась опоздать, в чиновничий дом, чтобы мне продлили право на получение столь необходимой бессмертному привилегии.
Отнимать жизни нам теперь было запрещено специальным законом, однако, снисходя до нужд каких-никаких, а граждан правитель милостиво отдал нам на откуп казнь преступников. В итоге людям не приходилось тратиться на верёвку и похороны злодея, а вампиры получали необходимую подпитку.
До моего ежегодного полноценного кормления оставались считанные дни, так что опаздывать никак не следовало. Я переступил нужный порог даже загодя, получил в канцелярии лист доверия и принялся обходить кабинеты, где на меня смотрели с презрительным осуждением, причём чаще всего люди. Они никому не уступали, как правило, удовольствия работать в таких местах, где вампиром можно безнаказанно помыкать сколь угодно долго.
Зная, как нелегка рутинная канитель, я освободил на посещение чиновничьего дома весь рабочий день, и уже зрел впереди конец скитаний, когда в последнем по счёту и решающем кабинете обнаружил за начальственным столом не человека, а черета.
После того, как люди прибрали постепенно наш мир к загребущим рукам, бывшие союзники стали едва ли не главными гонителями. Я временами удивлялся выкрутасам бытия, но переживать по этому поводу считал излишним. Что выросло, то выросло, не сожалеть следовало, а приспосабливаться к изменившимся условиям.
Этот экземпляр ещё не достиг полной зрелости, а уже набрался барственной спеси. Когти, такие же неубираемые как у волков ещё не успели потемнеть, рога едва начали завиваться, клыки не выросли вообще, а пожалуйста: занимает отдельный кабинет в солидном департаменте. Кто посадил сюда этого мальчика? Я в его годы почтительно слушался старших и даже не претендовал на то, чтобы возвышаться над другими вампирами, хотя был сыном лордов. Воспитывали наш молодняк очень строго.
Я выложил на стол документы и стал дожидаться решения своей судьбы. Отказывать мне оснований не было, но кого и когда это волновало? Могли отыскаться моменты, которых не предусмотришь. Сесть черет не предложил. Нравилось, что возвышаюсь над ним как памятник? Обычно это всех раздражает.
Он с важным видом задал несколько вопросов, я ответил. Черет, его имя — Узрум было вышито на груди форменного кителя внимательно изучал мой вполне заурядный лист. Чиновник, занимавший отдельный кабинет, недостаточно опытен, чтобы найти сходу к чему придраться? Ну я ему помогать не собирался. Последовало ещё несколько незначительных уточнений. Уяснив, что я по профессии актёр, он поглядел с почти детским любопытством, мне даже показалось, что попросит контрамарку, но он удержался и без дальнейших проволочек поставил решающий вензель.
Из кабинета я выходил в лёгком обалдении, никак не ожидал столь скорого решения волокитного по своей сути дела. Сдав что следовало в канцелярию, а что положено оставив себе, я быстро выбежал на улицу. Вечерняя прохлада наполнила мои лёгкие кислородом пополам с выхлопными газами, но настроения не испортила даже едкая смесь, ставшая привычной за последнее столетие.
Я устремился по вечернему городу туда, где бросил свою машину. Поначалу шагал быстро, привыкнув экономить минуты, а потом решил, что прогулка не повредит, и принялся разглядывать дома, людей и автомобили, наслаждаясь суетой, с которой текла эта жизнь.
Поначалу, едва переехав в город из своей провинции, я ужасно себя чувствовал в искусственной среде: удручало обилие запахов и шума, но понемногу привык, от иных факторов научился отгораживаться. Наезжая в поместье даже ощущал некую неуверенность в отсутствие привычного давления. Урбанизировался, как люди.
Пока я ходил по кабинетам в доме чиновников, наступил вечер, а когда не спеша пробирался дворами и улицами к своей машине, почти совсем стемнело. Зажглись фонари, люди с их несовершенным зрением теперь реже обращали внимания на шагающего среди них вампира.
Я не объяснил, почему меня узнавали? Да всё просто. Я так и не остриг положенные мне по статусу длинные волосы, более того, заплетал их в косу, как и следовало делать сыну лорда. Люди не особо разбирались в наших правилах, но человеческие мужчины таких причёсок не носили, так что выделялся я в любой толпе. На сцене конечно, приходилось надевать парики или завязывать хвост, но работа есть работа, а помимо театра или концертной площадки я убирал волосы так, как считал нужным.
Дразнить меня девочкой пытались, но не слишком часто и не особо уверенно. Стоило мне развернуть плечи да посмотреть так внимательно на человека, как странные предположения отпадали сами собой. Учитывая насколько женственными выглядели рядом со мной их мужчины, люди унимались быстро. Сами себя распустили, так нечего отыгрываться на других, иногда эти уже почти бесполые на вид существа раздражали взрослого вампира не на шутку.
Вот и сейчас услышав шум во дворе, где оставил машину, я ощутил глухую досаду. Почему им всегда всё не так? Поручи власти нам бороться с хулиганами тихи и благостны стали бы улицы, потому что, опасаясь безжалостных клыков не каждый отморозок решился бы распускать по ветру свой куцый хвостишко. Человеческое лицемерие людям же и вредило, но они упорно продолжали мешать правду с ложью и подменять одно другим.
Я мысленно зарычал и прибавил шагу.
Во дворе оказалось довольно темно. Фонари вообще не горели, хотя конечно вполне хватало света из окон окружающих домов. Мизансцену я разглядел во всех подробностях.
Машине моей, кстати, вообще ничего не грозило, компания молодых парней и девиц собралась в глубине двора, и там проистекала какая-то возня, сути которой я пока не уловил, да и не особо стремился. Люди сами по себе, я тоже. Сейчас сяду в свою малышку и уеду, а они пусть продолжат бессмысленно растрачивать без того короткую жизнь.
Я уже подошёл к машине и достал пульт от замка, когда разобрал пробившийся сквозь недобрый человеческий говорок стон. Жалобный, высокий, словно девочка плакала или ребёнок. Этот звук, способный пробудить сострадание даже в камне ожесточил компанию не на шутку, вскрики и брань зазвучали громче, а глухие удары сообщили мне, что люди старательно пинают ногами чьё-то беспомощное тело.
Я стиснул зубы. Вампиру вмешиваться в человеческие разборки никак не следовало, но проклятое хорошее воспитание уже развернуло меня на месте. Я сражался в былые времена, но вот резать горло пленным не доводилось, да и избивать их тоже. Вампиры вообще редко дерутся, мы сдержаны по природе, да ещё дрессированы на самоконтроль с детства.
Разглядеть за частоколом ног лежащего я толком не сумел, но показалось, что мелькнули голые коленки, отчаянно прижатые к животу. Неужели девушка? Это и совсем низко. Запахи стаи перешибали всё вокруг, я не мог понять природы избиваемого существа и по уму следовало тихо валить отсюда пока и меня не приплели к делу, но когда это я жил по уму? Не настолько ещё развеял по ветру совесть.
— Ребята, бросили бы вы это недоброе занятие, неровен час, полиция заявится, придётся потом отвечать на нанесение тяжёлых телесных повреждений.
Это я попытался мирно урегулировать конфликт, заранее зная, что ничего не выйдет. Недаром родители в прежние могутные времена держали меня подальше от политики, а теперь так и вовсе заказывали связываться со всем происходящим. Переговорщик из меня получился посредственный.
Дальше события разворачивались как по писанному. Смертные повернулись, уверенные, что толпой они одного запинают. Мне, конечно, ничего не стоило их раскидать, да хоть развесить по веткам дворовых деревьев, но вампиру ввязываться в конфликт с людьми — значило огрести серьёзные неприятности. Пусть их хоть десяток на одного меня придётся, заранее известно, кто останется виноват.
— Вали отсюда, длинный, пока самого не взяли в оборот!
То есть, выкриков последовало немало, да все они звучали в одной тональности, так что вслушиваться я нужды не видел. Девушки бранились особенно старательно.
Одно хорошо, жертву избивать перестали. Я видел, что лежащий жив, хотя по-прежнему не ощущал его породы. Человек? Это нет. Соплеменника уже забили бы насмерть. На земле валялся представитель чуть более живучей крови, и я мысленно вздохнул. Люди против людей — это их помешательство, тут я мог отступить, но долг велел заступиться за представителя одной из нечеловеческих рас. Вот теперь уже вне всяких сомнений не добрая воля, а обязанность.
Я позволил моему гневу пролиться из глаз красными яркими в полумраке огнями и выпустил клыки. Надеялся запугать, заставить уйти, жизненной потребности стоять насмерть у этих ребят не было, так мелкая прихоть. Могло сработать.
Не сработало.