Отец Мальвина примчался в больницу поздним утром. Я уже мог встать, хотя пока не спешил без нужды шевелиться: регенерация вычерпала ресурс до дна. Птенец дремал в кресле. Старший Гриар кинулся сразу ко мне, как видно, успел выяснить, что его мальчик не пострадал. Моё тело полностью восстановилось, но всклокоченные волосы оскверняли изголовье постели, порванная в грязи и крови одежда осталась той же самой, срезать её с меня не рискнули. Выглядел я неважно, что там говорить. Краше на помойку выкидывают.
Что мне нравилось в этом человеке — он сразу приступал к делу.
— Элле, быть может вы с Микелом поживёте немного у меня? Я понимаю, что вы взрослые и жаждете самостоятельности, но я очень напуган.
— Конечно, я согласен. Разумный выход из положения, спасибо!
Мальчиковую спесь сейчас следовало вымести веником за порог, я так и поступил. Безопасность птенца мне самому не обеспечить, причём не только в силу слабости, если можно так выразиться, но учитывая поражение в правах. Однажды вампиров перестанут бояться, а то и полюбят, но это случится ещё не сегодня.
Отец Мальвина дело в долгий ящик не откладывал, тут же принялся звонить по верхней связи, заказывая одежду в круглосуточной сети, взгляд его настойчиво обшаривал моё тело. Без труда догадавшись о причине затруднений, я назвал нужные размеры. Не для гроба потребовались — уже счастье. Гриар повторил цифры в трубку, энергично кивая на ответные реплики.
— Ты уже как? — спросил он, осторожно садясь на стул. — Транспортировке подлежишь?
— Могу ходить и бегать, — заверил я. — Просто пока отдыхаю. Да не очень и хочу.
— Я тут вам привёз.
Он нырнул в портфель и вытащил две банки крови, роздал нам с Мальвином. Птенец сидел тихо, скромно, изображая закономерное послушание младшего, но глаза его сияли — наверняка радовался, что поживём какое-то время вместе, всей семьёй.
Перекусив ещё раз за эту затянувшуюся ночь, я встал и даже сумел отыскать душ, чтобы смыть то, что само не отшелушилось. Доставленная в больницу одежда пришлась впору, хотя выглядела слишком взрослой на мой вкус. Впрочем, решил я, если пора менять привычки, то почему не сейчас?
Мы отправились домой. Старший Гриар отвёл нам с Мальвином соседние спальни, чтобы моему энергичному подопечному не пришлось далеко бегать, если появится желание утомлять мастера болтовнёй. Впрочем, я к ней притерпелся, она больше не раздражала. Никто не обязан отказываться от невинных привычек, чтобы угодить другому.
Главная новость вообще обошлась без слов. Мальвин, не успел я устроиться в своей комнате, вломился ко мне и, стащив рубашку, гордо продемонстрировал проступившие сквозь прежнюю пухловатость красивые крепкие мускулы. Он сиял от счастья за нас обоих, и я от души похвали его успехи. Птенец старался. Он и учёбу не запустил, но об этом рассказывал мне во время свиданий. Я ещё подумал, что самому пора серьёзно взяться за книжки, даже если меня не примут в университет. Негоже отставать от моего парня.
Внизу, в гостиной лежала на видном месте стопка тщательно подобранных газет, годичной давности и более свежих. Из них я, шалея от изумления, узнал, что всё это время был предметом пересудов. Общественность, разделившись на два лагеря, сражалась за меня и против. В тюрьме прессу не давали, и обнаружив, как взволновали меня эти страсти, я понял почему, решил, что обида тут неуместна.
В положенное время я поехал на работу в морг и застал там не выспавшегося, жутко усталого Кастле. Узнав, где я теперь живу, он кивнул одобрительно, тут же велел ни под каким видом не появляться как на квартире, так и в театре. Толпы журналистов вновь жаждут порвать меня на части, следовало дать схлынуть самому мутному потоку ажиотажа, чтобы потом согласиться на осторожное интервью.
— Интерес угаснет, — сказал я с надеждой.
— Не думаю, кампания по борьбе за права вампиров развернулась нешуточная.
Я охотно согласился учесть его мнение.
На работу меня доставляла одна из машин Гриара, а больше я нигде и не бывал. Искать меня в тюрьме и морге газетчики не догадались, так что первый месяц новой жизни прошёл относительно спокойно. Постепенно я в неё втягивался, она мне неподдельно нравилась.
В тот день я задержался на работе и как раз заканчивал с ней, прибирая за собой территорию, когда появился Кастле.
— Так и думал, что ещё застану на месте, усердный ты наш. Вымой руки от своих нестерильных клиентов и идём ко мне в кабинет.
Его хмурость встревожила, я гадал, что такое скверное могло случиться, привычно шагая следом за дознавателем. В его кабинете я прежде не был, обнаружил, что комната выглядит гораздо уютнее тех, где меня допрашивали или разрешали свидания.
— Садись, — предложил он, кивая на одно из неудобных кресел. — Крови нет, только вода, будешь?
— Да если можно, — ответил я, удержав за зубами привычную вампирскую шутку, что кровь есть всегда, когда рядом находится человек.
Себе он набулькал коричневой жидкости вроде остывшего чая на вид и сел не за рабочий стол, а в другое кресло — напротив моего. Тревога не отпускала. К счастью, Кастле не стал томить ожиданием, сразу перешёл к делу:
— Не буду ходить вокруг, да около, скажу, что есть. Я подавал прошение, но получил отказ. Лицензию тебе не вернут ещё минимум год. Потом попытаемся снова.
Я дрогнул лишь внутри, а внешне, надеюсь, не показал своего разочарования. Пустота за грудиной тоскливо ворохнулась.
— Трэр, я ничего не могу сделать, прости.
— Я справлюсь.
Он хлебнул своей жидкости. Пахло резко, но не алкоголем. Похоже было, что серьёзный разговор ещё не начинался. Я насторожённо ждал.
— Мы все тебя поддержим, чем сможем, и общественность уже настроена к вампирам с куда большей благожелательностью, чем прежде. Я думаю до изменений в законах осталось недолго ждать, но я хочу точно знать одну вещь. Мы не говорили на эту тему, а пора. Скажи мне: ты не сорвёшься?
Я не сразу понял и вопросительно поднял бровь.
— Что, прости?
— Выдержишь ты ещё какое-то время без подпитки или в один не самый прекрасный момент кинешься на первого попавшегося человека и высосешь его до дна?
Да, смертные совсем ничего о нас не знали, как часто эта истина открывалась мне за последний год.
— Фабр, это полная чушь. Люди навыдумывали о нас страшных сказок и растиражировали их в книгах и фильмах, а нас вынудили существовать под гнётом суеверий. Мой голод вполне удовлетворяет сцеженная кровь или даже искусственная. Конечно, приятнее пить её прямо из жилы, но это как деликатесы у людей: вкусно, но необязательно.
— Что тогда даёт убийство?
— Энергию уходящей души. Не знаю, как это назвать на современном языке. Биополе? Меня устраивают и прежние термины. Я не сорвусь потому, что работают не инстинкты, а рассудительность. Не отчаяние, а печаль. Жить без крыльев горько, но это тоже жизнь, я к ней привык. Кроме того, всегда есть надежда.
Он хмуро размышлял, как видно, всё ещё не понимаю сути момента, и я решил объяснить подробно очевидные для меня вещи.
— Фабр, представь, что ты совершил ужасный поступок. Допустим, выхода у тебя нет, ты идёшь против правил, всё шито-крыто, но в душе останется горечь от невольного злодеяния. Это так?
— Верно, — неохотно согласился он.
— И ты в другой раз ужом вывернешься лишь бы не повторять дурное дело и не отравлять душу чувством вины. Так вот, вампиры — точно такие же. Мы избегаем неприятного. Когда кровь прямо из жилы идёт в наше тело, мы видим человека практически насквозь, знаем, чего в нём и сколько, обязательно остановимся, если он добр и праведен.
— Но почему? Разве хорошие люди не вкуснее?
— Нет! По хитрому замыслу мудрой природы, мы способны взять только ту часть души, что не пригодилась самому человеку. От светлого мы получаем мрак, а зачем продлять жизнь скверне, которую победил в себе отважный? Злодей отдаёт нам попранное им добро, и мы несём его дальше вместе с нашим долголетием. Потому палачество не корёжит нашу душу, а бессмысленное убийство — наоборот. Всё происходит правильно.
На этот раз он задумался надолго. Пожалуй, там под неприлично короткой для вампира, но для человека вполне обычной стрижкой тихо оседали, разрушаясь, устои. Я не мешал процессу, попивая воду из высокого стакана и размышляя о своём.
Глядя на Кастле, более не надзирателя, а исключительно друга, я думал, что искреннее расположение к вампиру, которым одаряют его окружающие — тоже энергия. Люди делятся ею с нами по доброй воле, и, если привыкнуть и правильно использовать этот источник, вполне можно выжить какое-то время без убийств. А то и всегда. Нам надо совсем немного, а любовь — такая штука, что её становится лишь больше, когда отдаёшь другому. Разве люди не утверждают, что от этого светлого чувства у них вырастают крылья? Почему нам не попробовать?
Пожертвованная честным расположением часть сути всегда будет светлой. Это правило, и не стоит искать в нём исключений. Мелькнула ещё совсем крамольная мысль. Я предположил, что однажды изобретут приборы или трансляторы, которые смогут подпитывать высших, избавят их начисто от нужды убивать. Люди умны, многое им по силам. Когда-то они ходили пешком, а теперь ездят на автомобилях. Они даже придумали способ летать, не имея природных данных, они всё смогут, если захотят взяться.
— Как сложно на проверку, — пожаловался Кастле. — Мир был гораздо понятнее ещё год назад. Теперь получается, что вампиры посланы другим народам исключительно во благо, чтобы иссекать поражённые ткани нашего общего организма, оставляя нетронутыми здоровые.
— Как говорят медики: всё яд и всё лекарство, тем или иным делает лишь доза. Нас, высших вампиров, очень мало, стоит иногда принять во внимание, что мы способны принести пользу, если обращаться с нами правильно.
— Ну до этой светлой мысли человечеству придётся ещё додуматься, а сейчас давай по домам. Устал я что-то. Тебя подбросить?
— Окажи такую любезность. Если не трудно.
Мы плечом к плечу мирно спустились к машине. Легко понять другого, если хочешь этого и понимаешь себя сам.
Чтобы Кастле не делать крюк я попросил его высадить меня на главной улице, дальше пошёл пешком. В царстве богатых особняков сгустилась вечерняя тишина, утверждая благопристойный уют. Однажды такой вот покой едва не стоил мне жизни, но я надеялся, что безумие не повторится.
Когда же обогнул живую изгородь маленькой площади и увидел тощую фигуру, прилипшую задом к барьеру, отделявшему проезжую часть от прохожей, оскудевшую без подпитки душу сжала тоска.
Узрум. Ему-то что надо? Опять затеял совершить зло? Здесь вряд ли кто придёт мне на помощь, каждый живёт в своём хорошо огороженном мире. Я невольно замедлил шаги, выискивая другие угрозы. У противоположного тротуара стоял автомобиль, но слишком далеко, за кустами никто не прятался, за ближайшим забором — тоже. Я остановился поодаль, приглядываясь к напряжённой фигуре. Пальцы, сжимавшие брус барьера, побелели от напряжения.
Зачем бы он ни пришёл, страшно ему было не на шутку.
— Чем обязан? — спросил я осторожно.
— Ты был у Ланики?
— Ездил. Мы поговорили. Если ты имеешь в виду мои матримониальные планы в отношение неё, то им не суждено сбыться. Она меня не любит, и надеяться дальше я не вижу смысла. Напоминать ей о своих чувствах — значит причинять боль. Думаю, она охотно увидела бы меня в роли друга, брата, но боится, что теперь такой союз будет выглядеть мучительным и неестественным. Я достаточно обстоятельно ответил на твой вопрос?
Он выдохнул воздух и перестал сверлить меня лихорадочным взором.
— Ты собираешься мне мстить?
— Что за вздор, Узрум? Всё давно в прошлом, и, возвращаясь к главной теме, хочу сказать, что Ланике переварить всё случившееся непросто, простить тебя — тоже, но это ведь не приговор. Возможно, она всё ещё тебя любит.
— Любит? — спросил он с совершенно детской надеждой в голосе.
— Это вам двоим решать, а не мне. Строй отношения заново, сам задай нужные вопросы. Черет, лишь от тебя зависит, как у вас сложится, что и когда. Ты всё погубил, не она. Захочешь измениться — получишь надежду. По крайней мере проси о ней открыто и честно, а не лелей тёмные замыслы в углу.
Он хмуро сник, а я решил договорить уже всё до конца, чтобы не возвращаться больше к этой теме.
— Тебе пришлось разрываться между любимой женщиной и семьёй. Это страшный выбор, я слишком хорошо понимаю, в какие ты угодил обстоятельства, чтобы теперь, когда всё завершилось, таить остатки зла.
— Когда я подбивал тебя спасти Ланику, я ещё не знал, что это отец…
— Понимаю. Всё произошло внезапно, ты просто не успел придумать другой план, — пробормотал я, совершенно не желая ссориться.
— Я не умею извиняться, — сердито буркнул он, угадав, как будто, моё намерение.
— Да мне и не нужно. Иди куда шёл. Я не собираюсь тебе мстить, но и спину подставлять — тоже.
На этот раз он усмехнулся вполне по-человечески.
— Тебе ведь не вернули лицензию, вампир? Твои друзья не так составляли прошение. Когда оно исходит от черета, результат будет совсем иным.
Он положил на барьер белый прямоугольник.
— Вот карточка, пойдёшь по этому адресу, там уже всё готово, только подпишешь нужные бумаги. Процедура получится чуть длиннее обычной, ну да ты знаешь, — помолчал и добавил. — И да, меня там не будет.
Сухо кивнув он развернулся и пошёл прочь, напряжённый, но вполне умеренно. Когда он сел в свою машину и уехал, я подобрал визитку, сунул в карман. Вот и с совсем неожиданной стороны я получил тёплую энергию добра. Как в мире всё странно. Сколь много мне ещё предстоит узнать.
Мальвин и его отец наверняка тревожились, я быстро дошёл до нужного дома, поднялся по ступеням крыльца. Меня ждали, птенец кинулся навстречу, вываливая на бегу кучу дневных новостей. Гриар наблюдал за нами с дружелюбной улыбкой. Принять вампиром единственного сына — это требует немало мужества, он справился. Я всё больше привязывался к ним обоим, зато теперь понимал, что формула мастер-птенец не единственно возможная для тех, кто испытывает потребность в общении. Можно оставаться друзьями.
— Да, тебе же письмо! — воскликнул Мальвин.
Переехав к Гриарам, я оставил на почте распоряжение пересылать сюда корреспонденцию, хотя не рассчитывал её получать. Родители мне не писали, иногда только звонили, братья — тоже.
Почему я подумал о вампирах? Да только от одного из наших мог прийти этот конверт характерного чуть золотистого оттенка. Очередная тревожная неизвестность? Ну сколько их ещё рухнет на мою бедную голову?
Если это вызов — то я попал. Мне только поединка не хватало для полноты впечатлений. Впрочем, кого я мог так основательно разозлить, находясь в изолированной от мира клетке тюрьмы? Маловероятно.
— Я к себе поднимусь, — сказал отцу и сыну, торопливо взбежал наверх.
Лучше вскрыть письмо без свидетелей, кто знает, какая внутри гадость? Не стоит расстраивать людей, если я не сумею сохранить хладнокровие. Я взял пакет, как он лежал на подносе: лицевой стороной вниз и теперь замер, стоя посреди комнаты, не отваживаясь перевернуть, а потом рассердился на себя и решил, что никто теперь не сможет меня запугать. Когда Кастле спросил, справлюсь ли я с ожиданием жертвы, я же ответил ему, что теперь совладаю со всем. Вот и нечего праздновать труса.
Я перевернул послание и уставился на печать дома Авелинов, одного из самых родовитых и уважаемых вампирских семейств, но не этот контурный оттиск, каким мы пользуемся для писем и документов, привлёк основное внимание, а нарисованные от руки с невероятным изяществом и тщанием две цветущие ветви. Абсолютно одинаковые до каждого лепестка-листочка.
Брачное предложение. Равному от равной. Я смотрел на этот хорошо известный каждому вампиру знак и не мог прийти в себя от изумления и восторга. Авелины желают союза, они обратились не к родителям, а прямо ко мне, признавая полностью самостоятельным, взрослым. Большей чести желать нельзя.
В голове образовался вихрь соображений, в душе — буря надежд. А вдруг я уже понравился будущей подруге? Она ведь могла увидеть меня в фильмах или на сцене. От одной мысли сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и, несмотря на присущую мне теперь слабость, захотелось пробежаться по стенам, сшибая картины. Да я упал бы, не удержался, но какое это сейчас имело значение?
Ничуть я не взрослый если готов повести себя так бессмысленно и буйно, да и плевать. Я такой, какой есть. Мне предложили брак, и я безмерно рад, проявленному знаменитой семьёй доверию. Да, никто не гарантирует удачу будущего союза, он может вовсе не сложиться, если, познакомившись ближе, мы не понравимся друг другу, но я согласен знать не наверняка. Только создавая счастье своими усилиями подлинно его обретаешь. Каждому нужно лишь дать шанс, остальное он достроит сам.
Затаив дыхание, я распечатал письмо, твёрдо намереваясь отдать всю любовь той женщине, что уже пообещала мне свою.
Больше книг на сайте - Knigoed.net