— Ванька, закладку проспали!!! — истошно заверещала Машка, спешно сдирая с меня такое мягкое и тёплое стёганое одеяло в цветастом пододеяльнике, на краешек которого за ночь набежало мокрое пятнышко моей сладкой сонной слюны, — Ну вставай же ты, соня!!!
— Какую ещё такую закладку? — пробормотал я сквозь до конца так меня и не покинувший сон, — Ты же знаешь, Машка, я закладками никогда не пользуюсь, потому как запоминаю номер крайней прочитанной мною страницы! И, вообще, товарищ Шкворина, дай поспать сегодня же воскресенье… Что, воскресенье?!! Машка, мы же с тобой закладку проспали!!!
— Слава богу! — облегчённо закатила глазки жёнушка, — Кажись, допёрло, прости господи! Давай, писай в темпе венского вальса, окунай мордашку, одевайся и вперёд ловить такси! Потрахушки и пожирушки лучше отложим на потом, а почистюшки зубов пока как-нить заменим зубным эликсиром, мятной жвачкой или взлётной карамелькой, да простит меня зубная фея и Нина Григорьевна, которая, кстати говоря, тоже ведь сегодня будет у нас!
— Да ты что! — в ужасе завопил я, путаясь в штанинах джинсов, — И замдекана тоже у нас?!
— Все у нас! — басовито прорычала комсорг факультета с нарочитым кавказским акцентом, воспроизводя сцену из «Кавказской пленницы» и словно рог с вином радушно протягивая мне стаканчик с эликсиром, — Прокурор у нас, весь город уже у нас, только вас ждём![i]
Сборы, как водится у настоящих комсомольцев в обычных для них авральных ситуациях, были относительно недолги даже, несмотря на отдалённость Кубани и Волги, а если быть совсем точным, то уже через четыре минуты мы под привычное ворчание одной из моих фантомных субличностей усаживались в первое же пойманное у самого дома такси.
— Если захотят взять, то в любом случае повяжут! — вслух попытался я как-то успокоить фантом безопасника нашей группы специального назначения и её с некоторых пор общую совесть под понимающее похлопывание ладошки своей молодой супруги и перепуганным взглядом потянувшегося к монтировке тщедушного пожилого водителя.
— Всё нормально, товарищ! — пришлось мне успокаивать уже и нашего водителя, легонько прижимая ногой так и оставшееся лежать на полу оружие водиловского пролетариата, — Да комсомольцы мы! Разве ты не видишь наших красных комсомольских значков?
— Ох, ребята! — как ни странно, сразу успокоился таксист, для которого ношение красных комсомольских значков стало самым весомым аргументом, — А я-то невесть что подумал!
— Ну да, товарищ водитель, я же всего лишь свою сучку имел в виду! — охотно подтвердил я нашу полную безвредность, но заметив, как этот потенциальный камикадзе покосился на мою законную супругу, поспешно зашипел, пока до Машки не дошла суть казуистической ситуации, — Эй-эй, дядя, вообще-то, я про свою собаку, которую никак не хотят брать на внеплановую вязку! Зато, если возьмут, говорят, то тогда обязательно повяжут!
Стараниями ли окончательно замороченного таксиста, постаравшегося как можно быстрее избавиться от своих весьма подозрительных пассажиров, либо по причине выходного дня, но к четвёртому корпусу, где преимущественно располагался наш факультет электронной техники, и у входа в который и намечалось проведение мероприятия, мы успели вовремя.
Это октябрьское сибирское утро выдалось на диво солнечным и почти безветренным, хотя и достаточно холодным, поэтому едва только выбравшись из прогретого нутра машины, мы с Машкой, как по команде, передёрнулись, дружно вжикнули повыше молнии своих японских курток и стали озирать скопившуюся толпу в поисках знакомых лиц.
К счастью, наши беспомощные поиски надолго не затянулись, потому как вынырнувшая из плотного и неразборчиво гомонящего скопища пробивная толстушка Зина, радостно обнялась с Машкой, приветливо кивнула мне и словно ледокол потащила нас за собой к отдельно стоящей у крыльца группке факультетского студенческого актива.
— Где вы ходите? — с ходу набросилась на нас Машкина палочка-выручалочка Вика, — Вам сейчас капсулу времени с нашим комсомольским посланием закладывать, а вы чуть ли не срываете мне такое важное мероприятие нашего пиаровского прикрытия! К нам же даже съёмочная группа Центрального телевидения приехала со своими гримёрами, которые уже искали вас и жутко при этом ругались, что не успеют Ваньку вовремя наштукатурить! И собкор «Комсомольской правды» с фотографом тоже обещала сегодня прийти!
— Собака с милицией обещала придти! — тихонько пробормотал я себе под нос, однако же, моё вольнодумство и так никем не было бы услышано, поскольку в это время, над толпой разнёсся многократно усиленный звук в неизвестных целях продуваемого микрофона, вой слегка возбудившихся колонок и наконец голос нашего замдекана Нины Григорьевны.
— Сегодня, дорогие товарищи, двадцать девятого октября 1978 года, когда авангард нашей коммунистической партии — Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодёжи отмечает своё 60-летие, мы с вами собрались у входа в здание нашего родного факультета, чтобы заложить послание от комсомольцев 1978 года комсомольцам 2018 года! Года, в котором советский народ и всё прогрессивное человечество отметят столетие комсомола!
Ни больше ни меньше как «всё прогрессивное человечество»! Аут Цэзар, аут нихиль![ii] М-да, Нина Григорьевна, мечтать оно, конечно, не вредно, но я на всю жизнь запомнил, как один из моих родных отцов в этот день 2018 года напился в одиночку как свинья, а потом долго сидел и неумело плакал, размазывая слёзы огромными мозолистыми руками, пока так и не заснул за кухонным столом рядом с уже пустой, но всё понимающей бутылкой…
А ещё я хорошо запомнил многочисленные и будто списанные друг с друга репортажи со всех концов нашей когда-то необъятной Родины, в которых важные люди, собравшиеся из числа бывших коммунистов и комсомольцев по случаю выемок заложенных сегодня капсул времени будут весело смеяться при зачитывании этих посланий. Особенно, когда в текстах будут встречаться слова о до сих пор не наступившем у нас коммунизме …
Так и хочется нежно взять за грудки подобных оборотней со сверкавшими когда-то на этих раскормленных грудках красными значками, хорошенько их встряхнуть и вслед за инопланетными героями одного замечательнейшего советского фильма ласково так выдохнуть прямо им в лицо, мол, родной, это же последний выдох, могила, кладбище…[iii]
А владелица одного из кинотеатров в одном из южных регионов России, отнюдь не ею и даже не её южными предками построенного и названного в честь крейсера, возвестившего о заре новой эры, вообще отказалась извлекать такую капсулу, дабы не портить нажитое непосильным трудом имущество, и умотала от журналюг отдыхать куда-то на Кирибати.
В общем-то, я, конечно, человек не злопамятный, но несколько злой на таких люденов, да и память у меня очень хорошая, а потому сделаю всё возможное и невозможное, чтобы приватизация государственного имущества в моём варианте истории прошла по другим правилам игры. Или не быть мне Тёмны Власте… тьфу ты, Товарищем Маркетологом!
— Почётное право осуществить сегодняшнюю историческую закладку предоставляется супружеской паре лучших комсомольцев нашего факультета, организовавших первую в истории советского комсомола первичную ячейку абитуриентов и добившихся лучших результатов во время проведения сельскохозяйственных работ при осуществлении помощи нашему подшефному колхозному хозяйству, Ивану и Марии Шквориным!
Ну что ж, коли народ единогласно доверил, а партия единолично одобрила, придётся, как говорится, соответствовать и уважить обчество. Скажете, мы лицемерим? Ну ясен пень, лицемерим, но не более, чем прочие представители нынешней партийно-комсомольской номенклатуры, которые завтра высунув языки, сначала будут стоя аплодировать развалу великой страны, а потом выхватывать из пламени её пожара лучшие куски.[iv]
Едва успели замуровать в стену под мемориальной доской наше прочувствованное до слёз послание комсомольцам 2018 года, хе-хе, как меня очень вежливо отозвал в сторонку тип почти гражданской, несмотря на обилие татуировок, наружности и сначала просто молча сунул мне в руку чёрный речной окатыш, в просторечии именуемый галькой.
— Просекаешь булыгу? — сипло спросил тип, но тут же, словно спохватившись, извинился вполне нормальным голосом, — Прошу прощения, у меня временные проблемы социально- психологической адаптации после недавней отсидки. Я просто хотел у вас спросить, не узнаёте ли вы этот, как заверил меня один наш общий знакомый, драгоценный камушек?
— Как это вы меня здесь нашли? — недоверчиво спросил я вместо ответа, — Даже мой тесть с моей родной тёщей не должны были знать, по идее, где я сегодня собирался находиться!
— Тёщенька-то родная, может, могла и не знать, — осклабился урка, — Зато во всех местных газетах об этом чёрным по белому и огромными буквами прописано! Мол, так мол и так, такого-то числа, там-то и там-то комсомольский активист Иван Шкворин со товарищи осуществят закладку послания далёким потомкам. Вот я и подумал, а зачем мне переться в Академгородок в восьмом экспрессе или, прости господи, в простом двадцать втором, да ещё и место своей же жопой согретое попутавшим все рамсы наглым бабулькам уступать?
— Ну узнал я камушек, дальше что? — хмуро поторопил я посланника криминального мира.
— Не запряг — не нукай! — сверкнув яростным взглядом, окрысился тип, но, с в видимым трудом взяв себя в руки, снова перешёл на более вежливую форму общения, — Николай Александрович просил вас подъехать к нему, как только, гм, освободитесь.
Бли-и-ин! А ведь за калейдоскопически сменяющейся со скоростью кинокадров чередой промелькнувших с той первой злополучной встречи дней я как-то уже и позабыл про своё опрометчиво выданное воровскому авторитету обещание по поводу невиданного размера дивидендов в обмен за не мной спровоцированный нокаут его шестерящих бакланов.
Хотя, волноваться мне, собственно, не о чем, поскольку развёрнутая за эти три месяца под нашим чутким руководством сетевая маркетинговая структура, как оказалось, прекрасно подходит не только для эффективного распространения дефицитных товаров в условиях неусыпной борьбы со спекуляцией карающих органов, но и для не менее эффективного сбора самой интересной и разнообразной информации.
Так что, по здравому размышлению я понял, что мне есть чем ответить за свои слова, а потому с чистой совестью заверил посланника о своей готовности, как только, так сразу.
Тем не менее, вырваться из липких лап журналистской братии удалось только уже ближе к вечеру. Забросив Машку домой и захватив с собой кое-какие вещи, которые, по моему глубокому убеждению, сегодня должны были мне обязательно понадобиться, я сел за руль освободившейся после воскресной барахолки тестевой «буханки» и, с тревожным сердцем срывая непослушные передачи, покатил к домику заждавшегося меня Коши Ладного.
— Тот же лес, тот же воздух и та же вода, — нервно промурлыкал я себе под нос, оглядывая обступившие пристанище криминального авторитета мрачные кроны лиственной опушки и призрачно мерцающую в лунном свете излучину одного из многочисленных притоков Оби, — Только он не вернулся из боя… Типун мне на язык, если живой останусь, конечно!
В этот раз Коша Ладный принял меня во всё той же гостиной комнате, но без накрытого его любимой хрустальной посудой и дефицитными деликатесами стола. Хотя сам стол так и остался стоять на своём прежнем месте, играя поляризованными бликами от света всё так же висевшей под потолком многорожковой хрустальной люстры.
— А где же… — недоумённо оглядел я безлюдное, не считая самого хозяина, помещение.
— Отпросились! — усмехнулся тот, — Как узнали, что едет мечущий чёрный жемчуг карась!
— Нет уж, оставь её у себя! — хмуро бросил мне вор, когда я с кривой ухмылкой протянул ему ту самую памятную чёрную гальку, — Знаешь, я часто бываю, э-э, по делам в Средней Азии, а у одного из тамошних народов есть такой красивый обычай, по которому долговая расписка хранится у должника, а не у кредитора. Ты представляешь, какое чувство долга?
— Мне это довольно таки трудно себе представить, Николай Александрович, — отозвался я с лёгкой иронией на уровне дозволенного известными обстоятельствами стёба, — Я ж ведь, вообще-то, русский и, более того, как бы урождённый сибиряк, а не туркмен!
— Ладно, Иван, оставим этот ни к чему и никого не обязывающий трёп! — впервые назвав меня по имени, решил перейти сразу к делу авторитет, — Это правда, что ты дочь Тимофея Емельяновича от острого лейкоза исцелил? Ей ведь, говорят, лепилы напутали там что-то с химиотерапией, печень с почками надсадили, из-за чего пересадка костного мозга была абсолютно противопоказана. Только, ради бога, не спеши отнекиваться, Иван, твой ответ для меня и ещё одного человека очень и очень важен!
Вняв совету не спешить и одновременно с этим сообразив, что мою фирменную обувь, по крайней мере, сегодняшним вечером никто не собирается менять на тазик с бетонным раствором с целью превращения меня в подводного, хе-хе, Ваньку-встаньку, я задумался.
С одной стороны, всё было предельно ясно и понятно, а то, что Коша Ладный употребил в своей обычно свободной от фени речи блатной жаргон, назвав врачей лепилами, говорило о крайней степени испытываемого им во время разговора со мной волнения.
Но, с другой стороны, становиться всеобщим народным целителем, как бы это почётно, а, то, может быть, и выгодно, ни звучало со стороны многочисленных героев попаданческой литературы, не взирая на клятву Гиппократа, мне ну очень уж, почему-то, не хотелось бы.
Мир наш ведь не так-то прост, если только не сказать больше, и абсолютное большинство людей в этом непростом мире болеют, расплачиваясь, если и не за свои собственные, то за какие-то чужие общечеловеческие грехи, пусть даже само понятие греха у них разнится …
— Где больной? — неожиданно услышал я с удивлением свой собственный голос.
— Больная! — с радостно воодушевлённой суетливостью поправил Коша Ладный, — Сюда, пожалуйста, в соседнюю комнату. А руки можно помыть за той дверью, если необходимо.
Окинув сомневающегося в неукоснительном исполнении элементарных правил врачебной гигиены варнака уничижительным взглядом навеки уснувшего во мне Петровича, я молча прошёл в указанную дверь, где, обнаружив всё необходимое, принялся намыливать руки
— Николай Александрович! — обратился я к хозяину дома только для того, чтобы нарушить воцарившееся тягостное молчание, — Вы не могли бы удовлетворить моё любопытство по поводу происхождения вашего, скажем так, второго имени? Впрочем, если не хотите…
— Ну почему же, — снова усмехнулся криминальный авторитет, — Обучать зелёную поросль тоже входит в кодекс неписанных законов моего мира! Ну-ну, не напрягайся так, студент, ты ведь по любому уже никогда не станешь его частью, коли уж нацепил красный значок. Нет-нет, сесть-то ты сможешь, если дурака сваляешь, от сумы да тюрьмы, как говорится, но вот из «мужиков» тогда тебе выбраться не светит… А по поводу моей клички, так всё очень просто. Коша, потому что Никоша, то есть Николай, а Ладный, потому как в карты очень хорошо, говорят, играю. А хорошо играть в карты у нас это и есть «ладить»!
— Хм, — разочарованно хмыкнул я, тщательно стрясывая с рук капли влаги. Мало ли какая зараза гнездится в пусть даже на вид и чистом полотенце человека, сидевшего при всех советских вождях, кроме Ленина, — И в самом деле, просто, Николай Александрович! Нет, про Кошу, который Никоша я-то сразу сообразил, а вот про «Ладного» я думал, что это из-за, редкого для человека вашей среды, безукоризненного внешнего вида. Вот только, когда слишком часто начинаешь повторять вашу кличку, то язык легко срывается на…
— Не стоит часто повторять это! — холодно оборвал меня Коша Ладный, — Идём к больной!
Моей сегодняшней пациенткой оказалась лежащая на софе в соседней комнате девочка, лет так двенадцати, фамильное сходство Николая Александровича с которой отрицать было бы просто не столько глупо, сколько невозможно, настолько они были похожи.
— Привет! — просто сказал я девчонке, не скатываясь до граничащего с елеем притворного дружелюбия профессионально деформированного врача с многолетним стажем, потому как и сам в этом теле по возрасту не очень-то и далеко от неё ушёл, — Чего это с тобой?
— Неоперабельная форма рака позвоночника, — очень серьёзно ответила мне девочка с не по возрасту умными, хотя и несколько усталыми глазами после того, как, взглянув на своего родственника, увидела его разрешающий кивок, — Ой, привет, а меня Катей зовут!
— Ну а меня зовут Ваней! — ещё раз приветливо кивнул я девочке и повернулся к Николаю Александровичу, — Какая у Кати группа крови? Третья положительная? Прекрасно, это во многом упрощает дело, но обнадёживать вас пока не могу даже на один процент успеха. И, вот ещё что, Николай Александрович, я с утра ничего не ел, а сил даже при одинаковой с вашей дочерью группе крови… Уберите пистолет, здесь только слепой не догадался бы, тоже мне тайны мадридского двора! Короче, вы мне дадите чего-нибудь пожрать или нет, выискался тут, понимаешь, сибирский профессор Мориарти на мою голову…
— А мне папа не разрешает говорить «жрать», — тут же пожаловалась Катя, уже не обращая никакого внимания на предостерегающие жесты своего отца, — Ты представляешь, Вань? И, кстати, ты там что-то про кровь говорил, тогда, может быть тебе гематоген подойдёт с шоколадом? Папа мне им всю тумбочку забил, грит, сам в детстве недоел, так хоть ты…
Ехидно, ну прямо как наш технарь Виталий, глянув на враз покрасневшего криминального авторитета, я по-хозяйски распахнул приткнутую к софе тумбочку и высыпал содержимое обнаруженных бумажных кульков прямо на её широкую столешницу, вызвав нешуточный восторг подобным небрежением к дорогой дефицитной продукции в подростковых глазах.
— Учитесь, папа! — откусывая огромный кусок гематогена, не упустил я удобного случая съехидничать ещё раз, — Ваш ребёнок, ну хорошо-хорошо, Катюша, не ребёнок! Так вот, папаша, ваша, не по годам развитая во всех отношениях дочь, сразу въехала в ситуацию и поняла насущные потребности прискакавшего спасать её рыцаря! Что такое «насущные», Катенька? Да откуда ж я знаю! Наверное, которые насыщают, нет? Но ведь, прискакал? А теперь раздевайся, Катя… Так надо, папаша! Да не волнуйтесь, я ведь тоже разденусь…
КТО Я? ГДЕ Я? И НАКОНЕЦ КОГДА Я? НЕТ, КАК МЕНЯ ЗОВУТ, Я ЕЩЁПОМНЮ, МОЁ ИМЯ — НИКОЛАЙ, ВПРОЧЕМ, НУ ЧТО Я ЭТО ГОВОРЮ, МЕНЯ ЖЕ МАРКОМ ЗОВУТ! ИЛИ ВИТАЛИЕМ? МИХАИЛОМ? КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО, РАЗВЕ МОЖЕТ БЫТЬ НЕСКОЛЬКО ИМЁН У ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА? А ЧЕЛОВЕК ЛИ Я ВООБЩЕ? НО ЕСЛИ Я НЕ ЧЕЛОВЕК, ТО КТО? ВОТ ЧТО ЗНАЧИТ ПРАВИЛЬНО ЗАДАТЬ ВОПРОС! ВО МНЕ СЕЙЧАС НЕСКОЛЬКО ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МЕНТАЛЬНЫХ ПОТОКОВ И ВСЕ ОНИ В КАКОМ-ТО ВОСТОРЖЕННОМ УПОЕНИИ КРИЧАТ, ЧТО МЫ — ОДНО ЦЕЛОЕ!
Господи, опять мне приснился этот дурацкий сон! Который уже раз, интересно знать, он мне снится, занудливо повторяясь во всех своих мельчайших подробностях? И кто такие эти Николай, Марк, Виталий и Михаил? Вот говорила мне мама, что чрезмерная любовь к антинаучной фантастике не доведёт меня до добра! Ну ладно, с эти мы потом разберёмся, а сейчас надо оценить своё состояние и, самое главное, проверить состояние пациентки.
Какой ещё пациентки? Я что, врач? Ну да, врач! А ещё крутой боец, каких поискать, а ещё маркетолог… А это кто такой? Ах да, Котлер-шмотлер и Рафиковское пиво, разбавленное по всем канонам продуктовой дифференциации. И ко всему прочему я ещё и Самоделкин какой-то… А какого фига, спрашивается, я тогда на инженера учусь? Ну да ладно, это всё потом, всё потом! Сначала, врачебный долг, что бы это там не значило…
— С Днём Рождения, Катюха! — весело приветствую я только что открывшую удивлённые глаза девочку, — Как спалось, что снилось и, самое главное, как ты себя чувствуешь?
— Спалось мне сегодня очень хорошо, — по-детски обстоятельно, но всё ещё с выражением некоторого радостного удивления на лице начинает отвечать на все мои вопросы девочка, — Снилось мне, как будто мы с тобой полностью разделись, легли «валетом» и… Ой!
— Всё хорошо, доча, я здесь! — заботливо прикрыл наготу моей пациентки подскочивший к нашей софе непутёвый родитель, — Как ты себя чувствуешь, Катенька? Где у тебя болит?
— Хорошо я себя чувствую, папка! — недовольно отозвалась девочка, кося на меня своим любопытным глазом из-под накинутого на неё одеяла — И нигде у меня не болит! Вот только запястья побаливают и другие места, где Ваня руки на меня накладывал, немного щиплют ещё. И, вообще, мужчины, выйдите, пожалуйста, мне надо одеться, я жрать хочу!
— Катенька, так говорить нельзя… — начал было своё обычное родительское занудство вор, которому по его же воровским законам было запрещено не столько иметь детей, сколько поддерживать с ними родительские отношений, — Что?! Жрать?! Доченька, да я мигом!!!
Мягко, но настойчиво криминальный авторитет вытянул меня из комнаты с его желающей одеться дочерью, вновь красноречиво кивнул мне на дверь в каморку с удобствами, а сам принялся шумно и бестолково хлопотать где-то, по всей видимости, на кухне.
За окнами уже вовсю занимался рассвет рабочего понедельника, надо было бы поспешать, и, с удовлетворением обнаружив на полке в санузле нераспечатанную упаковку с зубной щёткой и накарябанной фломастером надписью «для Ивана», я в первую очередь наконец-то осуществил отложенную ещё со вчерашнего утра чистку зубов. Во жизнь пошла, блин!
Кстати, а самочувствие-то на удивление прекрасное. Нет, жрать, как сказала сегодня Катя, тоже очень уж страшно хочется, но в остальном-то всё пучком! Вероятно, в этот раз мой организм просто не тратил силы на борьбу с последствиями ядовитой химиотерапии и односторонней совместимостью крови, что и вызвало в прошлый раз недельную кому.
— Запястья не смей мочить! — строго крикнул я вслед проскользнувшей в освободившуюся туалетную комнату угловатой фигурке, садясь за стол с аппетитно дымящейся чашечкой кофе и горячими гренками, поджаренными до обожаемого мной золотистого состояния.
— А то я бы не догадалась! — язвительно мявкнула было выглянувшая из-за двери хитрая мордашка с высунутым язычком, но тут же мгновенно исчезнувшая в притворном испуге после шлёпнувшегося о косяк рядом с её щекой точно брошенного тапка с моей ноги.
— Проси у меня что хочешь! — дрогнувшим голосом сказал наблюдавший за этой семейной идиллией вор, — Поверишь ли, вчера она даже вставать не могла, а сегодня… Я как в своё детство окунулся, Ленинград вспомнил, папу, маму и сестрёнку. Всё, что в моих силах!
Интересно, почему же мне ничуть не жаль этого расчувствовавшегося урку? Может быть, так сказывается моя профессиональная деформация? Стоп! Какая ещё профессиональная деформация? Помог паре девчонок и уже профессором медицины себя почувствовал, да?!
— Да, нам есть о чём поговорить, Николай Александрович! — вздохнул я, выходя с ним на террасу широкого крыльца, чтобы не помешать спокойному завтраку его дочери, — Вчера вечером вы заверили меня, что обучать зелёную поросль есть чуть ли не священный долг и почётная обязанность любого вора в законе, так?
— Передёргиваешь! — с усмешкой отозвался Коша Ладный, — Я всегда говорю конкретно и, если ты помнишь, то речь шла о моём мире, а там обучают людей конкретных талантов и, соответственно, конкретным наукам, которые вряд ли смогут заинтересовать тебя и твоё непосредственное законопослушное окружение. Или я чего-то о тебе не знаю, студент?
— Всё так, Николай Александрович, да не так! — ухмыльнулся и я, — Теперь уже и вы мои карты передёргиваете? Сами ведь понимаете, что как фарцовку ни обзывайте, она будет проходить как спекуляция! Кто три месяца назад захотел окружить нас своей неусыпной заботой и вниманием? Так что, назвать нас законопослушными вы просто поторопились!
— Поторопился, — с лёгким недовольством вынужден был признать Коша Ладный, — Но с твоими комсомольскими делами, которые ты печёшь как жаренные пирожки без отрыва от производства. Кстати, по поводу производства, джинсовый цех в Болотном потянешь?
— Если только подарите, — согласился я, — А так нафиг бы он сдался! Но вы, не уходите от темы, Николай Александрович! Вы можете помочь мне организовать в местах лишения свободы, где это возможно, обучение одному интересному и многообещающему делу? Интересуют только «мужики», для всех остальных оно не подойдёт по признаку наличия доли труда, который в вашей среде, насколько мне известно, не очень то и приветствуется.
— Скажу больше, — заговорщицки подмигнул вор, — Категорически не приветствуется! Но видишь ли, Иван, в чём беда, ты помнишь, был тут летом Фёдор Степанович, в моём мире больше известный как Козлодёр? Так вот, слил он тут многих, как мне шепнули, пошёл на сделку со следствием, уехал в Москву и надул там на уши самым уважаемым людям, мол, это всё Коша Ладный слил. Многие знают меня и не верят, но заправляет там грузинская группировка. Я как в детском саду объясняю, но всё тебе знать и не нужно, просто хочу до тебя донести, что дни мои сочтены и ещё раз спрашиваю, что я могу для тебя сделать?
— Вы, Николай Александрович, уже ведь поняли на примере своей дочери, что я хотя и крещённый, но немного шаман? Так вот, сорока мне на хвосте принесла вести про ваши временные трудности. Почему временные? Да потому что эта же сорока принесла мне в своём клювике одно интересное любительское кино, снятое с большого расстояния при помощи телеобъектива и остронаправленного микрофона. Кадры уже смонтированы, а звук наложен на звуковую дорожку. Какая порнуха, я же комсомолец?! Хотя, в некотором смысле, да, порнуха! Там племянник одного нехорошего человека, не только комсомолец, но и дружинник, сначала прикрывается именем своего дяди, а потом в пьяной компании на природе хвастается другим дружинникам его крутыми делами, да ещё и конкретные имена при этом называет. Я в прошлый раз видел у вас подходящий кинопроектор, он как, фурычит? Вот и славно! Тогда, предлагаю зайти обратно в дом и посмотреть эту порнуху!
— И куда катится молодёжь? — проворчал старый вор, — Видать, наступают новые времена!
[i] Слегка перефразированная цитата из советской комедии «Кавказская пленница, или новые приключения Шурика», снятой режиссёром Леонидом Гайдаем по сценарию Якова Костюковского и Мориса Слободского в 1966 году на киностудии «Мосфильм».
[ii] Aut Caesar, aut nihil — латинское крылатое выражение, дословно переводимое как «Или Цезарь, или ничто».
[iii] Цитата из советской трагикомедии «Кин-дза-дза́!», снятой режиссёром Георгием Данелия по сценарию Резо Габриадзе и Георгия Данелия на киностудии «Мосфильм» в 1986 году.
[iv] Эти слова, кстати говоря, не простое стандартное для подобных сюжетов брюзжание автора, а, если можно так выразиться, даже свидетельские показания. Несколько лет тому назад, когда маркетинговая деятельность автора только-только начиналась, один из рязанских олигархов, в советские годы бывший к тому же и одним из руководителей рязанского комсомола, показал мне большой старый стол для совещаний.
— Ох, Маркел, — как-то ностальгически вздохнул этот олигарх, — Ты даже не представляешь, что творилось за этим столом во время так называемых комсомольских собраний, а в особенности, после них! Каких только комсомолочек мы на этом столе…