Для хранения ... изъятых предметов выделяется отдельное помещение – камера хранения вещественных доказательств... оборудуется стеллажами, металлическими шкафами...
Из Временной инструкции о порядке учета хранения и передачи вещественных докаpательств, ценностей и иного имущества по уголовным делам в органах прокура туры РФ ( утв. Приказом и.о. Генерального прокурора РФ от 7 июня 2006 г. № 29)
Когда новоиспеченные друзья прибыли в спецхранилище, они застали капитана Трюфелеву мирно почивавшей в неудобном кресле.
Правда, неудобным оно выглядело только на первый взгляд. Если дать себе труд и присмотреться внимательней, то можно было разглядеть, что было оно придвинуто к письменному столу таким хитроумным образом, что любой прямоходящий, включая человекообразных обезьян, мог оставаться в вертикальном положении, будучи даже полностью в бессознательном состоянии.
Более того, бездыханный труп, и тот, если его ооблечь в соответствующий мундир и аккуратно зажать между спинкой, подлокотниками и краем стола, вполне мог сойти за живого капитана милиции.
Голова этой раблезианской женщины-милиционера опиралась на остроумную конструкцию, состоящую из трех точек, одной из которых, хоть и расслабленная во сне, была шея, а две другие были образованы упертыми в стол дородными локтями. Сдобные ладошки, подоткнутые под кустодиевские щеки товарища капитана, и сомкнутые в сладкой неге глазки довершали это живое доказательство изобретательности, каковая, как видите, свойственна даже не шибко сведущему в науках обыкновенному человеку.
Капитан спала...
Ей снилась аккуратная пачка заокеанских денежных знаков, в количестве двадцати штук, все как один с ликом Бенджамина Франклина.
Не очень искушенная в вопросах истории, тем более в истории стран зарубежных, Трюфелева за время работы в милиции неплохо изучила в лицо, по меньшей мере, семерых выдающихся деятелей заокеанской державы. Ровно такое количество отцов-основателей было привлечено казначейством Соединенных Штатов для персонификации банкнот различного достоинства.
Обладавшая неплохой зрительной памятью, Тамара Поликарповна сходу определяла достоинство банкноты, даже без считывания цифр – по картинке. И милей всех ей был – по вполне понятной причине – вышеупомянутый Франклин, хотя имени-фамилии этого забавного старикана она не знала – буквы под портретом были мелковаты для уже немолодых глаз.
Приснившиеся деньги являлись не только материализацией проказ Морфея, но и имели вполне вещественный прототип. В реальности они достались капитану Трюфелевой за работу, точнее – за акт подмены одного из предметов, задача сохранения которых в ультимативной форме была возложена на нее согласно должностной инструкции.
До этого она уже поживилась, ссудив тот же предмет во временное пользование, то есть с возвратом. Но тогда сумма была менее внушительной, да и, по правде говоря, растаял уже тот гонорар без следа.
И вот теперь снилось ей, что хранилище, за пять последних лет ставшее родным, превратилось в магазин.
В этом удивительном сне решетка, отделяющая помещение хранилища от приемной – тесной комнатушки со столиком, где обычно располагались посетители для оформления бумаг, – исчезла. Точнее, трансформировалась из тюремной квадратно-гнездовой в подобие замысловатой арки из витой кованой стали, гостеприимно заманивающей покупателей в торговый зал. В зале на стеллажах размещалось множество разнообразных предметов, оформленных на удивление не без признаков художественного вкуса и с разумной фантазией.
Ценники в форме пятиконечных ассиметричных звезд, помимо наименования товара и цены, содержали также инвентарный и еще какие-то непонятные номера. Всё, как полагается в приличном супермаркете (аналогичную мысль, собственно, уже высказывал совсем недавно Матвею Петровичу башковитый Олег, подручный Поля). Стол, за которым обычно коротала рабочие дни капитан Трюфелева, волшебным образом преобразился в подобие прилавка с коротеньким, как детские штанишки, конвейером и кассовым аппаратом. А за ним в закутке, придирчиво оглядывая очередь из нескольких терпеливо дожидающихся обслуживания клиентов, с неприступно важным видом восседала сама Тамара Поликарповна.
Она уже научилась распознавать по внешнему виду покупателей, кто из них к какому типу принадлежит, интуитивно разделяя клиентуру на три категории.
К первой, очень назойливой и самой неприятной, относились сотрудники, родного, ведомства. Эти трясли перед ее носом записками от начальства, были многословны и нахальны, качали права, требовали, лаялись, а, отоварившись, довольные собой удалялись проводить следственные эксперименты – словом, сволочи. Трюфелевой после них оставалась только головная боль и никакого навара. Но когда надо было заморочить кому-нибудь голову, – а это происходило достаточно часто, – они, эти жмоты, раскошеливалась на что-нибудь незамысловатое, типа конфет, или – что еще хуже – предлагали бартер, будь он неладен. Дескать, услуга за услугу. Ну, вы представляете?!
Скажите на милость – что нужно женщине-милиционеру, посвятившей свою жизнь, всю без остатка, борьбе с ворами, грабителями, взяточниками, негодяями всех мастей и даже с убийцами; женщине, давно пережившей матримониальный возраст и, следовательно, лишенной перспективы развестись и выйти замуж по любви, или, тем более, по расчету; женщине, у которой не за горами тот день, когда останется одно лишь невеселое прозябание на скудную пенсию. Подумайте и скажите – что нужно ей от собратьев по оружию? И вы придете к неизбежному выводу – всё что угодно, но только не услугу!
«Пусть бог отпустит им все грехи, – думала капитан Трюфелева, в душе женщина набожная. – Ну и что? Между прочим, многие начальники засветились целующими иконы в храмах.»
Правда нынче набожность в органах не наказывалась, но и не поощрялась.
Вторая категория – смежники. Эти обладали, как правило, более высоким приоритетом – как козырная десятка перед шестеркой. Их представители отличались исключительной беспардонностью. Были опасны, как акулы! Не церемонились – брали бесплатно всё, что заблагорассудится, и гордо покидали магазин, не раскошелившись даже на «спасибо». Во всяком случае, Трюфелева, как ни старалась, так и не смогла припомнить ни одного случая проявления с их стороны благодарности в любой форме – устной, письменной, не говоря уже о форме, воплощенной в материальные ценности.
И, наконец, третья, наилюбимейшая и самая желанная категория – все те же друзья-однополчане, но только действующие от имени частных лиц. Или от имени начальства, но неофициально. Вот эти, последние, и были основой благосостояния предприимчивой женщины-капитана.
Перечень услуг, предлагаемых этой категории клиентов, включал в себя обработку товара, куда входили: ликвидация отпечатков пальцев, удаление с поверхности улик веществ, как органического, так и неорганического происхождения, включая генетический материал и тому подобное; подмену товара равноценным, то есть, попросту, подделкой; безвозвратное уничтожение товара. Но настоящей изюминкой сервиса, его своеобразным венцом, являлся подлог – то есть приобщение к материалам следствия по желанию заказчика несуществующих улик.
В этом удивительном сне прейскурант на перечисленное был нацарапан корявыми буквами на укрепленной над кассовым аппаратом табличке.
Капитан Трюфелева зорко всматривалась в очередь, пытаясь заранее определить психотип покупателя – с этими клептоманами нельзя было расслабляться, необходимо постоянно держать ухо востро, того и гляди уволокут что-нибудь. Короче, вор на воре!
На всякий случай торговый зал был оборудован камерами наблюдения и датчиками на выходе, но и они не всегда помогали. Трудно было женщине работать без помощников. Но помощники – это лишние расходы. Так что приходилось мириться. Скажем, в прошлом месяце один нечистый на руку майор стащил ТТ, проходивший по делу о не раскрытом до сих пор заказном убийстве. Насилу выкрутилась. Пришлось за свои, кровные неучтенный ствол подложить. А ты поди – найди-ка ТТ. Их уж полвека не выпускают.
Трюфелева вздохнула.
Первым в очереди стоял бравого вида мужичок в форме майора, прижимающий к груди растоптанные футбольные бутсы.
- Что у вас? – раздраженно – а как еще разговаривать с категорией номер один! – поинтересовалась Трюфелева.
- У меня? – глупо переспросил майор.
- У вас, у вас! Уши прочистили бы.
- У меня, это... Вот…
Он, не обижаясь, деловито снял форменную фуражку, достал из нее какую-то жеваную бумажку и протянул ее Трюфелевой.
– Вот здесь все указано. Предписание, тыры-пыры, ё... – осекся он под железным взором.
- Па-пра-шу не выражаться, товарищ майор, – окрысилась Трюфелева. – Дай-ка сюда предписание.
Она нацепила на нос очки – в последнее время глаза все чаще подводили – и вырвала бумажку из рук майора.
- Та-ак... касательно... – забормотала она, шевеля губами и потея от усердия. – Инвентарный номер... Покажи-ка товар, майор. Угу, сходится... Обувь спортивную... в скобках – бутсы, со следами крови, проходящие по делу номер... Так, выдать майору Прихебатько... Вы что ли Прихебатько?
- Я...
- Предъяви документы! – вдруг заорала она.
Прихебатько испуганно дернулся, достал из кармана кителя удостоверение и сунул под нос Трюфелевой. Та в руки документ брать не стала, только проворчала:
- Верю. – И продолжила изучение предписания: – Для предъявления в районном суде… так, района... В качестве вещественного доказательства... Так, бумага в порядке, – закончила она со вздохом – да и как не вздохнуть, когда все в порядке. – Проходи-проходи, чего встал-то? Не задерживай очередь, Прихебатько. Предписание у меня остается...
Она засунула записку в ящик стола и гаркнула:
– Следующий!
Следующим оказался нагловатого вида парень в штатском. Он лихо подкатил к кассе тележку. На решетчатом дне покоилось несколько пакетов с просвечивающими сквозь полиэтилен предметами.
Трюфелева, обладающая редкостным нюхом, мгновенно почуяла добычу.
– А у вас чё? – подмигнув, спросила она.
– Я от Петровича, – подмигнул он в ответ, и, вытянув из кармана жеваную бумажку, передал ей
Капитан молча приняла записку, старательно расправила, прочитала, понимающе кивая, и спросила:
– Расплачиваться как будем?
– Обижаете, Тамара Поликарповна. Наичистейшим налом, разумеется! – с укоризной в голосе ответствовал парень.
– Понимаю, что не кредитной карточкой. Валюта какая?
– Ну…, баксы, чё ж еще?
– Долларами, значит, – сделала она ударение на втором слоге, – щас посчитаем. Не стесняйтесь, выкладывайте пока товар.
Трюфелева заметно подобрела – на ее лице даже появилось подобие улыбки. Однако вполне возможно это была вовсе и не улыбка – легко было впасть в заблуждение, так как в силу чрезвычайной полноты способность к выражению чувств с помощью мимики была капитаном в значительной степени утрачена.
Она выудила из-под прилавка калькулятор и принялась тыкать в него пальцем. Калькулятор был мал, и поэтому пухлый палец постоянно норовил зацепить соседнюю кнопку. Несмотря на досадную помеху, Трюфелева проявила завидную ловкость и, используя единственный не обломанный ноготь на безымянном пальце левой руки, махом перевела цены из рублей в доллары по текущему курсу – за курсами и за кросс-курсами двух основных твердых мировых валют капитан следила с завидным постоянством. Закончив вычисления, она удовлетворенно крякнула и сунула машинку с результатом под нос нахалу.
– Ну и цены! – возмутился тот, и вдруг стал раздуваться, как воздушный шар, но, перехватив безразличный взгляд Трюфелевой – мол, хотите – берите, хотите – нет – мгновенно сдулся и поспешно согласился: – Беру!
Когда пачка долларов перекочевала из его кармана в заветный ящичек кассы, а сам он ретировался за арку и исчез – будто растворился в воздухе – к кассе придвинулись двое. Одного она признала сразу – знакомый следователь из угрозыска, старший лейтенант Игнаточкин, а второй – неизвестный, лет сорока, похож на какого-то актера из блокбастеров. Можно было даже назвать его красивым, если бы не небритая морда. Такие женщинам конечно нравятся. Но только не Тамаре Поликарповне!
Парочка эта тихо переговаривалась друг с другом, с интересом поглядывая на Трюфелеву. Голоса их доносились до нее словно сквозь ватное одеяло.
- Вот, – шепнул небритый на ухо Игнаточкину, – посмотри, старлей, какое глубокое понимание законов статики на интуитивном уровне, какой сметливый ум! Взгляни, насколько совершенна эта умнейшая конструкция, сотворенная спонтанно по велению не разума, но сердца. Если мне не изменяет память, еще великий Леонардо, предвидя рождение товарища капитана... Как ты сказал ее фамилия, Сморчкова?
- Трюфелева! – напомнил старший лейтенант тоже шепотом.
- Да-да, помню – что-то связанное с грибами... Так вот, уже в те времена гениальный самоучка придумывал такие вот устойчивые механизмы, основанные на трехточке. Это универсальный метод применим во многих областях. Кстати, он используется и при наведении ракет противовоздушной обороны на движущиеся цели.
Вероятно, он был готов прочесть лекцию о применении этого выдающегося метода и в других сферах человеческой деятельности, но неожиданно сдобные щеки пришли в интенсивное движение.
Капитан Трюфелева сладко причмокнула, что-то пробормотала и проснулась. Вместе с пробуждением пришло понимание, что сидит она не за кассовым аппаратом, а в колченогом кресле (на одну из ножек при помощи деревянного бруска и упаковочной липкой ленты была наложена шина) за письменным столом в своей каморке с решеткой, отделяющей ее от остального мира. Всё, что ей только что пригрезилось, пропало, не оставив ни малейшего следа.
Пропал торговый зал с полками, полными уникальных товаров; провалилась куда-то очередь; исчезли... Внезапно ее прошиб холодный пот, и она, едва не оторвав ручку, рванула ящик стола...
Капитан радостно вскрикнула – вожделенные пачки заморских денег преспокойно лежали на месте. Она подняла мутный спросонья взгляд на добрых молодцев, заворожено созерцавших эту потрясающую воображение картину пробуждения.
Именно этим словом, метко и лаконично, назвал бы свое полотно неутомимый труженик льняного холста и колонковой кисти, старый друг Максимова Боря Квинт, задумай он вернуться в лоно гиперреализма, своего любимого жанра в «доводолейную» эпоху.
Заплывшие первосортным сальцем глазки Трюфелевой уже набрали живой блеск и с интересом уставились на посетителей. Эти парни грубо, как это свойственно мужикам, нарушили ее грезы, но она не держала на них зла, поскольку тайно симпатизировала старшему лейтенанту. Напротив, ей стало любопытно – что же привело их сюда и кто такой этот небритый.
Когда же гости изложили причину своего появления, Трюфелева поначалу опешила. Судите сами – и им также понадобился инвентарный №1028, проходящий по делу об убийстве в заливе!
Колготня вокруг этого предмета в последнее время была для Трюфелевой необъяснимой загадкой. И какого хрена все к нему прицепились? Нет... в принципе, вещица – ничего, красивая. Похожа на антиквариат – тут уж не поспоришь. Да и ей это все, как-никак, на руку – чего душой кривить. Сначала один знакомый мент на два дня без предписания вещицу выклянчил для какого-то своего дружка-журналиста...
«Уж не для этого ли? – внезапно осенило ее. – Ишь, лыбится, писака хренов. Побрился бы лучше».
Упомянув, хотя и вскользь, считай, в третий раз, об особой неприязни Трюфелевой к небритым мужчинам, нам следует раскрыть небольшой секрет этой женщины, во всех иных отношениях отличающейся устойчивой психической конституцией. Был у Трюфелевой такой пунктик – до судорог конечностей, до спазм в области диафрагмы, до содрогания нижней, равно как и верхней челюстей, до самых кончиков ногтей, до жуткой жути ненавидела она и боялась небритых мужчин.
Сейчас уже трудно сказать, откуда возник этот комплекс. Возможно, с того раза, когда небритый и неизменно пьяный отец Поликарп Прохорович Дураков в приступе неизбывной родительской любви расцеловал когда-то малую дочурку свою, Томку, грубо исколов ее нежные щечки щетиной. А может поросль коротких волос на лице ассоциировалась с насекомьей сущностью – этих тварей капитан часто наблюдала на телеканале «Анималс», с содроганием, но и не без тайного влечения вглядываясь в стократно увеличенных монстров, покрытых волосками толщиной с руку.
Несомненно одно: из-за своей семидневки, которая обычно приводила других женщин в трепет, сопровождающийся замиранием дыхания и учащением пульса, Максимов произвел на женщину-капитана Трюфелеву, похоже, обратное, то бишь резко отрицательное, впечатление. Да и откуда ему было знать о предубеждениях Тамары Поликарповны – не то бы побрился.
А она, смирившись с его щетиной, продолжала размышлять о необычайной суете вокруг инвентарного номера 1028.
Заработала она в первый раз – кот наплакал. Потом посерьезней был грех. Продала она вещицу эту. Вернее, подменила за два косаря – баксов, разумеется, – на очень похожую. Серьезные люди заказали и копию на замену принесли. Всё, как полагается. Ни одна душа не догадается. Поди – докажи сейчас...
«Но, – размышляла она, внимательно изучая спутника Игнаточкина, – больно забавная ситуация получается. А что если... как в кино про эти... двенадцать стульев. Там же один, как его? Тоже продал фальшивые стулья, другому... попу;!».
Жадность, всё же, постепенно перевешивала осторожность, пока, наконец, не опрокинула последнюю на обе лопатки.
- Так ты, Игнаточкин, говоришь тебе инвентарный номер 1028 нужон? – в раздумчивости проговорила Тамара Поликарповна. – Ну, лады, сейчас посмотрим по журналу.
Она открыла засаленную тетрадку и стала сосредоточенно листать страницы, поплевывая время от времени на большой, указательный и средний пальцы, сложенные щепоткой как для крестного знамения.
– Вот он! – нашла она нужную запись. – Ну что, здесь твоя штука. Только ты мне это... бумагу от начальства. Чтобы все, как положено.
– Тамара Поликарповна, я бумагу принесу. Честное слово!
– Не, Игнаточкин, сперва бумагу... Без бумаги не положено.
– Тамара Поликарповна...
– Игнаточкин! Я, между прочим, на службе! Какая я тебе Тамара Поликарповна?! Обращайся как положено: товарищ капитан. Мы с тобой не вальс пляшем, товарищ старший лейтенант! – обрезала Трюфелева, искренне полагая, что вальс пляшут.
Капитан не вальсировала со времен школьного выпускного, где ее пригласил на танец Ванька Трюфелев, двоечник и хулиган. Впрочем, человек, впоследствии избавившей ее на всю оставшуюся жизнь от шутовской девичьей фамилии, вряд ли подозревал о полной белых пятен истории возникновения этого самого известного долгожителя среди бальных танцев. Но остается фактом следующее: совершеннейший дилетант в искусстве вальсировки Ванька отдавил будущему товарищу капитану обе ноги. С тех пор это закрепилось в ее подсознании в форме устойчиво негативного отношения ко всем танцам размера «три четверти».
– Ну товарищ капитан, – канючил тем временем Игнаточкин. Знал, паршивец, неравнодушна к нему Трюфелева и нагло этим пользовался. – Я на недельку возьму, под расписку… под свою личную ответственность. Только мне бы задним числом оформить, от позавчера...
– Позвольте мне, – неожиданно перебил не принимавший до сих пор участия в разговоре небритый спутник старшего лейтенанта, – всего пару слов... Тет-а-тет, так сказать, Тамара Поликарповна.
Решительно отодвинув плечом Игнаточкина, он просунул голову сквозь окошечко в решетке и что-то прошептал. Одновременно его левая рука проникла в каморку между стальными прутьями и беззвучно обронила на стол какой-то белый прямоугольник, напоминающий конверт.
КПД этого маневра превзошел все ожидания. Женщина чудесным образом преобразилась. Проворчав что-то невнятное, Трюфелева как-то не в меру резво для своей комплекции вскочила с места и удалилась вглубь территории, где затерялась среди стеллажей, но через минуту появилась с пластиковым пакетом в руках.
- Ладно, получай под расписку… Но чтоб через неделю обратно приволок! Понял? – смилостивилась капитан и передала пакет Игнаточкину.
Через четверть часа в кабинете у старшего лейтенанта при запертых дверях они вскрыли пакет и...
Изумлению их не было предела. Вместо древнего римского меча на столе лежал недурно выполненный, – похож, слов нет, – но... Не тот!
- Черт! – удивился Максимов. – Так и знал… нас опередили. – И со вздохом разочарования подвел черту: – Можно отнести эту игрушку обратно.
Когда они вышли на улицу, их встретили водопады солнечного света. Солнце, не считаясь с международными соглашениями о запрете испытаний оружия массового поражения, яростно изливало на землю всю свою термоядерную мощь.
В довершение истории об этой неразберихе с вещдоками остается поведать о том, как в ту же самую минуту в нескольких километрах от Петровки случилась другая встреча.
Мизансцена была незамысловатой: в шикарной, со вкусом обставленной квартире, а точнее – в пентхаусе на последнем этаже дома, расположенного в богатом районе Москвы, небезызвестный Матвей Петрович Корунд с затаенным волнением разглядывал лежащий перед ним замечательный образец античного оружия, играющего зайчиками в потоках льющегося в огромные окна солнечного света. Напротив него на стильном диване с модной обивкой из белой кожи сидел молодой человек.
– Он, – спустя минуту удовлетворенно подтвердил Корунд.
– М-мм, – промычал неопределенно в ответ молодой человек, коротко вскинув плечи, и разведя в стороны ладони, всем своим видом выражая удивление по поводу беспричинного недоверия, просквозившего в ответе его визави.
Матвей Петрович придвинул ему плоский чемоданчик – совсем такой, какие обычно используют кинозлодеи для передачи друг другу всякой всячины – героина, пистолетов, «капусты», полученной за грязные делишки и тому подобное.
– Можете не пересчитывать, Олег, – сказал он, – здесь как договаривались.
– А я и не собираюсь, – ответил ему помощник господина Полевого. – У нас все на доверии, не так ли, Матвей Петрович?
– Да-да, конечно! – несколько испуганно поспешил заверить Матвей Петрович, а потом неожиданно замялся. – Э-э...
– Что-то не так? – спросил Олег.
– Нет, что вы, наоборот, все в порядке. Только... разрешите все же полюбопытствовать – как же вам это удалось?
– Ноу-хау, – усмехнулся Олег, панибратски потрепав собеседника по плечу. – Ноу-хау, Матвей Петрович, дорого-ой вы мой... Для нас ничего невозможного нет. Так что забирайте-ка поскорей свой экспонат и передавайте привет уважаемому Марлену Марленовичу.