Если не хочешь форсировать конфликт — форсируй его. Это конечно, не боевой клич вампиров, но так, небольшой жизненный принцип. Я не стал дожидаться, пока до людей дойдёт, ибо доходит до них долго, без гарантий и поздно, шагнул вперёд и схватив ближайшего за шиворот вздёрнул вверх как щенка.
Люди знают, что вампиры превосходят их силой, но не очень хорошо осведомлены, до какой степени. Когда вот так наглядно демонстрируешь, насколько ничтожным способен оказаться каждый из них в бессмертных и даже на вид достаточно внушительных грабках, протрезвление отчасти наступает, да и то не у всех. Я чуть наклонил голову. Предъявлять угрозу меня учили с детства, этот навык закрепляется в подсознании, а люди чуют опасность на инстинктивном уровне. Так мы все устроены.
Они попятились, на глазах теряя уверенность. Тот, кого я схватил, дёрнулся всего пару раз, да и то вяло, я рыкнул, и он послушно повис тряпочкой. Окажись группа чуть меньше, уже разбегалась бы в разные стороны, но значительно превосходя числом они ощущали себя сильными и неуязвимыми. Выпитый алкоголь опять же добавлял куража. Побеждала в итоге глупая самоуверенность. Я за считанные мгновения доказал бы им, насколько они заблуждаются в расстановке сил, но как же мне не хотелось драться!
В суде никому не докажешь, что десятеро на одного — это нечестно. К вампиру всегда отнесутся предвзято. Я вздёрнул губу, словно собирался обнажить клыки, но медлил. Ситуация приобрела мерзкий привкус неустойчивого равновесия, потому следовало либо решиться на отчаянные действия, либо отступить.
Я уже совсем вознамерился бросить человека в стаю, прорваться сквозь нестройные ряды, схватить несчастного, что валялся на земле и отступать вместе с ним, чтобы не оставлять здесь на расправу, когда за спиной прозвучал бархатистый рык матёрого волка.
Он не переломился, но я ощутил предваряющий запах и присоединил свой голос к его боевой песне. Почему уверился, что оборотень взял мою сторону? А не знаю.
Нас двоих люди испугались уже всерьёз. Волнение в рядах сделалось ощутимее. Я поставил своего парня на землю и толкнул к его подельникам, а потом сделал ещё шаг вперёд.
Они не выдержали и обратились в бегство. Застучали пятки в тесном проезде, который оказался здесь весьма кстати. От облегчения я не столько вздохнул, сколько застонал. Жалобный ответ на почти неприличное проявление чувств последовал с утоптанной земли, и я шагнул к поверженному, чтобы рассмотреть из-за чего собственно говоря, впутался в нехорошее дело. Из-за кого, поскольку существо до сих пор относилось к разряду живых.
Пытливому взору предстала гладкая человеческая фигурка, я втянул ноздрями кислый воздух и замер, страшась поверить в то, что сообщил мне густой запах страха, беспомощности, неприкаянности. Вот ведь влип, и бегством уже не спасёшься.
Волк стоял сзади, я ощущал каждое его движение, но не оборачивался, считая, что лучше проявить доверие к тому, кто пришёл тебе на помощь, чем обидеть излишней подозрительностью. Спина помёрзнет и перестанет, а учтивость всегда придётся к месту, когда имеешь дело не с людьми. Он сопел, принюхиваясь. У перевёртышей обоняние слабее нашего, я терпеливо ждал, когда он закончит и разглядывал скрюченное недоразумение, валявшееся перед нами на земле.
Не девчонка, а парень, штанины просто задрались, введя меня в заблуждение. Гладенький современный человечек, только уже бывший. Инфицированный, как говорят люди, а по-нашему низший вампир. Так мы называли не урождённых, а обращённых бессмертных. Когда-то их вербовали в немалых количествах, они служили на простых должностях, иногда почти все армии состояли из особей этой породы, и оборотни говорили, что мы потому и проиграли в итоге войну, что плодились не тем способом.
Тут они не ошибались, у вампиров рождается мало детей, мои родители, имея четверых отпрысков были редким исключением. Обычно у пары появлялся один ребёнок, два уже считалось большой удачей. Вырождение, конечно, вампирам не грозило, учитывая наш длинный век, зато алчные притязания соседей — вполне. Ну мы и выкручивались как умели.
Вот только потомство, полученное таким путём, всё равно требовало надзора и воспитания, а передо мной лежал и хныкал, не смея шевельнуться, одинокий брошенный мастером детёныш.
Разглядывая его, я думал о совершенно посторонних вещах. В годы нашего могущества отец много раз порывался меня женить, усердно подыскивая подходящих девиц. Пригодных с политической точки зрения, разумеется. Родители потенциальных невест приезжали взглянуть на меня, и зачастую от притязаний отказывались. Папа однажды оглядел своего младшенького и решил повременить с экспериментами до лучших времён. Жаль, они так и не наступили.
Я взял не только ростом и статью, но и рожа была, нет, вполне себе привлекательная, но несколько разбойничья что ли. Это я всё к тому, что детей у меня не завелось, в ближайшем будущем не предвиделось, как и собственных птенцов. Лорды редко обращали людей, поручая эту грязную работу подданным. Я вполне мог взять под покровительство паренька, правила не запрещали, и хомут приходился по шее, не хотел, правда этого делать.
Волк, между тем, завершил свои исследования, вздохнул, словно скорбя о вампирской жестокости. У меня шевельнулись клыки и поджались уши, но чувство справедливости подсказало, что выпендриваться не стоит. Что ни говори, а виноват в случившемся с этим человеком был кто-то из наших.
Если он не пометил неофита своим запахом, значит, бросил на произвол судьбы. Тут без вариантов
— Ребёнок, — сказал волк.
Я рискнул посмотреть на него. Немолодой оборотень с грустной миной выглядел ещё старше. Он смотрел на птенца с непонятной мне тоскливой жадностью, словно охотно взял бы его себе, позволяй такое безобразие наши строгие законы.
Глядя на то, как жалеет этого несчастного слётка существо чужой породы, я больше не колебался. Не так уж и обременит меня приобретение, да и не объест. Я знал, что справлюсь.
Тщательно растёр ладонями шею и затылок, собирая запах, а потом погладил парня сначала по волосам, потом по лицу и спустился на плечи — пометил. Волк наблюдал церемонию с печальным одобрением. Я видел, как чутко подрагивают его уши, и губы разъезжаются в дружелюбной улыбке. У волков вообще очень сложные гримасы, люди и рядом не валялись, вампиры тем более.
Почуяв ласку, детёныш неуверенно приподнялся, заглядывая мне в лицо. Не знаю, объяснил ему кто-то правила ритуала или сам догадался, но он подполз ближе, затих у моих ног. Повреждения не зажили толком, я видел, как морщится от боли лицо, да и ловил её отголосок. Его ещё и не кормили. Мало есть на свете созданий беспомощнее и несчастнее голодного неофита.
— Идём! — вздохнул я.
С моей помощью приобретение доковыляло до машины и устроилось на пассажирском месте. Я повернулся к волку, поклонился как положено и поблагодарил за помощь и любезность. Он смотрел на меня всё так же грустно, хотя и с пробивавшейся сквозь минор нежностью, причины которой я не понимал.
— Ты хорошо поступил, четвёртый сын Триэвиров. Я рад нашей встрече и знакомству. Я — Арран из Тёмного дома.
— Моё почтение, лорд Арран!
Я сцепил пальцы в замок и уважительно склонил голову. Правила поведения вдолбили в меня так усердно, что я совершенно не задумывался о природе своих жестов и слов, но волку явно по душе пришлось моё хорошее воспитание. Похоже пригодились-таки полученные в юном возрасте подзатыльники, точнее результат, к которому они привели.
Прежде мы не встречались ни на поле брани, ни где бы то ни было ещё, но разумеется, я его знал. Как и предположил раньше, годами он превосходил меня значительно, да и знатностью тоже, если учесть, что я не получил во владение почти ничего. Отнестись к этому оборотню следовало со всей возможной предупредительностью, даже если дороги наши и сошлись всего на миг.
— А я думал, ты обратишься в бегство, увлекая человеческую свору за собой, прочь от жертвы, — сказал волк с едва уловимой и совершенно необидной усмешкой.
— Должно быть, поступить так было разумнее всего, — ответил в тон, — но я не догадался. Говорил мне папа, что у меня ума не палата, а одна только от неё половица, следовало слушаться.
Я терпеливо дожидался, когда волк меня отпустит, неучтиво младшему первым обрывать беседу, а он всё вглядывался, словно пытаясь угадать во мне чьи-то иные черты.
— Позволишь мне как-нибудь осведомиться о нашей совместной находке? — спросил он.
Сказани такое вампир, я бы показал клыки и ближайшую дорогу, по которой следовало шустро убираться восвояси, но Аррану, естественно, отказать не мог. Кроме того, я чувствовал, что недоверие здесь ни при чём, какая-то иная печаль заставляет этого оборотня поддерживать беседу с вампиром, да ещё печься о судьбе птенца. Быть может ему просто неуютно без компании в этом мире?
Волки обычно держатся семьями, они не любят одиночества, как мы, кровососы, а от этого никем другим не пахло, ни волчицей, ни щенками, словно ждёт старого Аррана лишь совершенно пустое жилище. Спрашивать, куда подевались его подруга и выводок было верхом неприличия и я, естественно, воздержался от досужего любопытства.
— Буду сердечно рад, лорд Арран, — ответил я, со всем уважением кланяясь матёрому.
Я сказал ему не только номер телефона, но и адрес, затем мы расселись по своим машинам и разъехались в разные стороны. Птенец дрожал, но не хныкал, да и вообще был не в таком тяжёлом состоянии, чтобы над ним кудахтать, потому по дороге я размышлял о знакомстве с оборотнем, оставив насущные заботы на пусть ближайшее, но будущее.
В пробке мы встретились случайно, да и оглядели друг друга без особой приязни. Он выразил благоволение, когда люди принялись мыть кости моему виду. Впрочем, недружелюбие к вампирам раздражало многих, так что ничего удивительного в том не было. Разбегаясь по своим делам из знаменательного двора, обменялись лишь ритуальными любезностями, почему он вдруг увидел во мне нечто, заслуживающее внимания?
Позвонить отцу и спросить? Вдруг Триэвиров и Арранов связывает какая-то тайна? Столько воды утекло, стоит ли того былая слава?
Я решил, что нет и как раз на этой здравой мысли добрался до своего, а теперь нашего, дома. Мне принадлежала скромная квартирка в тихом районе. Поскольку жил я до сего дня один большая и не требовалась. Птенец пошёл за мной как привязанный, не пытаясь сбежать и хорохориться, я решил, что приручение завершилось как надо.
— Дуй в ванную! — распорядился сразу, как вошли. — Одежки свои выбрось, они такие грязные и рваные, что нет смысла беречь.
Мои вещи оказались бы ему непомерно длинны, но порывшись в шкафу я нашёл спортивные штаны на резинке и рубаху покороче прочих. До утра доживёт, а там купим ему что-нибудь в магазине. Повернувшись, я обнаружил, что приказ мой не выполнен, а птенец по-прежнему мнётся в комнате.
— Что не так?
— А ты приставать не будешь? — спросил он с обезоруживающей наивностью.
— А надо?
Морда в синяках скривилась сначала от возмущения, потом от боли, потому что побои вообще не способствуют правильной мимике и координации движений.
— Дурак! — буркнул он.
— Во-первых, я твой мастер, так что веди себя уважительно, во-вторых, если не возьмёшься за ум, велю снять штаны, чтобы проверить, что в них находится. По запаху ты вроде мальчик, а ведёшь себя как девочка.
Он поглядел на меня злобно, но спорить не посмел, забрал вещи и ушёл мыться, щёлкнув замочком на двери. Человеческого мужчину всегда можно задеть, назвав его девчонкой. Они словно бы в самом деле считают свой пол лучше. Мне это неравенство всегда казалось странным. У вампиров всё устроено иначе. Мы практичны, и если делим обязанности в семье или другой группе, то всегда исходим из выгоды. У нас даже ребёнка выкармливают оба родителя: мать — молоком, отец — кровью.
Я и вырос на папином попечении. Мама обладала куда большими чем он способностями к дипломатии и постоянно разъезжала по государству, улаживала семейные и клановые дела. Старшие братья рано стали на крыло и покинули дом родителей, так что мы жили в фамильном замке, большей частью, вдвоём. Отец учил меня управлять поместьем и владеть оружием, ещё хорошим манерам, которые тоже иногда пригождались, хотя и реже чем хотелось бы.
Подопечный плескался долго, а когда вышел, насупясь из ванной комнаты, вид у него был потешный. Я сдержал улыбку и принёс детёнышу искусственной крови из холодильника. Дрянь конечно, но не вести же его было в таком виде на охоту: жертвы засмеют.
Он выпил предложенное, даже отвращение вежливо попытался скрыть, и я подумал, что не так он безнадёжен, каким показалось сначала.
— Имя-то своё назовёшь, птенец?
— Мальвин, — ответил он хмуро.
И прозвище девчачье, хотя не мне осуждать. Среди длинного списка моих родовых личных имён тоже попадались женские.
— А я Элле.
Он встрепенулся, вгляделся в меня, даже шею вытянул.
— Ты Элле Трэр? Актёр?
Я простодушно удивился, как всякий раз, если меня кто-то узнавал. Случалось такое нечасто.
— Я видел тебя в кино. Ты играл крутого капитана пиратского корабля. Очень здорово, кстати. Я жалел, что роль такая маленькая. Все остальные герои казались в сравнении пресными, но я тогда не думал, что ты вампир. Это очень странно.
— Амплуа добавит мне авторитета в наших отношениях?
— Прости.
Я наблюдал, как исчезают синяки, а осанка приобретает здоровую уверенность. Даже искусственная еда помогла птенцу восстановиться.
— Да ничего страшного. Я не цепляюсь к пустякам, но рассердишь по-настоящему — всыплю.
— Так нельзя, это БДСМ какое-то!
— Поверь, я позабочусь, чтобы удовольствия ты не получил, так что подсесть не бойся. Кто тебя обратил и почему бросил без опеки?
Мальвин замялся, мне показалось, что он сам лишь теперь задумался о том, что собственно говоря, с ним произошло.
— Познакомился с девахой в клубе, красивой, распущенной. Она всё намекала на разные извращения, типа кайф от них словлю неимоверный, но близко не подпускала, а хотелось ведь попробовать.
Про извращения выяснять не тянуло. На работе наслушался всякого-разного вволю. У актёров языки без костей, такого нанесут, что идёшь домой и радуешься, что ты не человек.
— Дальше давай. Видимо однажды она тебя к себе подпустила.
— Вот, поехали в какое-то место, я толком и не понял, куда — пьяный был, а очнулся в чужой одежде, в мутных трущобах. Горло горит, везде болит, ничего не помню, ничего не понимаю. К людям сунулся и чувствую, что хочу в глотку кому-то впиться. Зубы полезли. Я так испугался, что убежал и спрятался, а потом решил пробираться к дому, но тут наступил день и я побоялся вылезать на свет. Сидел в каком-то подвале и трясся.
— Догадался, что обратили?
— А кто бы не догадался? — огрызнулся он зло. — Мне так худо было. Следующей ночью вылез и пошёл, да только не знал куда и спросить не мог, потому что точно кого-то бы сожрал. Ещё день в подвале отсиживался, а вечер настал, я наружу полез и наткнулся на этих. Как унюхал живых людей, так у меня всякое соображение пропало. Сначала совсем крышу снесло, пытался кусаться, а когда они набросились и принялись бить, думал уже целым не выберусь.
— То есть, били тебя всё-таки за дело?
Он вздохнул, а я подумал, что поступил как последний идиот, впутавшись в очень скверную историю. Если эти ребята натравят на меня власти, придётся отвечать за последствия даже при отсутствии оных. Осталось надеяться, что не разглядели они ничего в темноте, да и не успел мальчишка никого покусать, вёл себя как перепуганный ребёнок, каким и бывают все свежеобращённые сколько бы лет не прожили на свете до этого.
Я вздохнул вслед за своим подопечным, потому что отыгрывать назад было поздно. Воспитывать теперь предстояло то, что случай принёс.