Михаил снял с вешалки свой рабочий ремень с ножом на медной цепочке, опоясался.
- Возьмешь к себе. Чтобы духу ихнего здесь не было. Да сегодня же отправь обратно. И не вздумай денег давать. Раз домой дорогу нашли, найдут и из дому.
- Может, хоть денек-то им можно пожить дома? - подала наконец свой голос мать. И то невпопад: разве об этом теперь надо думать?
Дверь хлопнула. Михаил ушел на работу, даже не попрощавшись с ребятами. Те заплакали.
- Ну еще! - прикрикнула на них Лиза и даже ногой притопнула. - Сами виноваты, да еще и плачете... Одевайтесь! Живо у меня.
Чтобы не мозолить людям глаза (никогда не лишня осторожность), она повела братьев подгорьем.
- Ну вот, - заговорила, когда спустились босиком к озеру. - Смотрите, по дому соскучились! А чего скучать-то? Всё тут - и поля, и огороды, никуда не убежали. Нет, я бы на вашем месте не скучала. Вон ведь как вас одели да обули. Пальта матерчатые, башмаки, фуражки со светлым козырьком... Да вы как буржуи. Кто у нас, в Пекашине, так ходит? И кормили, наверно, - не помирали с голоду?
- Нет.
- Грамм-то пятьсот всяко, думаю, давали.
- Восемьсот...
- Чего? - Лиза остановилась пораженная. - Восемьсот грамм хлеба на день? Вам? На каждого? Ну вот Михаил-то и выходит из себя. Устраивал-устраивал вас, сколько время потратил, а вы на-ко что надумали - домой. Да где у вас голова-то? Ведь уж надо потерпеть - попервости завсегда человеку на новом месте муторно, а потом привыкают. Я бы еще не удивилась, кабы Федька деру дал, а то вы...
Лиза нагнулась, подняла с земли хворостину, погрозила Тузику - тот с самого начала, едва они вышли из дому, провожал их лаем, а теперь надрывался где-то на угоре, возле амбара, там так и перекатывался черно-белый клок шерсти. Нет, хоть и хвалят у них этого псишку, а бестолковый, не будет из него дельной собаки. Потому что разве дело это - на своих лаять?
- Вон ведь вы что натворили! - принялась опять совестить братьев Лиза. Тузко и тот дивится...
- А он и вчерась на нас лаял... Мы это подходим вечор с задворья к дому, а он нас не пускает... - И Петька и Гришка вдруг горько разрыдались.
- На вот! Нашли из-за кого убиваться. Маленькие! Тузко их не пускает...
- А мы его еще не видели... Нам Таня написала - у нас собачка хорошенькая есть...
- Да вы, может, из-за этой собачки хорошенькой и домой-то прибежали?
Ребята еще пуще разрыдались. И Лиза больше уже не распекала и не стыдила их. Она вдруг поняла, что они ведь еще дети.
2
- Татя, смотри-ко, каких гостей веду. Узнаешь ли?
- О, о! - неподдельно удивился Степан Андреянович. - Петр да Григорий. Сватушки...
- Домой вот прибежали, - сказала Лиза, прикрывая дверь за братьями. - А знаешь, зачем прибежали? - Она рассмеялась. - Тузка смотреть. На-ко, из города, за четыреста верст Тузка смотреть. - Она опять рассмеялась. - А Тузко, глупый, и к дому их не подпустил, лай на весь заулок поднял.
- Ничего, - сказал старик ребятам. - Не вы одни из-за собаки бегали. Я, бывало, постарше вас был, в работниках уж жил, а до того скучал по собачонке прежнего хозяина - Жулькой звали, - что хоть плачь...
- Неуж, татя? - страшно удивилась Лиза.
- Да, да, было такое дело.
- Ну, ребята, тогда не расстраивайтесь. Не у вас одних заворот в мозгах вышел.
Двойнята пробыли у сестры почти целый день, и Лиза все сделала, чтобы скрасить им неласковый прием дома. Первым делом она накопала молодой розовой картошки, целый чугун наварила - ешьте досыта! Почему вы такие-то худющие ведь когда война кончилась. Потом вымыла их в бане - что и за дом, когда в бане не побывал? Потом - не поленилась - сбегала к своим за Тузиком: Вася, мол, шибко капризит, может, с собачонкой успокоится.
Принесла в кузове за спиной, на пол вывалила - вот вам тот, по ком скучали!
В общем, не худо двойнята погостили у сестры, а уж с Тузиком-то наползались да наигрались сколько хотели.
Единственно с чем плохо в этот день было - с попутной машиной. Так этих попуток сколько хочешь ныне - леспромхозовских, колхозных, каждый час мимо ставроского дома катят то в район, то из района. А сегодня Степан Андреянович часами дозорил возле дороги - и ни единого колеса.
В конце концов Лиза решила до Нижней Синельги подбросить братьев на лошади - благо ей за подкормкой ехать надо, - а там, может, попадется какая машина, а ежели нет, то до Сыломы, большой деревни, где теперь стоит пароход, добегут и сами: недалеко - одиннадцать - двенадцать верст.
Степан Андреянович стал было уговаривать ее оставить ребят до утра ничего, мол, не случится, ежели и позже на день прибудут в свое училище, - но она и слышать об этом не хотела. Что она скажет в ответ Михаилу, как поглядит ему в глаза, ежели тот узнает о самоуправстве? - Не посчиталась она со старшим братом только в одном - насчет денег. Дала по двадцатке каждому на дорогу, потому что на попутке проедут и бесплатно, а на пароходе как? Хватит, натерпелись они страху, когда вперед попадали с пятеркой в кармане на двоих.
Ехали неторопко. Мазурик был в оглоблях - самая распоследняя коняга в колхозе.
У болота, в сосняке, кричали и улюлюкали ребятишки - не иначе как за молодой белкой гонялись, а со стороны новостройки, как на грех, тоже ребячий крик, да со смехом, с визгом, - похоже, Петр Житов шуганул бездельников. И, видно, очень уж горько от всего этого стало двойнятам - затаились позади сестры на телеге и ни слова.
Лиза попыталась развеселить их, вызвать на разговор об ученье, об их будущей жизни - раньше двойнята любили такие разговоры.
- Смотрите-ко, ребята, как вам повезло, - говорила она. - Во всей семье у нас ни у кого сроду не было паспорта, а у вас скоро целых два будет. Краса! Потом где захотел, там и живи - хоть в деревне-матушке, хоть на городах. Не зазнавайтесь только. Меня, может, потом и признавать не захочете, да?
Ребята не откликались.
Мазурик тащился еле-еле. Он и в молодости-то резвостью не отличался бывало, навоз возишь, не одну вицу обломаешь, а теперь, в старости, и вовсе от рук отбился. И особенно трудно было сладить с ним под вечер, да еще когда надо от дому ехать. И Лиза невольно подумала: вот лошадь, тварь бессловесная, к своей конюшне привязана, а что же говорить о Петьке да Гришке? Уж кто-кто, а она-то знает, как с родным домом расставаться. Не забыла еще, как отвозил ее брат в лес, на Ручьи:
Наконец добрались до Синельги.
Лиза торопливо, не глядя в глаза, обняла братьев - одного, другого, подтолкнула сзади:
- Чёсайте.
И не выдержала - расплакалась, когда двойнята, перебежав мост, вдруг оглянулись и замахали ей руками.
С запада надвигалась туча, темная, лохматая, откуда только и взялась - всю дорогу было светло. Осинки у моста залопотали, задрожали на ветру, серая россыпь прошлогодних листьев полетела по песчаной дороге... Да что же это такое? Кто же глядя на ночь отсылает ребят в дорогу?
- Стойте, окаянные! Куда это полетели?
Двойнята остановились, затем нерешительно вернулись к сестре.
- Из училища-то не выгонят, ежели ночь переночуете у меня?
- Не...
- Не! Как - не? Кто вас, летунов, держать будет? Кому вы такие нужны?
- Не, мы ведь не сами... Нам на неделю разрешено...