Зато Егорша - ни-ни, одеяла на голое брюхо не натянул. И вообще, зубы стиснуты, глаза в потолок - пошел ко всем дьяволам!
Понятно, понятно, сказал себе Михаил. Не понравилось, как я вчера на поле вскипел. А кто бы не вскипел на его месте, когда перед тобой петушиные подвиги расписывают, сестру твою родную предают да в грязь топчут?
Однако он сейчас и виду не подал, что накануне между ними черная кошка пробежала.
- Давай, давай! Мигом! Солдат еще называется! Он схватил Егоршу за ноги, стащил с постели, вольготно раскинутой посреди избы, - совсем как в былые времена! - кивнул на белые, наглухо затканные туманом окна:
- Грибы наказывали, чтобы мы в гости приехали. Заждались, говорят.
- А ведь это мысля! - сразу воспрянул Егорша.
- Мысля! Молчи уж лучше - не трави душу. Умные люди с вечера о грибах думают.
- Да в чем дело? - спросил Михаил у насупленной сестры.
- Со стиркой я вечор разобралась. Оля выходной дала - дай, думаю, приберусь немного...
- Ерунда! - успокоил сестру Михаил. - Стирка и до вечера подождет.
Все решила команда Егорши. Тот, нисколько не думая про спящего сына, заорал как в казарме:
- Разговорчики! Пять минут на сборы. Понятно?
Собирались весело, со смехом, с шутками. Егорша - дурь в голову ударила начал притворно выговаривать Михаилу, зачем он не подождал, сон ихний оборвал на самом интересном месте - нарочно, чтобы вогнать в краску Лизку, и та, конечно, не выдержала - выскочила из избы.
- Ты бы все-таки эту жеребятину оставлял за порогом, когда в свою избу входишь, - с мягким укором посоветовал Михаил.
- А между протчим, - Егорша по-прежнему в этом слове старательно нажимал на "т", насчет этой жеребятины самой, знаешь, какое мненье у кобыл?
Последовал похабнейший анекдот, и Михаил первым затрясся от смеха.
Лиза не возвращалась. Умылся и оделся Егорша, Вася успел проснуться, а ее все не было.
Наконец забрякало железное кольцо в воротах.
Михаил по-свойски закричал было на переступившую порог сестру и прикусил язык: Лизка была не одна. Вслед за Лизкой в избу входила Раечка.
Егорша от радости подпрыгнул чуть ли не до потолка - любил компанейскую жизнь:
- По коням!
А Михаил только посмотрел на свою сестру, на ее сияющие зеленые глаза и все понял. Нет, ей мало быть счастливой самой. Она хотела, чтобы и брат был счастлив.
3
В Пекашине, если не считать заречья, самые грибные места за навинами и в Красноборье.
Занавинье грибом богаче, особенно солехами, да и ягоды там всякой больше, но Михаил решил ехать в Красноборье. Во-первых, надо Васю к матери забросить, а это как раз по дороге, а во-вторых, в занавинье сегодня сыро - до последней нитки перемокнешь.
Егорша, как только сели на телегу, начал травить анекдоты - на всякий случай у него притча да присказка. К примеру, Лизка спросила у Михаила, не забыл ли он свой нож, надо бы дырочку у коробки провертеть, ручка разболталась - пожалуйста, анекдот о дырочках...
Конь бежал ходко. За разговорами да за смехом и не заметили, как проскочили мызы, выехали к Копанцу.
Там кто-то уже был - в сторонке от дороги, под елью, горбилась лошадь. А пока они ставили своего коня да разбирали коробья, объявились и грибники Лукашин и Анфиса Петровна, оба с полнехонькими корзинами желтой сыроеги.
- Покурим? - предложил Лукашин.
Михаил промолчал, вроде как не слышал, а из женщин - из тех и подавно никто не поддержал председателя: раз приехали в лес, какое куренье?
Но Егорша, конечно, зацепился.
- Шлепайте! - крикнул он. - Догоню.
Рассыпались вдоль ручья. Места хорошие: холмики, гривки, веретейки. Всего тут бывает толсто - и гриба, и ягод.
Лизка, глупая, сразу же отскочила в сторону, якобы для того, чтобы пошире ходить, а на самом-то деле дурак не догадается, что у нее на уме. Хочет оставить их вдвоем с Раечкой, создать, так сказать, соответствующую обстановку.
Раечка кружила у Михаила под носом, он постоянно натыкался на ее широко распахнутые голубые глаза - они, как фары, высвечивали из тумана, звали, манили к себе, хотя тотчас же и пропадали. Но Михаил и шагу не сделал в сторону Раечки. Что-то удерживало, останавливало его. Только раз он, пожалуй, был самим собой с Раечкой - недели две назад, когда вечером столкнулся с ней возле школы. Да и то, наверно, потому, что навеселе был. А во все остальные встречи он будто узду чувствовал на себе.
Все-таки в одном месте они оказались впритык друг к другу. Это у муравейника, где спугнули глухарку.
Глухарка взлетела с треском, с громом, так что не только Раечка насмерть перепугалась - он, Михаил, от неожиданности вздрогнул. Потом он поднял с муравейника рябое, с рыжим отливом перо, оброненное птицей, понюхал:
- Чем, думаешь, пахнет?
Тут их догнал Егорша. Все было тихо, спокойно, и вдруг свист, гуканье, верещанье - по-собачьи, по-кошачьи, по-всякому, а потом и прибаутка на каком-то нездешнем мягком говоре:
" - Мамка, а мамка? У грибов глазы есть?
- Не, дочка.
- Врешь, мамка. Когда их едять, они глядять".
- Ты лучше, чем зубанить-то, покажи, что набрал, - спросила, улыбаясь, подоспевшая к ним Лиза.
В берестяной коробке у Егорши перекатывалась горстка мокрых, запорошенных старой рыжей хвоей козляток, каких они, Пряслины, вообще не берут. У Раечки тоже было негусто, зато у Лизки - полкороба. И какие грибы! Желтые маленькие сыроежки (самые лучшие грибы для соленья), масляные грузди, рыжики... А меж них красная и синяя строчка из брусники и черники пущена. Это уж специально для красоты.
Впрочем, Лизкин короб никого не удивил. В Пекашине - это всем известно нет ягодницы и грибницы, равной ей. Сама Лизка этот свой дар объясняла просто - тем, что ее бог наградил зелеными глазами, которые сродни всякой лесовине. "Вот они, грибы-то да ягоды, - говорила она в шутку, - и выбегают ко мне по знакомству, когда я иду по лесу, только подбирай".
Довольная, широко скаля свой крепкий белозубый рот, Лиза переложила половину своих грибов в коробку Егорши, шлепнула игриво по спине - носи, мол, раз лень самому собирать - и только ее и видели: умотала.
Первые коробья наполнили довольно быстро - к телеге подошли, еще туман ходил по лесу.
От мокрой Раечки шел пар - вот как она бегала, чтобы не подкачать. Потому что, как там ни пой, а неудобно девушке, да еще невесте, с пустым коробом к телеге выходить.
На этот раз Михаил покурил сидя, без особой спешки - имеет право! - затем вынес на обсуждение вопрос, что делать дальше. В запасе у них часа полтора куда двинем? В сторону поскотины, чтобы пособирать на луговинах волнух и рыжиков, или побродим в сосняке на речной стороне, то есть в том лесу, который, собственно, и принято называть Красноборьем?