— Из ваших ответов я вынужден заключить, что вы никогда не читали первоисточника. В противном случае вы бы знали, что это рассуждение, приведенное Лениным на одной из первых страниц, принадлежит реакционному идеалисту епископу Беркли и датируется 1710-м годом. Ну а теперь попробуйте опровергнуть поповское высказывание с позиций материализма.
Последнее предложение учителя расшевелило начальников. Заговорили шумно и все разом. Про Игоря вообще забыли, как, впрочем, и о замаскированных микрофонах. Кричали до хрипоты, размахивали руками, пока через двадцать минут не выдохлись. Не пробившись к истине через коллективное мнение, вспомнили о третейском судье.
— Игорь Евгеньевич, мы сдаемся, — произнес за всех Василенко. — В чем же логическая ошибка в этом рассуждении?
Игорь вздохнул и решил окончательно добить несмышленых атомщиков:
— Да нет там никакой логической ошибки, нет и все! Напрасно искали, мои милые.
— Как же так? — всполошились учащиеся. — Кто же прав? Материалист или идеалист? Что же первично: материя или дух?
Игорь поднял обе руки вверх, взывая к тишине:
— Дорогие товарищи, если бы на ваши вопросы можно было бы дать логически четкий, доказательный и обоснованный ответ, то вся мировая философия разом, в один момент, перестала бы существовать. Увы, сформулированные более двух тысяч лет назад Платоном, Аристотелем, Демокритом и другими греческими мудрецами основные положения идеализма и материализма не имеют в своей структуре явных логических изъянов. Поэтому-то и тот, и другой взгляд на мир преспокойно дожили до наших дней. Как видите сами, вплоть до пуска реактора на быстрых нейтронах.
Померанцев попытался возразить Игорю, потому что никак не мог примириться во второй половине двадцатого века с каким-то паршивым идеализмом Платона.
— Я все-таки считаю, — произнес он авторитетно, — что существуют определенные критерии истины: научный эксперимент, историческая практика и прочее.
— Отчего же ваша историческая практика так и не расставила все точки над „и”? — парировал Игорь язвительно, заикаясь сверх привычной нормы.
Глеб Борисович обиделся на бестактность учителя, но промолчал. Только покачал головой в знак своего упорного несогласия. Остальные учащиеся притомились от напряженной умственной работы и в спор не лезли. Игорь решил, что пора закругляться:
— На этом первое занятие разрешите считать закрытым. Автобус в город будет через пятнадцать минут. Так что десять минут — на произвольные мысли, сплетни и анекдоты. Следующее занятие — через две недели. Благодарю за внимание.
Услышав слово „анекдоты”, Соломенцев вылез первым:
— В парке по берегу пруда прогуливается стройная девушка. Мужику сзади она приглянулась. Он говорит ей: „Девушка, вы такая красивая, как лебедушка. Как будто сейчас нагнетесь к воде и сами поплывете”. А девушка поворачивает к нему голову и бросает: „Охота была жопу мочить”.
Игорь ясно представил себе парк, пруд, девушку и лебедей. Девушка ему тоже понравилась сзади. Такая стройная. Надо бы запомнить…
Уселись в „рафик”. Шофер рванул на полной скорости. Тимофеев от имени всех учащихся поздравил Игоря Евгеньевича с Новым годом партийной учебы. А от себя лично пообещал Игорю в ближайшие годы повышение оклада на двадцать рублей. В награду за добросовестный труд и активную общественную работу. Игорь скромно отказался от повышения оклада, но попросил взять его в экскурсию руководящего персонала на рудник. Такая поездка действительно намечалась на следующей неделе. Тимофеев обещал посодействовать.
Микроавтобус иногда вздрагивал на выбоинах, но Максим не обращал на это внимания, скорости не снижал и все сорок километров до рудника гнал по бетонке на предельной скорости. „Великолепная семерка” во главе с Тимофеевым периодически подпрыгивала на своих сиденьях, но претензий к Максиму не предъявляла. При очередном взлете все дружно выдыхали: „Ох, мать честная!” И тут же успокаивались. Игоря взяли в компанию главных ветеранов седьмым „для ровного счета”, по рекомендации Анатолия Ефимовича, который после первого занятия марксизмом испытывал благоговейный трепет перед его философской мудростью.
Рудник и обогатительная фабрика входили в состав Прикаспийского горно-металлургического комбината (ПГМК), который подчинялся другому главку в министерстве. Документы дважды тщательно проверяли по пути, на контрольно-пропускных постах. В „зоне” на территории рудника их уже ждали. Игорю в голову лезли мрачные мысли о страшных подземных каменоломнях, где в чудовищной темноте задыхались и гибли от радиации тысячи обреченных. День, однако, был яркий, лучистый. Атмосфера мирная, доверительная. Одним словом, действительность оказалась светлее предположений…
Пожилой сморщенный начальник смены Юрий Васильевич и дежурный маркшейдер встретили их с дружелюбностью смежников, стирающих разное белье в одном общем мыльном тазу. Напоили всех зеленым чаем, поболтали о бытовых мелочах и повели на прогулку по степной вытоптанной дорожке к берегу главного котлована. Впереди не было видно никаких заводских сооружений или горных тоннелей с канатными дорогами. Только рыхлые холмы солончаковой земли на горизонте. По дороге Юрий Васильевич по просьбе „семерки” вводил в курс неизвестных исторических событий. Говорил он без выражения, монотонно, как будто читал надоевшую заученную лекцию…
По существу, добыча и переработка урана началась в СССР в 1944 году, когда ее передали из Наркомцветмета в Наркомат Внутренних дел.
— Берии, что ли? — вырвалось у Игоря.
Юрий Васильевич посмотрел на молодого человека спокойным взглядом, но ничего не ответил и повторил:
— В Наркомат внутренних дел…
Кто-то из ветеранов мягко положил руку на плечо Игоря. Дескать, не лезь с глупыми вопросами, помолчи.
— …Сразу после войны на базе старых, еще довоенных мелких предприятий в Таджикистане в „их” системе был создан секретный горнодобывающий комбинат № 6.
Юрий Васильевич закурил, сделал несколько глубоких затяжек и тут же бросил сигарету под ноги.
— Очень торопили с добычей. А дела шли, если честно сказать, плоховато. Тогда говорили точнее: „подрасстрельно”. Рабочую силу из лагерей-то подкинули сразу. А вот квалифицированных геологов и геофизиков — разведка велась буровыми скважинами — практически не было. Срочно необходимы были десятки добротных специалистов. Берия написал на докладной, направленной в Совет Министров, такую резолюцию: „Примите в оперативном порядке необходимые меры. О результатах доложите. Срок — пять дней”.
— О! Этот почерк нам знаком, — выдохнул Тимофеев.
— Пахнуло родным и близким! — поддержал тут же Василенко. А Померанцев, ехидно улыбнувшись, спросил:
— И что? Выполнили резолюцию?
— Еще бы! — ответно улыбнулся Юрий Васильевич. — Через четыре дня пятьдесят специалистов высшей социалистической пробы были уже в Табашарах, на рабочем месте. Вгрызлись в работу как черти. И дело сразу пошло. Уже к концу сорок пятого добыли пятнадцать тонн. Но, сами понимаете, для основной задачи это — капля в море. А других месторождений на территории СССР тогда не было. Хорошо, немцы помогли. Акционерное общество „Висмут” выручило.
Иван Васильевич закурил очередную.
— Но там тоже были свои проблемы. В Саксонии, например, работы велись на глубине тысяча, полторы, и даже две тысячи метров. Температура пород на такой глубине под семьдесят, а воздуха в добывающих шахтах — около сорока. Влажность, считай, сто процентов. Обмороки считались в порядке вещей. Бывало, и замертво падали, хотя и нечасто. Потом уже наши специалисты вместе с немецкими инженерами запустили мощную систему кондиционирования рудничного воздуха. Температура сразу упала; задышали веселее.
А в Тюрингии была другая беда: пожары! Урановые руды вообще склонны к самовозгоранию. Но там и сама руда горела, и вмещающие породы. Тоже справились. Сами знаете: перед нами только поставь задачу, а уж как ее решать — разберемся. Кулибиных и Левшей на наш век хватит. Да, „Висмут” помог! У них темпы добычи росли в пять раз быстрее, чем в Таджикистане. Ну а потом начались разработки у других наших друзей, в Чехословакии, Болгарии, Польше. А в середине пятидесятых годов у нас и своей руды появилось достаточно…
— На Украине? — спросил Тимофеев.
— Не только. И в России, и в Узбекистане, и вот… как сейчас увидите… у нас в Казахстане. Уже приближаемся. Добыча у нас ведется открытым способом. „Крыша” из песчаника — пятьдесят — сто метров. Снимаем с помощью мощных роторных экскаваторов. О них вы, наверное, слышали?
— Немецкие „Юги”, что ли? — проявил свою осведомленность кто-то из „семерки”.
— Совершенно верно, — подтвердил Юрий Васильевич, — гэдээровские роторные „Юги”. Сейчас мы с вами их увидим сверху. Уже подходим. Немцы здорово помогли нам не только „Югами”, но и отвалообразователями, и другой техникой. Сами же и обслуживали все эти годы. Но теперь мы опыт переняли. Разъезжаются друзья.
— Юрий Васильевич, ну и как контактировали? Нормальные ребята?
— Мужики ничего. Только слишком аккуратные и чистюли. Ни сморкнуться громко не умеют, ни пернуть от души. А так ничего. Сейчас их осталось несколько человек. Оформляют визы на русских жен. Нашли здесь местных, в обслуге. Одна — горничная в гостинице — Валя. Другая — парикмахерша. То ли Изабелла, то ли Нателла. Светленькая такая, вся из себя…
Игорь был поражен тем, что начальник смены был в курсе не только далеких исторических событий, но и волнующих проблем сегодняшнего дня.
— Как женщины? — живо заинтересовался Померанцев. — Не опозорят… наши идеалы?
— Насчет идеалов не знаю. А так, внешне, вполне приличные. Не скажу, чтобы красавицы. Но грудь, задница — это все на месте. Я думаю, для немцев — сойдет!
Глеб Борисович был вполне удовлетворен ответом. Между шуточками подошли к обрыву. Гости были захвачены фантастической, неземной красотой. Настоящий лунный кратер! Огромный котлован вырытой земли с холмистыми склонами по форме напоминал чашу стадиона, увеличенную примерно в двадцать раз. Где-то на дне были смонтированы два механических чудовища со стометровыми стальными лапами и роторными ковшами для вскрышных работ.
По склонам в нескольких местах извивались ручейки шоссейных дорог, ведущих от здания управления непосредственно к месту рабочей выработки. По ним нескончаемым потоком двигались самосвалы величиной со спичечный коробок.
Насмотревшись вдоволь сверху на космический пейзаж, Тимофеев попросил подкинуть их, если это позволено, на дно чаши, к месту погрузки руды.
— Для вас можно, — снисходительно согласился начальник смены, — как-никак, свои друзья по несчастью. Пойдем назад, к управлению. Дам вам в сопровождение рабочий самосвал и… дуйте на своем автобусе вниз.
Пожилой, красный от загара шофер в белой парусиновой кепке сел за руль самосвала и, выглянув из кабины, махнул Максиму рукой. Дескать, давай потихоньку за мной. Поехали.