Тарасов как раз уже почти заканчивал печатать очередное отчётное донесение начальнику научно-технической службы, когда к нему подошла чем-то очень расстроенная Ксения без кокетливого наряда официантки, успевшего до чёртиков надоесть ей за этот вечер, из-за чего она и держала его небрежно перекинутым через локоть левой руки.
— Что ещё там у тебя стряслось, Ксюш? — не поднимая глаз от экрана ноутбука, задал, как ему совершенно справедливо казалось, риторический вопрос подполковник, — Униформу ты, кстати, поторопилась снять. С минуты на минуту к нам с тобой должен подъехать ещё один кандидат. Так что, лейтенант Стасова, кругом и одеваться! Покой нам только снится!
Задохнувшейся от возмущения Ксюше только и оставалось, что не по-уставному топнуть ножкой и пойти выполнять приказ своего непосредственного начальства в лице родного, но абсолютно ничего не понимающего дяди, который сегодня просто таки напросто таки, видите ли, забыл познакомить её с крайне понравившимся ей молодым человеком.
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — поприветствовал Тарасова подошедший к его столику почти строевым шагом второй, ожидаемый им сегодня кандидат, — Я не опоздал? А то, вроде бы поздний вечер, а пробки в Рязани ажно от самого Тырново тянутся!
Перед любопытным взором Тарасова предстал слегка запыхавшийся русоволосый парень среднего роста, точный возраст которого из-за окаймляющей его лицо окладистой бороды и усов, визуально было трудно определить даже такому опытному социологу как Тарасов.
— Ну здравствуйте-здравствуйте, молодой человек! Виталий Витальевич Князев, если не ошибаюсь? По паспортным данным вам только двадцать шесть лет, а по виду ведь и все пятьдесят шесть. Бороду хотя бы сбрить не пробовали? Да вы садитесь, и давайте-ка без чинов! Меня, если помните из телефонного разговора, зовут Вениамин Михайлович. Для облегчения достаточно сложной темы нашего предстоящего разговора предлагаю чего-нибудь выпить за знакомство. Вы что предпочитаете, Виталий, в это время суток: виски, коньяк или может быть лучше просто нашей русской водочки под селёдочку?
— Добрый вечер, Вениамин Михайлович! — плюхнулся с видимым удовольствием парень на предложенное ему место на диванчике, — В это время суток я предпочитаю рубиться во что-нибудь типа Мира танков или, на худой конец, Доту. Да много их, на самом деле, тех компьютерных игр, которые я люблю. А насчёт выпить… Что ж, не любитель я, конечно, этого дела, но если для дела, то лучше текилу. Она мне любимый самогон напоминает.
— О, да вы играете в Доту, Виталий? — с радостным воодушевлением зацепился Тарасов за название одной из немногих знакомых ему игр, — Это не там, случайно, где две команды, тёмная и светлая, по пять человек в каждой с разными способностями и умениями?
— Там, Вениамин Михайлович, там! — насмешливо кивнул ветеран компьютерных игр, — Только «там» ведь много самых различных версий, даже многопользовательских. Кое-кто считает её одной из самых крутых компьютерных игр современности. Туева хуча наград и статус, так называемой, киберспортивной дисциплиной с призовыми фондами турниров, иногда достигающими нескольких миллионов долларов!
— Да что вы говорите, Виталий! — всплеснул руками Тарасов, неужто и, правда, миллионы долларов? Тогда простите меня, пожалуйста, Виталий, за не совсем скромный вопрос…
— Вы хотели бы меня спросить, Вениамин Михайлович, — усмехнулся откинувшийся на спинку дивана парень, — А сколько лично я заработал на этой игре? А нисколько! Точнее, продал как-то кое-что по мелочи на торговой площадке, но это же, не участие в турнире.
— Ксюша, — ласково обратился Тарасов к подошедшей хмурой официантке, — Водочка у меня ещё осталась, а для нашего гостя организуй, пожалуйста, бутылочку текилы, если можно. У тебя, там, в баре Ольмека или хотя бы Сауза не найдётся?
— Не, «Хулио»! — недовольно буркнула под нос всё ещё дующаяся на своего дядю Ксюша.
— Ксения!!! — рявкнул побагровевший дядя, привставая и расстёгивая ремень штанов, поскольку называл так свою с детства воспитываемую им племянницу только, когда хотел хорошенько попугать её ремнём за особо крупные проступки, — Что ты себе позволяешь?!
Ну и нравы же у них в этом СФБ, ошарашено подумал растеряно озирающийся молодой человек. Нет, всякое мне, конечно рассказывали, но чтобы такое… Или это такой хитрый тест по поводу проверки моей стрессоустойчивости? Вопросы, вопросы, вопросы…
— Я всего лишь сказала, что у нас осталась только текила марки «Дон Хулио», — чуть не плача взмолилась Ксюша, — Но она у нас гораздо дороже, Вениамин Михайлович! Вы не против «Дона Хулио», молодой человек? И что желаете на закуску к «Дону Хулио»?
— Ах вот оно чё, Михалыч! — мгновенно успокоился Тарасов. — Что ж ты сразу нам это не сказала, Ксюша? Только всё равно ты меня позоришь, как ни крути. Я же обещал нашему гостю бесплатное угощение за государственный счёт. Выходит, ты и государство в моём лице выставляешь в неприглядном свете, а, Ксюх? Виталий, вы любите «Дона Хулио»?
— Эх, — отчаянно махнул рукой означенный Виталий, — Попадёшь к вам в дом, научишься пить всякую гадость![i] Ладно, Вениамин Михайлович, «Хулио», так «Хулио». А на закуску мне, пожалуйста, мою любимую яичницу. Я всегда её у друга ем, как в Рязань приезжаю, вот и подсел конкретно, как на наркотик какой. А к яичнице двойной гарнир из макарон, пожалуйста. Это у меня такая ностальгия по пацанской молодости. И да, вот ещё что, этот «Хулио», надеюсь, без червяка на донышке? А то я эти ваши богатые причуды не люблю!
— В текиле, молодой человек, червяков не бывает, — поучительно изрекла Ксюша, — это же такая исключительно мескальская фишка, а мескаль… Вы знаете, что такое мескаль?
— Ой, — развёл руками Князев, — Не знаю, просвятите меня тёмного, пожалуйста, Ксения! И объясните мне наконец чем они отличаются между собой, эти мескаль и текила!
— Ну, — с готовностью начала Ксюша, — Текилу делают из сока одной агавы, а мескаль из сока другой агавы. В общем-то, технологии их производства очень похожи. Текилу можно назвать мескалем, но не всякий мескаль при этом можно назвать текилой. Как-то так!
— Объяснила, что называется! — укоризненно взглянул на неё Тарасов, — Ты ещё разве не поняла, Ксюш, что тебя развели как классическую фольклорную блондинку? Сей молодой человек, между прочим, у себя в Тырново мини-завод по розливу алкогольных напитков построил, а очередь на его элитную русскую текилу с мотылём на донышке московские и питерские рестораны занимают за три месяца вперёд. Беги за «Хулио», «просто Ксения»!
Мгновенно вспыхнувшая как маков цвет стройненькая кареглазая шатенка, а вовсе даже и не блондинка, как по-родственному обозвал её подполковник, быстро сунула в кармашек передника блокнот с заказами и тут же убежала куда-то в подсобные помещения, нервно отстукивая своими маленькими каблучками арию Царицы ночи из «Волшебной флейты».
— С мучным червём, а не с мотылём! — недовольно проворчал Князев, — Его ведь даже в Европе признали безопасной пищей. Это такая личиночная форма мучных хрущаков…
— М-да? — с сомнением переспросил Тарасов, — Ну не знаю, по мне хоть с опарышем, я всё равно в этом не разбираюсь! И, вообще, я же не в санэпидемстанции работаю или где там!
— Тогда для чего же вы меня сегодня пригласили, товарищ подполковник? — не сдержался не прекращающий нервничать Князев, — Или всё-таки тырновский волк мне товарищ? Я, честно говоря, сомневаюсь, что вы пригласили меня иначе, чем для того, чтобы допросить в эдакой непринуждённой обстановке. Служба в СФБ? Ой, бога ради, только не делайте мне смешно, дядя Беня, я ить языками заморскими или приёмами хитрыми не владею…
— Прекратите паясничать, Князев! — гаркнул вновь покрасневший Тарасов, от души бухая кулаком по столу, ибо по причине позднего времени в служебном кафе уже не оставалось других посетителей, — Мы вас только на один месяц от силы хотим привлечь…
Обиженно надувшая губки Ксюша, храня молчание оскорблённой невинности, подошла к их напряжённо замолчавшему столу, всё так же молча, но с откровенно демонстративным стуком, выставила с принесённого подноса ни в чём ни повинного «Дона Хулио» и всё так же молча уцокала за стойку давно удравшего домой бармена.
Какой же всё-таки тяжёлый день, подумал Тарасов, насуплено разливая содержимое уже до отвращения потеплевшего графинчика и с трудом открытой им бутылки текилы.
— Так значит всё-таки привлечь? — упавшим голосом спросил Князев, — А можно тогда полюбопытствовать, по какой хотя бы статье? А то ведь знаете, я книжки про шпионов в таких ярких дешёвеньких обложках иногда почитываю, а там…
— Да вы что, сговорились тут все в Рязани, что ли?! — взревел и без того не обладающий какой-то особой профессиональной выдержкой Тарасов, — Впрочем, это даже к лучшему, поскольку только доказывает схожесть ваших ментальных моделей. Вы мне, пожалуйста, Виталий, простите мою несдержанность и не относите её на свой счёт. Предлагаю выпить за наше отнюдь не случайное знакомство и начать наш разговор заново!
— Ну, за знакомство! — с энтузиазмом согласился явно повеселевший Князев, облегчённо запрокидывая голову с классическим гранёным стаканом, предоставленным мстительной Ксюшей вместо более традиционной для текилы высокой и узкой «лошадки» кабальито.
Несмотря на по-настоящему тяжёлый во всех отношениях вечер и предшествовавшую ему не менее напряжённую неделю, равно как и сегодняшний двойной эмоциональный срыв, настроение Тарасова, также как и приглашённого им молодого человека, стремительно улучшалось. Улучшалось не из-за обманчивого действия изрядно принятого им алкоголя, а из-за никогда не обманывавшего его ощущения верности избранного им направления.
— Скажите, Виталий, — наигранно бодро начал Тарасов, следуя уже хорошо выверенной им тактике, — Чем объяснить вашу любовь к исторической реконструкции радиотехнических, радиоэлектронных и, вообще, любых технических устройств семидесятых годов? Нет, мне понятно, когда увлечённые люди находят, ремонтируют или даже чуть ли не воссоздают с нуля технику девятнадцатого, ну, может быть, начала двадцатого века. Но семидесятые?! Что же такого притягательного для вас таится в технике данного временного периода?
— А давайте-ка, Вениамин Михайлович, пропустим ещё по стопарику, а? — раздухарился открывший второе дыхание Князев, — Понимаете, я ведь обычно только после четвёртой закусываю и только любимой яичницей с двойным макаронным гарниром, о чём, впрочем, я вам уже сегодня говорил. Однако, есть хочется, яичница моя стынет, а мы с вами до сих пор по первой только едва осилили. Ну, Вениамин Михайлович, за понимание!
— Ну а по поводу исторической реконструкции, — продолжил Князев, — Так я её терпеть не могу, если по чесноку! Вы удивлены? Ничего удивительного, если особенно учесть тот факт, что всю эту радиоэлектронную хрень мне пришлось поначалу самым натуральным образом из-под батиной палки изучать, да ещё и на основе только тех радиоэлектронных компонентов, которые были под рукой в то время дома, то есть, запасов советского ещё периода. Батя, которого, кстати, тоже, как меня и деда, Виталием звать, сначала заставил научиться паять, затем задолбал подколками типа, чем отличается резистор от кондёра, после чего я снабдил полшколы простейшими конденсаторными электрошокерами, ну а после радиохулиганского опыта, стробоскопов и прочей цветомузыки я и сам незаметно подсел на иглу этого нехорошего дела. Ну, за разум!
— Да вы уж закусите, Виталий! — с жалостью попросил Тарасов своего собеседника, видеть сморщенное после текилы, соли и лимона, лицо которого ему было, и впрямь, нелегко.
— Нет, тащ подполковник!!! — прохрипел тот осипшим от подсунутого Ксюшей ядреного лимона голосом, — Один раз поступишься жизненными принципами и пиши пропало! Ибо четвёртая заповедь Летающего Макаронного Монстра гласит: «Лучше бы ты не позволял себе действий, неприемлемых для тебя самого…
— Вы же русский, Виталий! — гневно прервал собеседника с определённой поры верующий и даже некоторым образом волею своей жены воцерковлённый Тарасов, — Как вы можете смеяться над верой наших отцов и дедов, исповедуя эту гнусную ересь?!
— Если уж на то пошло, уважаемый господин учёный консультант, — язвительно отбрил его всё тем же осипшим голосом очередной кандидат, — То наши деды верили в своих родных славянских богов, а не в насаждаемого греками обрезанного еврея! Нет-нет, Вениамин Михайлович, не надо мне преждевременно шить статью за национальный экстремизм! Я с должным пиететом отношусь как к вполне гигиеническому обряду обрезания, так и к богом избранному, как они сами считают, народу… Кстати, товарищ учёный консультант, вы не подскажете, а то я запамятовал, как называется идеология превосходства одного народа над другими?
— Нацизм, — совершенно машинально ответил Тарасов, — Стойте-стойте, Виталий, эвон вас куда занесло! Ещё немножко и двести восьмидесятую, а то и двести восемьдесят вторую статью за национальный экстремизм будут с вашей лёгкой руки шить уже мне! Впрочем, давайте лучше продолжим. Вот вы рассказали про свои электрошокеры, радиохулиганство и, кажется, про дискотечное оборудование. Ну а что же было потом, Виталий?
— Ну а потом, — продолжил Князев уже практически нормальным голосом, для чего ему всё-таки пришлось, нет, не закусить, а выпить четвёртую, а уж после этого закусить, — А потом появились оплачиваемые заказы на ремонт старой техники. Сначала от бабулек с дедульками в нашей деревне, затем от разных производственных предприятий, в которых до сих пор продолжает работать советская и импортная техника тех лет, а с недавних пор и зарубежные заказы посыпались. С крупными сервисными центрами мне тягаться кишка тонка, а в своей маленькой нише я чувствую себя как губернатор где-нибудь на Камчатке. В теории конкурентной борьбы такая стратегия называется стратегией концентрации или фокусировки. Это мне мой товарищ маркетолог сказал, который здесь в Рязани живёт.
— О, ещё один товарищ маркетолог? — улыбнулся Тарасов сегодняшним воспоминаниям, — Это уже становится даже интересно. А его часом не Марком зовут? Такой немногим выше среднего роста, но, гм, несколько пониже меня?
— Да нет же, — отмахнулся Князев, — Мой друг скорее среднего роста. Ну, может быть, немногим чуть повыше меня. Мы с ним в школе вместе учились в одном классе, и как-то сошлись на почве увлечения фантастикой, которую читали запоем с класса этак с пятого. Техникой мы тоже вместе увлекались, но впоследствии он отошёл от неё, а я вот нет…
— Простите, Виталий! — прервал его Тарасов, не преминувший воспользоваться случаем, чтобы зацепиться за очередную веху в плане намеченного им разговора, — Вот вы сказали о своём давнем увлечении фантастической литературой. А какие жанры в ней вам больше всего нравятся? Ну там, фэнтези, научная фантастика, боевая, социальная, любовная…
— Ну вы и скажете тоже, любовная! — с не наигранным отвращением фыркнул Князев, — За кого, Вениамин Михайлович, вы меня, собственно, принимаете? Не подумайте чего, я, как бы это помягче сказать, не заднеприводной, но даже женских авторов, как и многие другие мужчины, терпеть не могу. Всё остальное из упомянутого вами списка, конечно, тоже читаю, если что хорошее попадается, но чаще всё же предпочитаю почему-то не названную вами альтернативную историю. А между тем, она давно уже, и не только по моему мнению, выродилась во вполне самостоятельный жанр. Вы так не находите?
Словно объевшийся свежей домашней сметанки деревенский кот, донельзя довольный ходом складывающейся беседы Тарасов откинулся на спинку диванчика и, испросив соответствующего дозволения, блаженно затянулся всего лишь второй сигаретой за вечер, так как за этим строго следила его снова куда-то запропастившаяся родная племянница.
— Вполне возможно, Виталий, вполне возможно! — пыхнул сизым колечком Тарасов, — Но я, откровенно говоря, в этом не особенно-то и разбираюсь, знаете ли. Вот с исторической точки зрения, как психосоциолог, профессионально интересующийся долговременными тенденциями развития нашего общества, это да! А скажите-ка мне Виталий, какой период и какая страна вам наиболее интересны в сюжетах по альтернативной истории?
— Странный вопрос, Вениамин Михайлович! — возмутился непонятливостью собеседника Князев, — Ну скажите мне, если я буквально помешан на технике эпохи, что называется, развитого социализма и всеобщего дефицита, о чём мне с детства так долго талдычил мой батя, то какой тогда исторический период и страна мне наиболее всего интересны, как вы думаете? Неужто средневековая Кирибати, простите за выражение?
— А почему бы и не Кирибати? — мечтательно улыбнулся Тарасов, — Вы даже вообразить себе не можете, Виталий, какая же там рыбалка, какая рыбалка! Эх, ну да ладно, ближе к делу, поскольку вы, насколько мне известно, даже близко не рыбак. И незачем так ехидно улыбаться, Виталий, специфика работы нашего ведомства как раз и состоит в постоянной работе с персональной информацией, поймите правильно!
— Проехали! — досадливо буркнул Князев, — Да всё я понимаю! Просто, одно дело, когда кино какое-нить про их хитрых шпионов и наших умных разведчиков смотришь, и совсем другое дело, когда узнаёшь о том, что и тебя изучают под микроскопом спецслужб. Но я надеюсь, что до скрытых камер в ванных и туалетных комнатах ещё не дошло? Нет, не то чтобы я сильно стеснялся своей личной гигиены или дефекации…
— Молодой человек!!! — взревел раненым сибирским медведем Тарасов, вновь от души громыхая пудовым кулаком по многострадальному столу, — Вы мне тут не забывайтесь!
— Во-во, — грустно заметил «молодой человек», — Вы забыли добавить, мол, колись, сука!
О боже, печально подумал Тарасов, опять начинать сначала. Эти современные подростки, к которым Всемирная организация здравоохранения ООН скоро будет относить и этого двадцатишестилетнего парня по какой-нибудь из очередных возрастных классификаций, такие ершистые, что даже не знаю, с какой стороны к ним и подступиться!
— Виталий, — устало взглянул на него Тарасов, — Давайте наконец поговорим серьёзно! Я ведь сижу с вами здесь поздним вечером в конце тяжелой недели и в двухстах километрах от своего московского дома совсем не потому, что мне там не с кем выпить и поговорить, что называется, «за жисть». Совсем нет, Виталий, от слова «совсем». Буду откровенен, за этот вечер мне надо поговорить с вами именно для того, чтобы понять, что же скрывается за вашими колючками, понять вас именно с человеческих позиций, потому как собранные на вас данные, как вы, надеюсь, понимаете, не дают такого представления. После этого я буду должен сделать или, соответственно, не сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться по причине его крайней привлекательности. Затем, мне придётся ещё подготовить и отправить руководству нудный отчёт о проделанной за день работе и уж только после всей этой хрени я смогу поехать домой. А это, как вы знаете, ещё не менее трёх часов по ужасным рязанским дорогам да по ночной поре. Да что говорить, Виталий, гляньте-ка на барную стойку! Ага, узрели, кто это там уже так сладко спит? Да-да, это — Ксюша! Она тоже работает почти без выходных, с раннего утра и до позднего вечера…
— Ну знаете, Вениамин Михайлович, — метнул свой возмущённый взгляд Князев с мирно спящей на барной стойке Ксюшиной головки на учёного консультанта, — Это уже можно расценивать как удар ниже пояса! Тем не менее, я готов ответить на все, ну или почти все, ваши вопросы. Только, Вениамин Михайлович, если хотите по-человечески, то давайте-ка без ваших психологических штучек! Это, я уверен, сэкономит, прежде всего, ваше время.
— Ну хорошо, — горестно вздохнул Тарасов, — В лоб, так в лоб! Скажите, Виталий, когда вы сразу же после Рязанского колледжа электроники проходили службу в Забайкальском военном округе, вас там быстро заметили и привлекли к службе в одном из инженерно-технических подразделений общевойскового полигона Цугол. Как это произошло?
— Как, как… — пробормотал Князев, отводя смущённый взгляд, — Да каком кверху! В том смысле, что в силу присущего мне природного любопытства, я излазил там всё что можно и то, куда мне вообще нельзя было нос совать. Знаете, какое у меня там было погоняло?
— Вы, наверное, имеете в виду полученную там от своих сослуживцев кличку? — с самым живым интересом спросил крайне недолюбливающий современный молодёжный сленг Тарасов, — Ну и какую же вы, Виталий, там получили кличку?
— Кличку! — презрительно фыркнул Князев, — Да что я вам, собака какая-нить, что ли? Тогда уж лучше кликуху. А называли меня там «Интересный», во как! Потому как всем на том, кстати, на самом деле, технически очень интересном полигоне интересовался.
За барной стойкой вдруг простонала во сне что-то жалобное Ксюша. Простонала, подняла слегка взлохмаченную голову с помятой щекой, посмотрела на собеседников мутными ото сна глазами и уронила на скрещенные руки уже другую щеку, пробормотав при этом что-то нецензурное, но так инее распознанное высокими договаривающимися сторонами.
— Да, Виталий, — оглянувшись на Ксюшу, понизил голос Тарасов, — Я читал служебные донесения особистов вашей воинской части по этому поводу. Повезло вам, что на дворе, слава богу, не тридцать седьмой год, иначе быть вам китайским шпионом!
— Бр-р-р! Что верно, то верно, Вениамин Михайлович, — передёрнулся Князев с нервным смешком и повторил как эхо, также понижая громкость своего, надо сказать, чересчур уж слишком громкого для обезлюдевшего кафе голоса, — Хорошо, что на дворе не тридцать седьмой год, тащ подполковник!
— А какой же тогда год вы хотели бы видеть на дворе? — с преувеличенно безразличным видом поинтересовался Тарасов, — Нет, я, разумеется, запомнил, что вам нравятся сюжеты альтернативной истории про семидесятые, но это ведь не обязательно подразумевает ваше несбыточное желание жить в семидесятых годах, не так ли, Виталий?
— Но почему бы и нет? — вполне искренне удивился Князев, — Расцвет социализма, а по сути, и самого настоящего коммунизма! Смешные цены, уверенность в завтрашнем дне, отсутствие безработицы и вяло текущая, а не скачущая галопом инфляция, по-настоящему бесплатное образование, бесплатная медицина и нормальный пенсионный возраст… Что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость[ii]?
— Мне тоже за державу обидно[iii], Виталий! — усмехнулся Тарасов, поднося палец к губам и ещё больше понижая голос, — У меня ведь жена с семидесятого года рождения, вот ведь незадача какая, и пенсия ей теперь не скоро светит. У самого-то такой проблемы нет, как вы понимаете, выслуга лет и всё такое прочее. Короче, я бы мог выйти на пенсию ещё лет так двадцать назад, хотя мне сейчас только пятьдесят шесть лет… Ладно, как говорится, замнём для ясности! С этим мне теперь тоже всё понятно. А какая техника этого периода и почему привлекает вас больше всего? Мне это интересно как современнику той эпохи.
— Хм, — призадумался Князев, — Какая техника? Да хрен его знает, товарищ майор, ой, простите, товарищ подполковник, присказка такая у меня дурацкая абсолютно не к месту выскочила! А вообще говоря, Вениамин Михайлович, я люблю возиться с устройствами автоматики и вычислительной техники тех лет. Она какая-то более прозрачная и понятная, что ли. Современную компьютерную технику в наши дни почти нереально ремонтировать в домашних условиях, если только не менять платы целиком. А уж глянуть в схему может себе сегодня позволить только шибко крутой спец либо какой-нить конченый мазохист.
— Ну а как же ваш дипломный проект при сдаче экстерната в Рязанском государственном радиотехническом университете, где вы не проучились и дня? Разве вы не представили им на защите спроектированный вами и собранный своими же руками компьютер, Виталий?
Тарасов хотел было уже добавить по этому поводу какие-то несущественные технические подробности, но, вспомнив детали сегодняшнего разговора, вдруг неожиданно рассмеялся и постарался пояснить интервьюируемому кандидату суть своего вопроса, — Я, правда, не очень-то в этом и разбираюсь, как гуманитарий, но что такое компьютер вполне могу себе представить, Виталий. Я к тому, что наговариваете вы на себя, ой наговариваете!
Вместо ответа Князев сначала поднял глаза к потолку и, очень выразительно вздохнув, молча полез в сумку, откуда выудил на свет божий Защищенный планшетный компьютер промышленного назначения. Затем всё так же молча дождался завершения всех стартовых процедур и, открыв нужную папку, показал Тарасову фотографию странного устройства.
— Что это, Виталий?! — изумлённо прошептал тот, едва только рассмотрел снимок.
— Это? — как бы очнувшись переспросил Князев, крайне неохотно отрываясь от фото, на которое он смотрел с немым обожанием, — Портативный релейный компьютер с открытой Фон-Неймановской архитектурой и четырьмя ручками для более комфортной переноски!
— Можете не объяснять! — махнул рукой Тарасов, — Всё равно ни хрена не пойму! Однако, что такое реле, даже я знаю из курса физики седьмого класса советской школы. Но что же это такое получается, Виталий, да вас можно хоть сейчас забросить в ваши семидесятые и вы бы там не потерялись, ей-богу не потерялись бы!
— Ну не знаю, — скромно потупившись, мотнул подбородком Князев, — Да мне вообще-то и в нынешние двадцатые годы двадцать первого века неплохо, Вениамин Михайлович. С одной стороны, я абсолютно свободен перед нынешним временем от каких бы то ни было обязательств, включая и брачные, а с другой стороны, Всё ведь зависит от цены вопроса! Вы же хотите предложить мне участие в каком-то проекте, так или иначе, но связанным с перемещением во времени, я правильно вас понял, тащ подполковник?
И молодой человек ехидно глянул на опытного психолога Тарасова хитрющими глазами.
[i] Перефразированная цитата из советского мультипликационного фильма «Карлсон вернулся», снятого режиссёром Борисом Степанцевым по мотивам второй части трилогии Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон» в 1970 году.
[ii] «Хорошая жена, хороший дом, что еще надо человеку, чтобы встретить старость?» — цитата из советского художественного фильма «Белое солнце пустыни», снятого в 1970 году режиссёром Владимиром Мотылём на производственной базе студий «Мосфильм» и «Ленфильм» по сценарию Рустама Ибрагимбекова и Валентина Ежова.
[iii] Там же.