И он, достав из кармана своё служебное удостоверение, предъявил его старшему пожарному, объясняя ситуацию:
— Мы с товарищем после суток, хотели перекусить, поставили вариться картошку, да случайно заснули…
И добавил ну совсем уж из ряда вон по своей ментальности:
— Вы простите нас, мы больше так не будем…
Пожарный заглянул в удостоверение:
— Ну, что ж вы так, товарищ старший лейтенант милиции Курилов, нужно быть осторожнее, а задохнулись бы во сне от угарных газов насмерть…
Андрей скорбно стоял, опустив голову, не зная, что ответить на столь серьёзное заявление. Спас его от дальнейших унижений подбежавший к старшему наряда подчиненный:
— Этого госпитализировать будем?— зычно спросил дюжий пожарюга, указывая толстым пальцем правой руки на скрученного в одеяло с дыхательным аппаратом на лице лежащего на носилках Егора,— больно живо сопротивляется, может так оставить, без госпитализации?
— Это тоже ваш?
— Так точно,— на всякий случай по военному ответил Андрей,— это капитан милиции Артюхов…
— Оставляйте его,— приказал старший пожарный.
Вскоре пожарные машины с воем сирен покинули их двор. Друзья сидели на диване перед перевёрнутыми в пылу сражения с пожарными табуретками, рассыпанными по полу продуктами и разлитой водкой. Казалось, что праздник был безвозвратно испорчен.
— Картошечки с селёдкой ему захотелось…— с ноткой упрёка в голосе произнёс хозяин разгромленной квартиры погорелец старлей Андрюха Курилов.
Помятый в пылу спасания пожарюгами капитан Артюхов хрипловатым голосом ответствовал:
— Не дрейфь, Андрюха, сейчас всё поправим…
— Что я Наташке скажу,— горевал комвзвода.
Егор нащупал в кармане мобильный телефон, набрал до боли знакомый номер, когда трубку на том конце сняли, радостно заговорил:
— Привет, Светланка, короче говоря, у нас всё закончилось без приключений. Скоро буду дома. Ты там, короче, свари картошки, почисть селёдки, лучка порежь, я через полчаса приеду домой, не один, с Андрюхой Куриловым… Сделаешь? Вот и молодца… Вот и молодца…
Он отключился. Оба снайпера старлей Андрей Курилов и капитан Егор Артюхов молча поднялись и направились в единственное не пострадавшее от несерьёзного пожара место в квартире — прихожую, одеваться. Жизнь ведь она что, продолжалась, мать её ети, отстрелялись же, в конце концов, без технических накладок и происшествий, даже, как это говорится, без единого выстрела… Так, что даже зануда Павелецкий остался доволен.
Когда обряд завершился, и просветлённые бойцы разошлись по кубрикам спальных помещений, в храм вошло руководство оперативной группы. Батюшка осветил их крёстным знамением, окропил святой водой, тоже и им прочёл несколько молитв. Окончив священнодействовать, отец Варлаам стал собирать свои принадлежности в чемодан.
Павелецкий обратился к нему:
— А теперь, батюшка, пойдёмте, в столовую, перекусим.
— Не откажусь,— просто ответил тот.
В офицерском зале солдатской столовой собрались минут через пятнадцать. За командирским столом повара накрыли Павелецкому и отцу Варлааму. Заместители Владимир Алексеевич Сомов, Василий Анатольевич Бодров, Сергей Дмитриевич Милов, Валерий Петрович Вихров, Семён Петрович Сидорчук расселись за приставным столом. Отец Варлаам перекрестил столы с пищей, окинул всех взглядом и произнёс:
— Поблагодарим Бога за пищу данную нам…
— Да, да,— быстро согласился с ним Павелецкий,— присаживайтесь, покушаем, что Бог послал.
За приёмом пищи вели разговоры на богословские темы. Вихров со свойственной ему апатичностью бесцветно вещал:
— Вопрос о соотношении традиционных ценностей и прав человека связан сегодня, прежде всего, с выяснением отношений с, так называемой, христианофобией.
Начальник штаба Сомов вскинул к потолку указательный палец:
— Ибо сегодня европейский либерализм, точнее, идеология прав человека направлена, прежде всего, против христианских ценностей, христианского учения о человеке и семье, христианской морали.
— Вы правы, товарищ подполковник,— встрял в разговор Василий Анатольевич.— И здесь и у православия и у католицизма один враг — однополые браки, эвтаназия, тотальная секуляризация бытия человека, размывание национальных чувств.
Зампотыл Сидорчук, словно очнувшись от процесса поедания, тоже не остался в стороне:
— Это вы о «голубых» что ли?
— Фу, Петрович, тут же батюшка,— окоротил капитана Сомов.
Отец Варлаам улыбнулся:
— Ничего, ничего, разговаривайте, не смущайтесь…
Не замечая строгих взглядов Павелецкого, Валерий Петрович выплеснул на зампотыла всю свою пролетарскую ненависть:
— Вечно ты, Петрович, воздух портишь…
Юный Милов, заместитель полковника по криминальной милиции, со свойственной этому возрасту запальчивостью подвёл некий итог импровизированному совещанию на богословскую тему:
— Христианофобия, христианофобия… Да просто на христиан в современном мире мусульмане наехали…
Провожать батюшку к стоящей у КПП «Оке» вышел только Павелецкий. Прощаясь, отец Варлаам пожал ему руку, поблагодарил за гостеприимство и вручил небольшую иконку в виде складывающейся открытки со словами:
— Сергей Иванович, меня не покидает какое-то тягостное чувство, даю вам эту молитву, читайте её два раза в день, утром и вечером. Договорились?
— Обещаю,— качнул головой полковник.
— Вы не покаялись, не причастились…
— Это плохо?
— Да это плохо,— произнёс батюшка, печально глядя прямо в глаза Павелецкому.— Мне почему-то кажется, что в вашей семье происходит что-то не совсем правильное, такое, с чем вы сможете не справиться без божьей помощи, понимаете?
Сергей Иванович приобнял священника:
— Прорвёмся, батюшка, и всё равно мы всех победим!
Уже находясь в своей жилой комнате, он устроился поудобнее на кровати, развернул иконку и прочитал: «Молитва Богоматери о семье. Владычица Преблагословенная возьми под свой покров семью мою, всели в сердца чад моих мир, любовь и неприкословие всему доброму, не допусти никого из семьи моей до разлуки и тяжкого расставания, до неисцельных болезней и преждевременныя и внезапная смерти. А дом наш и всех нас, живущих в нём сохрани от огненного запаления, воровского нападения, всякого злаго обстояния истрахования и диявольского наваждения, да и мы купно и раздельно, явно и сокровенно будем прославлять Имя Твое Святое всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь!»