— Эти девчонки больше не твое дело. Теперь тебе надо думать о Билли Картере. Этот человек никогда не оставляет обид. Никогда. Я знаю его. Он передумает. Как только выполнит то, что хочет Рэй, он вернется сюда. И не с мыслью о прощении.
— Я не боюсь его.
Но Квинн боялась. Она точно знала, на что способен Билли. Она видела это воочию. Она нахмурилась, чтобы мать не увидела ее страха.
— Вот это зря, малышка. — Бескровные губы Октавии сжались. — А теперь отойди, или ты вынудишь меня сделать то, чего я не хочу.
— Ты не выстрелишь в меня. У тебя не хватит смелости.
— Не в тебя. — Октавия передвинулась и поправила винтовку в своих трясущихся, судорожных руках. Дуло нацелилось не на Квинн. Оно было направлено на Майло.
Сердце Квинн превратилось в лед.
— Октавия…
— Я не буду стрелять в тебя. Я никогда не смогу выстрелить в тебя, малышка. Но я выстрелю в мальчишку. Прямо в ногу.
Майло прижался к боку Квинн, дрожа как лист, но все еще храбрый, такой храбрый.
— Мой папа придет за тобой! Он не позволит тебе обижать нас!
Октавия фыркнула.
— Парню не обязательно оставаться целым, чтобы обеспечить нашу защиту. Он — заложник, чтобы обеспечить нам выход из этого места живыми. Видишь, это я думаю о таких вещах. Я. Рэй никогда не продумывает все наперед. Он не слишком умный. А я — да.
Квинн напряглась.
— Майло пойдет со мной.
— Черта с два. Он — моя страховка. Отойди, мальчик. Останешься там, где ты есть.
— Я никуда с тобой не пойду! — воскликнул Майло.
— Они убьют его, — сказала Квинн.
— Нет, не убьют. — Октавия усмехнулась, обнажив пожелтевшие зубы, ее лицо напоминало скелет и выглядело мрачным в жутком свете фонаря. — Тебе не нужно беспокоиться о нем, малышка. Речь только о нас. Ты и я.
Октавия заблуждалась. Да она не думала сама убивать Майло. Квинн верила в это. Чувствовала сердцем.
Но Октавия Райли плевать хотела на всех, кроме себя. И так было всегда.
Гулкий треск эхом разнесся по коридору.
Приглушенный и далекий. Выстрел.
Квинн и Октавия вздрогнули.
Майло испуганно всхлипнул.
— Что это?
Но они знали. Они все знали.
За первым выстрелом последовали еще четыре. Затем тишина.
Аттикус и Дафна Бишоп. Юнипер и Хлоя.
Квинн почувствовала, что разбивается на осколки. Разрывается на части. Угрожая разлететься на тысячи кусочков.
Нет, нет, нет! Этого не происходит. Не может быть. Это сон. Ужасный кошмар, от которого она все еще может проснуться.
Какие бы границы ни существовали для здравомыслия, она оказалась за ними, за пределами того, что может вынести нормальный человек.
Но она не могла упасть в пучину страха и отчаяния. Она должна продолжать двигаться, продолжать бороться.
Ни за что на свете она не умрет здесь сегодня. Ни она. Ни Майло.
Ярость вспыхнула в ней, как лесной пожар. Она позволила ей сжечь себя, позволила ей уничтожить все.
Со свирепым воплем Квинн бросилась вперед и схватилась за ствол винтовки.
Октавия зарычала и дернулась назад. Ремень все еще был перекинут через ее плечо. На ее лице промелькнула неуверенность.
— Что ты делаешь, малышка?
Квинн не потрудилась ответить. Она дернула винтовку.
Она всегда была сильной, ее мышцы окрепли от лазанья по деревьям, разгребания подъездной дороги и помощи дедушке в колке дров. Наркотики, бурлящие в организме Октавии, придавали ей силы тоже.
Они боролись за оружие в тихой, неистовой схватке. Каждая хваталась за винтовку, пальцами цепляясь за ствол, рукоятку, магазин и приклад.
Ничего не получалось. Драгоценные секунды уходили. Каждая прошедшая секунда приближала Билли Картера к этой комнате, приближала к убийству ее и Майло.
Билли не станет колебаться. Квинн тоже не стала.
Она напрягла мышцы, пригнулась и изо всех сил ударила мать коленом в живот. Слепая паника подстегивала ее.
Октавия рухнула на пол, задыхаясь от резкого вздоха. Она выпустила винтовку.
Квинн стянула лямку с плеча матери и освободила оружие. Затем она вырвала его из рук Октавии. Размахивая ею, как битой, она ударила мать по голове.
Октавия упала назад, шок и осознание предательства отразились на ее лице на долю секунды. Ее тело упало, как марионетка, у которой перерезали ниточки. Она не шевелилась.
Квинн не сожалела. Она не чувствовала вины. Может быть, позже. Она не могла ни о чем думать, не могла позволить реальности заполнить душу, иначе она ее раздавит.
Единственное, что она сейчас чувствовала, это страх и яростное, первобытное желание выжить.