Когда Лада открыла глаза, был день. Солнце выткало на полу сияющий ковёр из лучей, лившихся в небольшую комнатёнку через маленькое квадратное окно. Охотница повернулась набок, и увидела мальчика лет четырёх в длиннополой рубахе из серого льна. Тот посмотрел на женщину округлившимися глазами, развернулся, и выбежал. Спустя миг снаружи донёсся его звонкий голос:
— Тятя, она проснулась!
Лада снова откинулась на спину и уставилась в потолок, сдерживая подступившую тошноту. Прислушалась к ощущениям. Всё тело болело, однако на душе было спокойно. Она тихо ждала, когда к ней придут.
Через минуту раздался шорох лёгких шагов. Женских. И верно — вскоре в проёме появилась знакомая фигура. Охотница узнала вошедшую, даже глядя краем глаза.
— Доброго тебе утречка, госпожа, — проговорила Вишка, присаживаясь на лежанку. — Ох, и грохоту у вас там было! Вся деревня по домам до утра сидела, молились Создателю. Я только мужа растолкала за вами идти. Говорю, «если уж они померли и Волчий пастырь свободен — всё одно не убежать, а ежели кто жив — тем помощь нужна будет». И точно так и вышло, как я сказала.
— Спасибо тебе. Хорошо, что со мной тогда не пошла — толку было бы немного, а риск велик. Хольга?
Вишка нахмурилась.
— Да пребудет с ней милость духов. Но не изволь беспокоиться, печать она поставила. Я уж за ней присмотрю, да и отец Хотен сказал, что посодействует.
— Священник выжил? Это хорошо. Что с моим товарищем?
— И он живой. Потрепало его сильно, да на нём всё зарастает, как на собаке, прости за сравнение. Сегодня уже вовсю за девками нашими ухлёстывал. Да только побаиваются они его.
Лада приподнялась на локтях.
— Сколько времени прошло? И где моя одежда?
Вишка поднялась и закрыла дверь.
— Вот здесь одёжка твоя, в сундуке. Постирана, заштопана. Одевайся, ежели хочешь. Времени прошло не так много, позатой ночью вы Волчьего пастыря прогнали. Вчера староста, как услышал историю про дочку свою, так и съехал, незнамо куда. Даже на тело её смотреть не стал. Но священник всё ж распорядился похоронить Лену, как человека, хоть и за оградкой. И ждать три дня не велел. Вчера вечером её в землицу-то и положили лицом книзу, набив рот чесноком. Ну а Хольгу уж мы сами, по нашему обычаю.
— Что теперь будет с её вещами?
— У меня они. Я уж присмотрю, в дурные руки не попадут, об том не волнуйся.
Лада села, нахмурилась.
— Надеюсь, это ты меня раздела?
Знахарка коротко усмехнулась.
— Не беспокойся, ни единая живая душа из местных твоих прелестей не видала, окромя меня. Я тебя и раздела, и отмыла, и раны обработала. Оставайся здесь, сколько хочешь. Поправляй здоровье.
Охотница огляделась. Комната была совсем маленькой, шага в три. Всего-то и помещалось в ней, что лежанка да сундук, накрытый простенькой скатеркой. Судя по всему, служил он здесь одновременно и столом, и прикроватной тумбой.
— Спасибо тебе за всё. Это твой дом?
Вишка кивнула.
— Госпожа, я тебе ещё нужна зачем-нибудь?
— Нет. Разве что воды бы мне. И что-нибудь из еды, если можно. Я заплачу, сколько скажешь.
— Какие деньги? — обиженно насупилась хозяйка. — Я-то знаю, как вы нам помогли. Сейчас всё будет, не изволь беспокоиться.
Когда травница вышла, Лада полезла в свою сумку. Все вещи были на месте, включая пергаменты, обнаруженные в подземелье под кладбищем. Наскоро одевшись, она развязала верёвку, развернула листы и погрузилась в чтение.
Уезжали на следующий день. Никто не вышел проводить их в дорогу. Но, по крайней мере, хоть вслед не плевали, да не запирали окна и двери. Дроган, прикрыв глаза от солнца, наблюдал, как резвятся в стороне деревенские дети. Они били палкой старого пса и кричали «Волчий пастырь сдох! Волчий пастырь сдох!»
Воин покачал головой.
— Смотри-ка, новая игра появилась.
— Бедное животное, — вздохнула Лада. — Теперь, конечно, можно его бить. Настоящий демон заперт — самое время быть смелым, а не запираться дома за крепкой дверью. Эй, оставьте в покое пса!
Услышав её голос, дети разбежались, крича «Ведьма!».
— Такая уж человеческая природа. Мы всегда высмеиваем то, чего боимся, но по ночам всё равно запираем двери. И дрожим, оставшись наедине с темнотой. Так что ты прочитала в тех пергаментах?
— Это был дневник Лены. Грустная история. Как всегда, почти за каждой ведьмой, продавшейся Нави, стоит что-то похожее. Жестокий отец, который бил мать, и той пришлось сбежать от него в город с детьми. Лена осталась, чтобы староста не последовал за женой и не убил её в припадке гнева. Вот девочке и пришлось принимать на себя всю его ругань, побои и недовольство. Дочка кузнеца с подругами издевалась над ней, сделав изгоем в деревне. Отцу, конечно, было всё равно. Но девочка держалась. Пока однажды в лесу на неё не напал священник. Это и стало последней каплей.
— Тот, который был до отца Хотена? Которого волки загрызли?
— Да. Он хотел принести Лену в жертву для поддержания силы печати, но та об этом не знала. Да и знала бы — разве от этого было бы легче? В общем, взмолилась девочка всем богам и демонам. Ну, Волчий пастырь её и услышал. Он хоть и был слаб, да только печать тоже. Так что призвать волков, используя силу молитвы Лены, у Пастыря получилось. Так она и стала ему служить, и уж теперь-то мстила за всё сполна. Разве что против отца идти всё ещё боялась — старые страхи так просто не изжить, видимо.
— И Лена решила освободить демона, дабы предал он деревню погибели за грехи жителей её? — Дроган презрительно фыркнул. — Ничего нового. Это в балладах могущественные колдуны ищут силу и власть, и заклинают демонов ради познания тайн мироздания. А чаще всего бывает вот так — мелкая обида да месть и приводят к смертям.
— Ну, уж не мелкая обида. Добрые селяне девочке жизнь сломали, можно сказать. Тяжёлая у неё судьба. Счастливые люди душой обычно не жертвуют. Я даже как-то и не злюсь на неё. Да и что толку злость на мёртвых копить?
— Судьба тяжёлая, говоришь? А у кого она была лёгкой? У тебя? Или у меня, быть может? И что же, мы ведь не стали душегубами. Каждый делает свой выбор, Лада.
Охотница внимательно смотрела на дорогу, мерно покачиваясь в седле. Мысли её были мрачны.
— Верно, душегубами мы не стали. Но ты никогда не думал, что, возможно, это было лишь делом случая?
Ничего не ответив, Дроган просто махнул рукой и отвернулся.
На ночной привал остановились под раскидистыми ветвями вековой ели. Её широкие могучие лапы надёжно защищали от дождя, весь день собиравшегося с силами и под вечер, наконец, низвергнувшегося с небес. Дроган выкопал яму, откинув подальше сухую хвою, и развёл костёр. Лошади неодобрительно озирались вокруг, но сочная свежая трава была лишь там, за стеной ливня. А выходить из надёжного сухого укрытия так не хотелось!
— Смотри, — Лада подсела к товарищу, следившему за котелком.
Тот, нехотя, отвлёкся от готовки и повернул голову.
— Среди записей я нашла вот такой знак. Распахнутая клыкастая пасть. Может быть, этот символ ничего не означает. Просто фантазия Лены. Но мне кажется, что она не стала бы тратить время на то, чтобы нарисовать ничего не значащее изображение у себя на животе, когда счёт шёл на минуты. Присмотрись, ты не встречал что-то подобное?
Дроган прищурился, подумал пару мгновений, затем покачал головой.
— Нет, точно не видал. Доберёмся до старших, спросим. Если он что значит, Тихомир или Ярополк должны его узнать.
Лада кивнула и вернулась на место. Ночная тишина полнилась звуками. Пищали мыши, погибая в когтях сов. Потрескивала попадавшая в пламя хвоя. Шелестел по листьям дождь. И ещё долго среди стволов деревьев Ладе чудился блеск волчьих глаз.
На следующий день, когда солнце перевалило за зенит, впереди показались белокаменные стены Миргорода, окружённые водами реки Копейки. Миновав бедняцкие хижины предместий, охотники проехали под аркой портовых ворот. По узкой улочке, разбрызгивая грязь, оставшуюся после недавнего дождя, они спустились к докам. Ехать приходилось медленно — дорога была забита телегами и людьми, то и дело едва не попадавшими под копыта. Наконец Лада с Дроганом выбрались на открытое пространство и направились вдоль набережной, сопровождаемые криками чаек, стуком молотков, да визгом пил. Солнечные блики отражались на воде и высвечивали паруса стоящих у причалов речных судов. От воды пахло рыбой.
Проехав вдоль реки, охотники снова поднялись в Большой город, к крытому каменному мосту на Сокольничий остров, где возвышался Кремль и располагалась ставка Ордена. По бокам проезда, уткнувшись в перила, были понатыканы тенты, под которыми торговцы разложили на прилавках свой нехитрый товар — в основном, озимая репа да тёплые вещи.
— Не изволишь ли шерстяные рукавички, красавица? — крикнул крупный красноносый мужчина в кафтане зелёного сукна. — По ночам ещё стыло бывает!
Лада сделала вид, что не слышит, и вскоре они с Дроганом уже подъезжали к ставке Ордена Охотников. Из-за невысокой каменной стены, окружавшей задний двор, доносились удары сталью по дереву и слышалось тяжёлое дыхание. Оставив лошадей на коновязи, Дроган толкнул тяжёлую входную дверь и вошёл в приёмную. Лада — следом.
Внутри шёл ожесточённый спор. Напротив входа стоял массивный письменный стол, заваленный грудами свитков. За ним сидели круглолицый бородатый монах в простой чёрной рясе и отрок чуть старше десяти. Напротив, опершись обеими руками о столешницу, стоял невысокий, но крепко сбитый человек в кольчуге.
— Я требую деньги целиком! — кричал он немного визгливым голосом. — Все десять гривен! Это какой-то грабёж!
Монах тяжело вздохнул и ровным голосом, судя по всему — не в первый раз, ответил:
— По договору вам причитается по две гривны на человека. Поскольку твоих знакомых поблизости я не наблюдаю, полная сумма составляет две гривны.
— Да что ж ты за человек-то такой! Как ты себе это представляешь? Друганов моих буквально растерзали у меня на глазах! Мне нужны их деньги!
— Ещё раз приношу свои соболезнования, но ничем не могу помочь. Я связан буквой договора. Согласно ей, ты можешь либо забрать свою награду в две гривны, либо оставить её нам, чтобы мы провели подобающую панихиду по твоим павшим товарищам.
— Обойдутся, — буркнул наёмник, сгрёб лежавшие на столе серебряные стержни, и стремительным шагом пронёсся мимо Дрогана, хлопнув дверью.
— С какими людьми приходится работать! — монах тяжело вздохнул, закатив глаза.
Дроган рассмеялся и шагнул вперёд.
— И не говори! Я смотрю, ты даже похудел от нервов!
— Убери руки от моего живота, невежественный мирянин. Прости, Создатель, его глупые богохульные слова против верного Твоего слуги! Не ведает сей грязный варвар, что говорит!
Монах улыбнулся и пожал протянутую руку Дрогана, коротко поклонился Ладе. Мальчишка рядом с ним приветливо помахал рукой.
— Как прошла поездка? Наш информатор дал хорошую наводку?
— Да, есть, что рассказать, — ответила Лада. — Ярополк у себя?
Пальцем, похожим на небольшую сардельку, монах ткнул в сторону двери у себя за спиной. Дроган кивнул и направился к ней. Поднявшись по каменной лестнице, охотники вошли в тесную комнату, заставленную стеллажами с книгами и свитками. Это место можно было бы принять за келью учёного монаха, но здесь располагался кабинет главы Ордена охотников Миргородского княжества, Ярополка. Сам он сидел за широким письменным столом напротив двери. За его спиной было огромное, во всю стену, окно, из которого открывался великолепный вид на город.
Ярополк уже разменял четвёртый десяток лет. Длинные светлые волосы стягивал простой кожаный обруч, усы и борода были аккуратно пострижены. На худом вытянутом лице лежала печать времени — глубокая сеть морщин, усталый взгляд и плотно сжатые губы. Как только дверь открылась, светло-голубые, почти бесцветные, глаза уставились на вошедших. И тут же словно сменилась маска на представлении уличных артистов — Ярополк улыбнулся, и от сурового, побитого жизнью вояки не осталось и следа. Он встал и протянул руку Дрогану, приветствуя его, как старого друга. Во взгляде появилась жизнь и искра, даже кожа будто разгладилась.
— Лада, всегда удивлялся твоей способности так прекрасно выглядеть с дороги! — пробасил он. — Вижу, вы в очередной раз вернулись с триумфом. Ну, и с чем вам пришлось столкнуться?
Ярополк внимательно выслушал рассказ охотников, время от времени задавая уточняющие вопросы. Чем дольше он слушал, тем мрачнее становилось его лицо, пока, наконец, оно не вернулось к привычному мрачному выражению. Когда Лада закончила говорить, Ярополк кивнул, и повернулся к окну, заложив руки за спину. Некоторое время глава Ордена стоял молча, будто пытаясь разглядеть далёкую деревню Чёрный ручей.
— Столь мощный демон в дне пути от столицы, немыслимо! — наконец пробормотал он и снова затих на некоторое время. Охотники ждали, когда Ярополк продолжит, и вскоре тот произнёс: — Мы постепенно проигрываем. С каждым годом Навь становится всё сильнее. Твари, о каких мы и помыслить не могли, когда я только поймал свою первую ведьму, вылезают из своих нор.
Такое отчаяние слышалось в его тихом голосе, что Ладе стало не по себе. Невольно она шагнула вперёд.
— Ярополк, ты всегда был лучшим из Ордена. Если в тебе угаснет надежда, её не останется для всех нас. Что бы ни случилось, ты не должен сдаваться.
Старый воин обернулся. Губы его растянулись в улыбке, но глаза оставались потухшими.
— Ты права. Не время опускать руки, ещё так много работы, — он провёл рукой по волосам, и улыбка померкла. — Наверное, просто давно не спал. Если у вас всё, можете ступать. Отдохните хорошенько. Думаю, новая работа не заставит себя ждать.
Дроган уже повернулся к выходу, когда Лада спохватилась и достала из своей сумки старый свиток.
— Вот, посмотри. Не встречался ли тебе этот символ? Мы нашли его в подземелье под кладбищем.
Ярополк едва взглянул и покачал головой.
— Поговори с Тихомиром. Он отдыхает на заднем дворе.
Попрощавшись, охотники вышли.
— Ну, не буду мешать твоей встречи с отцом! — воскликнул Дроган, жмурясь от солнца, когда они оказались на улице.
— Ты просто хочешь отправиться в таверну.
Воин усмехнулся и подмигнул.
— Не без этого, сестрёнка, не без этого! Расскажешь потом, что удалось выяснить.
Насвистывая фривольный мотив старой докерской песенки, Дроган повернулся и зашагал вниз по улице. Проводив его взглядом, Лада прошла вдоль забора к воротам заднего двора. Массивные створки сейчас были распахнуты. Внутри стояла повозка. Трое послушников суетились вокруг установленной в ней клетки, пытаясь закрепить крюк примитивного деревянного крана. За прутьями решётки виднелся силуэт женщины в лохмотьях, неподвижно лежавшей на полу.
Оглядевшись, Лада заметила в стороне монаха. Он был крайне худ, похожая на иссохший пергамент кожа плотно обтягивала выпирающие кости. Глаза закрывала чёрная повязка с разлохмаченными краями. Старик сидел в тени, откинувшись на спинку небольшого деревянного кресла. Рядом была его верная трость с набалдашником в виде головы пса.
— Здравствуй, отец, — тихо сказала Лада, приблизившись.
Монах повернул голову и улыбнулся, узнав голос.
— Ты вернулась, девочка. Хорошо. Всё в порядке? Ты и этот олух обошлись без потерь?
— Пара новых шрамов, отец. Ничего серьёзного.
Отец Тихомир кивнул и протянул руку. Лада коснулась губами перстня с символом Создателя на безымянном пальце.
— Отец, в походе я встретила один символ. Он был начертан на старом свитке. И его же нанесла на своё тело девушка-демонопоклонница. Возможно, знак не несёт никакого смысла, но я хочу убедиться.
— Опиши, как он выглядит, — кивнул старик.
— Это — широко распахнутая пасть с множеством острых треугольных клыков. Она короткая, полукруглая, будто человеческая, а не звериная. Если ты не вспомнишь, возможно, в библиотеке или храмовых архивах что-то найдётся?
Лада замолчала, ожидая ответ. Старик не шевелился и не произносил ни слова. Это продолжалось так долго, что охотница уже протянула руку, чтобы коснуться монаха, когда тот вдруг заговорил.
— Отправляйся к себе. Пока что отдыхай. Я пришлю за тобой, когда буду готов ответить. До того времени я сам должен кое-что узнать.
Лада привыкла беспрекословно слушаться своего старого наставника. Поднявшись, она поклонилась ему, хоть тот и не мог этого видеть, попрощалась, и пошла к воротам. Обернувшись, охотница видела, как послушники опускают клетку внутрь проёма в земле. Женщина держалась за прутья и молча, с тоской во взгляде, глядела в небо.
«Смотри. Вряд ли тебе ещё доведётся его увидеть», — подумала Лада, и ей отчего-то стало грустно.
За миг до того, как скрыться под землёй, пленённая ведьма опустила взгляд и пристально посмотрела в глаза охотнице. Затем земля поглотила её. Крюк подъёмного устройства поднялся назад уже пустым. С громким стуком послушники захлопнули люк и защёлкнули тяжёлый замок.